Сборник.Том 5

— Магнифико!

Байта жестом попросила паяца удалиться, и тот безропотно повиновался.

Капитан заговорил так тихо, что Байте и Торану пришлось придвинуться поближе.

— Мул — хитрый игрок. Слишком хитрый, чтобы не понимать притягательности и блеска авторитарного правления. Если он от этого отказывается, то не без причины. Вот почему я думаю, что при личном контакте можно было бы узнать нечто важное, что он скрывает.

Он нетерпеливо махнул рукой, показывая, что вопросы задавать не время, и торопливо продолжал:

— Я побывал там, где он родился. Побеседовал с людьми, которые вряд ли долго задержатся на этом свете именно из-за того, что им кое-что известно. Они помнят ребенка, который родился тридцать лет назад, смерть его матери, его странную юность. Мул — не человек!

Торан и Байта вздрогнули. Они пока мало что понимали, но фраза звучала пугающе.

Капитан продолжал:

— Он — мутант, и, как свидетельствует его дальнейшая карьера, результаты мутации налицо. Я не знаю точно, какова его сила и до какой степени он соответствует образу супермена из дешёвых триллеров, но то, что за два года он прошёл путь от нуля до завоевателя Калгана, говорит само за себя. Видите, какова опасность? Разве может быть в Плане Селдона учтён генетический сдвиг с непредсказуемыми биологическими качествами?

Байта медленно, с трудом подбирая слова, проговорила:

— Не верю. Это какой-то обман. Почему же люди Мула не убили нас? Чего бояться слугам супермена?

— Я же сказал — я не знаю степени его мутации. Возможно, она ещё не завершена, и поэтому он пока не готов к нападению на Академию. В такой ситуации самое разумное с его стороны — дожидаться завершения мутации. А теперь давайте вернёмся к паяцу. Позовите его. Я хочу с ним поговорить.

Капитан перевел взгляд на вошедшего, дрожавшего от страха Магнифико, у которого высокий, крепкий мужчина, пристально глядевший на него, явно не вызывал доверия.

Капитан спокойно спросил паяца:

— Ты видел Мула собственными глазами?

— О, я видел его слишком близко, благородный господин. Так близко, что у меня все кости им переломаны!

— Не сомневаюсь. Можешь его описать?

— Мне страшно вспомнить о нём, благородный господин! Он такой… громадный! Рядом с ним даже такой могучий человек, как вы, показался бы муравьем. У него ярко-рыжие волосы — как огонь, а руки у него такие сильные, что я не смог бы сдвинуть его с места, уцепись я и потяни изо всей силы.

Видимо, Магнифико вспомнил пережитые кошмары и весь как-то сжался.

— Часто, на потеху своим генералам, а то и для собственной забавы, он брал меня указательным пальцем за пояс и подвешивал — вот так, — а я должен был читать стихи. Только после двадцатого стихотворения он отпускал меня, причем каждое стихотворение должно было быть только что сочиненным и безукоризненно срифмованным. А порой он требовал ещё и ещё… Он — человек страшной силы, благородный господин, и ужасной жестокости. А глаз его, благородный господин, никто никогда не видел!

— Что? Повтори!

— Он носит очки, благородный господин, очень странные. Говорят, они непрозрачные, потому что у него нечеловеческое зрение. Я слыхал, — он перешёл на шёпот, — что тот, кто посмотрит ему в глаза, умрет на месте. Он может убивать взглядом, благородный господин!

Испуганный взгляд Магнифико перебегал с одного лица на другое. Он молитвенно сложил руки.

— Это правда, клянусь вам. Это правда!

Байта глубоко вздохнула.

— Похоже, вы правы, капитан. Что будем делать? Командуйте.

— Так. Давайте рассудим здраво. Как я понимаю, никаких дел у вас здесь больше нет. Верхний барьер открыт?

— Мы можем стартовать в любое время.

— Тогда стартуйте. Может быть, Мул и не хочет ссориться с Академией, но отпускать Магнифико рискованно. Наверху вас запросто могут ждать. Если вы благополучно исчезнете — кто будет виноват?

— Вы правы, — мрачно признал Торан.

— Однако у вас есть защитное поле, и скорость повыше будет, чем у любого из их кораблей, поэтому, как только выйдете из атмосферы Калгана, рвите вперёд как можно быстрее.

— Хорошо, — холодно согласилась Байта. — А в каком качестве мы вернёмся в Академию, капитан?

— В качестве дружественных представителей Калгана, если вы не против. По-моему, в этом не будет ничего удивительного.

Не сказав ни слова, Торан отправился к пульту управления. Все ощутили легкий толчок.

Только когда Калган остался далеко позади и Торан приготовился к первому межзвёздному прыжку, лицо Капитана Притчера едва заметно смягчилось — ни одного корабля армии Мула не встретилось на их пути.

— Похоже, он — таки позволяет нам увезти Магнифико, — сказал Торан. — Что-то у вас не сходится.

— Только в том случае, если он почему-либо хочет, чтобы мы его увезли. Тогда — плохи дела Академии.

Наконец был совершен последний прыжок через гиперпространство, до Академии оставалось лететь сравнительно недолго, и они поймали первую передачу на гиперволнах за время полёта.

Их внимание привлекла одна из новостей. Диктор упомянул о том, что некий диктатор, имя которого почему-то названо не было, послал в Академию ноту протеста по поводу насильственного увоза своего придворного. После этого сообщения диктор перешёл к спортивным новостям.

Капитан Притчер процедил сквозь зубы:

— всё-таки он нас опередил.

И подумав, добавил:

— Значит, он готов напасть на Академию. Ему просто был нужен повод. Теперь ситуация для нас несколько осложнится. Придётся поторопиться…

Глава пятнадцатая Психолог

У того факта, что люди, занимавшиеся «чистой наукой», по-прежнему вели в Академии образ жизни «свободных художников», были свои причины. Превосходство Академии в Галактике — и само её выживание — в огромной степени зависело от приоритета технологии, и хотя уже минимум как лет полтораста всё более главенствующие позиции занимала физическая сила, учёным удалось сохранить некоторый правовой иммунитет. Учёные были нужны, и они знали это.

Была причина и у того факта, что самым свободным из всех «свободных художников» был Эблинг Мис, несмотря на то что многочисленные титулы и учёные звания к его имени добавляли только те, кто не знал его поближе. В мире, где к науке всё ещё относились с уважением, он был Учёным — с большой буквы и кроме шуток. Он был нужен, и знал об этом.

Вот почему, когда другие падали ниц, он не склонял головы да ещё и громогласно заявлял при каждом удобном случае, что его предшественники сроду не унижались перед всякими там вонючими мэрами. И ещё добавлял, что во времена его предшественников мэров худо-бедно, а всё-таки избирали, а когда надо было — скидывали, и что единственное качество, которое можно получить по праву рождения, — это врожденное слабоумие.