Сборник статей 2008гг. (v. 1.2)
Шрифт:
Происхождение видов
Стремление к политическим манипуляциям, вера в заговоры, страх перед тайным злом - все это далеко не ново. Однако факт остается фактом: в последние годы эти идеи получили массовое распространение.
Практика политтехнологов дает повседневную и богатую пищу теориям заговора. Однако и то и другое, в свою очередь, опирается на кризис массового сознания, порожденный крушением социальных движений ХХ века. Просвещение, демократия и марксизм - все эти концепции основывались на рациональном видении мира, в котором «люди сами творят свою историю». Сознательный, мыслящий гражданин наряду с коллективами и классами становился субъектом политического действия, оттесняя правителей, обосновывавших свое господство божественной
К началу ХХI века мы столкнулись со всеобщим кризисом рационализма. Потеря веры в прогресс означала, что рухнули и прежние представления о смысле истории. Но появилась растущая потребность найти в истории новый смысл, пусть даже иррациональный.
В этом плане «новая хронология» Фоменко, конспирология или политтехнология суть разные симптомы одной и той же болезни.
К счастью, наваждение не может продолжаться бесконечно. Реальность оказалась сложнее и противоречивее, чем полагали прогрессистские мыслители XIX века, но при всей своей ограниченности они были несравненно ближе к пониманию жизни, нежели сегодняшние властители дум. То самое столкновение с жизнью, которое подорвало веру в европейский рационализм, ежедневно наносит удар по новой политической мистике, независимо от ее идеологического оттенка.
В основе теорий заговора и политтехнологического мышления лежит глубоко консервативный взгляд на вещи, глубокая уверенность, что мир невозможно изменить коллективным, открытым и сознательным действием, а по большому счету невозможно изменить вообще. Если политика - это кукольный театр, то единственная ее цель состоит в том, чтобы сменить кукловодов.
История свидетельствует о другом. У политики есть содержание. Массы вполне способны осознать смысл своих действий и организованно отстаивать свои интересы. Если бы дела обстояли иначе, не было бы ни революций, ни реформ, ни демократических преобразований.
История создается усилиями множества людей, действующих разрозненно, а порой и нецелесообразно. История может быть трагичной, но она оставляет шанс для свободы.
И каждый из нас, кто, отвергая наваждение, начинает делать критические выводы на основе индивидуального и коллективного опыта, уже становится потенциальным творцом истории.
ОТПОВЕДЬ РАЗОЗЛЕННОГО «МОЛЧУНА»
В течение почти всего марта в Греции продолжались забастовки, демонстрации и массовые волнения. Мусорщики отказывались вывозить мусор, электрики веерно отключали электричество в жилых домах, а банковские клерки прекращали обслуживать клиентов.
И всё это безобразие пользовалось, судя по опросам, поддержкой 80% населения, терпеливо сносившего бытовые неудобства, поскольку граждане не видели другого способа остановить голосование по пенсионной реформе в парламенте. Оказалось однако, что правящим кругам равно безразлично и мнение большинства избирателей, и их страдания. Под вой народного негодования парламент утвердил вызвавший массовую ярость закон.
Скорее всего, это правительство и этот парламент не переживут следующих выборов, хотя до голосования далеко, а механизм либеральной демократии устроен так, что порой непопулярным кабинетам, заслужившим всеобщее отвращение, удается продержаться дольше, нежели иным диктаторам, обожаемым своими подданными.
Однако, всё-таки, почему такой накал страстей?
Пенсионные реформы продолжаются на Западе больше полутора десятилетий,
и вот какой парадокс: чем более активно и успешно проводится реформа, тем быстрее система погружается в кризис. В конце XIX века, когда в Германии были разработаны принципы современной пенсионной системы, в основу её был положен принцип солидарности поколений.Иными словами, из отчислений работников выплачиваются взносы в пенсионный фонд, который, в свою очередь, платит деньги вышедшим на пенсию людям. А когда нынешние работники выйдут на пенсию, их будут содержать на взносы следующего поколения. Правда, взносы работников составляют лишь часть фонда - его также пополняют из своих средств правительство и предприниматели.
Данная система прекрасно функционировала в большинстве развитых стран мира до конца 1980-х годов, когда неожиданно все заговорили об её кризисе. В западных государствах, правда, кризис выразился не в том, что старики перестали получать пенсии или пенсии эти стали недостаточными для жизни, а в сложных и запутанных объяснениях политиков и публицистов, подкрепленных неубедительными статистическими выкладками.
Суть этих рассуждений состояла в том, что из-за демографического кризиса рождаемость упала, а продолжительность жизни тем временем выросла. В итоге пенсионным фондам грозит банкротство, уменьшающееся число работников не может содержать растущее число пенсионеров.
С экономической точки зрения это примерно то же самое, как утверждать, что Европе в ХХ веке неминуемо должен был бы грозить голод, поскольку число людей, занятых в сельском хозяйстве, уменьшилось, а городское население выросло. Иными словами, демонстративно игнорируется рост экономики вообще и рост производительности труда в частности. Если раньше требовалось, скажем, три работника, чтобы прокормить одного пенсионера, то при современном уровне развития производства вполне достаточно и одного работника.
Другое дело, что нужны были некоторые организационные улучшения. В частности, требовалось немного повысить уровень пенсионных взносов, вычитаемых у рабочих, а также (внимание!) чуточку повысить отчисления, положенные государству и бизнесу. Опросы показывали, что работников не сильно волновал вопрос о том, что их пенсионные отчисления грозят вырасти на 1,5-2%, зато бизнес и государство были категорически против. И не потому, что им было жалко денег для пенсионного фонда, а потому что очень захотелось забрать себе весь пенсионный фонд целиком.
Вместо солидарности поколений была предложена форма индивидуальных пенсионных накоплений, которые, в свою очередь, передавались частным инвесторам для биржевых спекуляций. Каковые инвесторы, безусловно, приумножат пенсионные накопления и сделают всех людей под старость богатыми.
Тут однако возникает резонный вопрос: а зачем тогда вообще нужен пенсионный фонд? Зачем мне отдавать деньги какому-то незнакомому дяде, если я сам могу откладывать их на старость, как делали в прежние времена, когда ни о какой пенсионной системе ещё не слышали? В ответ правительства объясняли, что биржевые спекулянты, банкиры и финансисты - страшно компетентные люди, на которых можно положиться. Обыватель возражал, что если он захочет доверить свои сбережения финансовым спекулянтам или «стратегическим инвесторам», то вполне может сделать это самостоятельно, не нуждаясь в посредничестве государства.
Между тем, на практике именно государство играет здесь решающую роль, поскольку концентрирует разом огромные средства, куда большие, чем стихийно может накопить любой инвестиционный фонд, работающий с индивидуальными клиентами. А затем эти грандиозные средства разом выбрасываются на финансовый рынок, попадая в управление самым крупным, влиятельным и близким к правительству компаниям.
Коррупция при такой системе становится делом неизбежным, но её и не пытаются избегать, поскольку вся система как раз и представляет собой гигантскую коррупционную схему, причем совершенно легальную.