Сборник стихов

Вся дрожит золотая блесна, и по милости этой погоды так далекая юность близка, так свежо ощущенье свободы.

О, ходить, как я хаживал, впредь и твердить, что пора, что пора ведь в твои очи сквозь слезы смотреть и шиповником пальцы поранить.

Так сияй своим детским лицом! Знаешь, нравится мне в этих грозах, как стоят над жемчужным яйцом аистихи в затопленных гнездах.

Как миндаль облетел и намок! Дождь дорогу марает и моетэто он подает мне намек, что не столько я стар, сколько молод.

Слышишь?
– в тутовых ветках немых голос птицы свежее и резче. Прекратим эти речи на миг, лишь на миг прекратим эти речи.

НА НАБЕРЕЖНОЙ

Я в семь часов иду - так повелось по набережной, в направленье дома, и продавец лукавый папирос мне смотрит вслед задумчиво и долго.

С лотком своим он на углу стоит, уставится в меня и не мигает. Будь он неладен, взбалмошный старик. Что знает он, на что он намекает?

О, неужели ведомо ему, что, человек почтенный и семейный, в своем дому, в своем пустом дому, томлюсь я от чудачеств и сомнений?

Я чиркну спичкой - огонек сырой возникнет. Я смотрю на это тленье, и думы мои бродят над Курой, как бы стада, что ищут утоленья.

Те ясени, что посадил Важа, я перенес в глубокую долину, и нежность моя в корни их вошла, и щедро их цветеньем одарила.

Я сердце свое в тонэ закалил, и сердце стало вспыльчивым и буйным. И все ж порою из последних сил тянул я лямку - одинокий буйвол.

О старость, приговор твой отмени и детского не обмани доверья. Не трогай палисадники мои, кизиловые не побей деревья.

Позволь, я закатаю рукава. От молодости я изнемогаю пока живу, пока растет трава, пока люблю, пока стихи слагаю.

ОТ ЭТОГО ПОРОГА...

От этого порога до того работы переделал я немало. Чинары я сажал - в честь твоего лица, что мне увидеть предстояло

Пока я отыскал твои следы и шел за ними, призванный тобою, состарился я. Волосы седы. Ступни мои изнурены ходьбою.

И все ж от этой улицы до той я собирал оброненные листья, и наблюдали пристально за мной прохожих озадаченные лица.

То солнце жгло, то дождик лил - всего не перескажешь. Так длинна дорога от этого порога до того и от того до этого порога.

И все-таки в том стареньком дому все нашими населено следами, и где-то там, на чердаке, в дыму, лежит платок с забытыми слезами.

От этого и до того огня ты шила мне мешок для провианта, Ты звездную одела на меня рубаху. Ты мешок мой проверяла.

От этого порога до того я шел один среди жары и стужи, к бокам коней прикладывал тавро, и воду пил, толок я воду в ступе.

Я плыл по рекам и не знал - куда, и там, пока плыла моя пирога, я слышал, как глаголила Кура, от этого и до того порога.

ОЛЕНИ НА ГУМНЕ

Я молод был. Я чужд был лени. Хлеб молотил я на гумне. Я их упрашивал: - Олени! Олени, помогите мне!

Они послушались. И славна работали мы дотемна. О, как смеялись мы, как сладка дышали запахом зерна!

Нас солнце красное касалось и отражалось в их рогах. Рога я трогал - и казалась, что солнце я держу в руках.

Дома виднелись. Их фасаду закат заглядывал в лицо. И вдруг, подобная фазану, невеста вышла на крыльцо.

Я ей сказал: - О, совпаденье! Ты тоже здесь? Ты - наяву? Но будь со мной, как сновиденье, когда засну, упав в траву.

Ты мне привидишься босая, босая, на краю гумна. Но, косы за плечи бросая, ты выйдешь за пределы сна.

И я скажу тебе: "Оденем оленям на рога цветы. Напьемся молоком оленьим иль буйвольим - как хочешь ты".

Меж тем смеркается, и вилы крестьянин прислонил к стене,

и возникает запах винный, и пар клубится на столе.

Присесть за столик земледельца и, в сладком предвкушенье сна, в глаза оленьи заглядеться и выпить доброго вина...

БЫКИ

Что за рога украсили быка! Я видел что-то чистое, рябое, как будто не быки, а облака там шли, обремененные арбою.

Понравились мне красные быки. Их одурманил запах урожая. Угрюмо напряженные белки смотрели добро, мне не угрожая.

О, их рога меня с ума свели! Они стояли прямо и навесно. Они сияли, словно две свечи, и свечи те зажгла моя невеста.

Я шел с арбой. И пахло все сильней чем-то осенним, праздничным и сытым. О виноградник юности моей, опять я янтарем твоим осыпан.

Смотрю сквозь эти добрые рога н вижу то, что видывал когда-то: расставленные на лугу стога, гумно и надвижение заката.

Мне помнится - здесь девочка была, в тени ореха засыпать любила. О женщина, ведущая быка, сестра моя! Давно ли это было?

Прими меня в моих местах родных и одари теплом и тишиною! Пусть светлые рога быков твоих, как месяцы, восходят надо мною.

АНАНИЯ

Люблю я старинные эти старания: сбор винограда в ущелье Атени. Волов погоняет колхозник Анания, по ягодам туты ступают их тени.

Пылает оранжевым шея вола! Рогам золотым его - мир и хвала! Сквозь них мне безмерная осень видна. Уже виноград претерпел умиранье.

Но он воскресает с рожденьем вина, в младенчестве влаги, что зрела века. Ведь эта дорога и прежде вела туда, где хранит свои тайны марани.

Ах, осени этой труды и сияния! А вон и ореха обширная крона, как часто под ней засыпал ты, Анания, и было лицо твое славно и кротко.

Меж тем вечереет, и, в новой длине, все тени бредут в неживой вышине, как луны, мерцают волы при луне, и столько добра и усталости в теле.

Как часто все это припомнится мне: тяжелые скрипы арбы в тишине и, в мирном и медленном лунном огне, Анания, и волы, и Атени...

В СИГНАХИ, НА ГОРЕ

Я размышлял в Сигнахи, на горе, над этим миром, склонным к переменам, Движенье неба от зари к заре казалось мне поспешным и мгновенным.

Еще восхода жив и свеж ожог и новый день лишь обретает имя, уже закатом завершен прыжок, влекущий землю из огня в полымя.

Еще начало!
– прочности дневной не научились заново колени. Уже конец!
– сомкнулось надо мной ночное благо слабости и лени.