Сборник.Том 7
Шрифт:
— Значит, всё это открыл Эстуолд?
— Не всё, но многое.
— До чего же чудесно, что мы научились получать пищу из той вселенной, — сказала Дуа. — Ведь теперь уже не страшно, что наше Солнце умрет. Всю необходимую пищу нам даст та вселенная.
— Именно.
— Но ничего плохого не происходит? У меня такое… такое чувство, что не всё хорошо.
— Ну, — сказал Ун, — для того чтобы Позитронный Насос работал, мы передаем вещество то туда, то сюда, и в результате обе вселенные чуть-чуть смешиваются. Наша ядерная сила слегка ослабевает, а потому слияние в нашем Солнце немного
— Нет, моё чувство «что-то плохо» не связано с этим. Но если ядерная сила становится чуточку слабее, значит, атомы начинают занимать больше пространства — верно? А что же произойдёт с синтезированием?
— Оно чуть-чуть затруднится, но пройдут миллионы циклов, прежде чем синтезирование станет по-настоящему трудным. Не исключено, что придёт день, когда оно окажется вовсе невозможным, и Мягкие вымрут. Однако прежде пройдут миллионы и миллионы циклов, а если мы не будем получать пищу из той вселенной, мы все погибнем от голода гораздо раньше.
— Нет, «что-то плохо» я ощущаю не поэтому… — Дуа говорила всё медленнее, потом её голос замер.
Она изгибалась между электродами, и Ун с радостью подумал, что она стала заметно больше и плотнее, как будто его объяснения питали её не хуже, чем солнечная энергия.
Лостен был прав! Знания приносят ей ощущение полноты жизни! Ун никогда ещё не чувствовал в Дуа такой беззаботной упоенности. Она сказала:
— Ун, спасибо тебе, что ты мне всё объяснил. Ты — замечательный левник.
— Хочешь, чтобы я продолжал? — полыценно спросил Ун (он был необыкновенно доволен). — Ну, так что ещё тебя интересует?
— Очень-очень многое. Но только не теперь, Ун. А теперь, Ун, теперь… Ты знаешь, чего я хочу?
Ун понял сразу, но он боялся что-нибудь сказать: слишком редко Дуа сама заговаривала о синтезе, и он боялся спугнуть её настроение. Если бы Тритт не возился с детьми…
Но Тритт уже был в комнате. Неужели он ждал за дверью?.. Но если и так? Сейчас не время думать об этом.
Дуа заструилась из пространства между электродами, и Ун был ошеломлен её красотой. Теперь она была между ним и Триттом. Сквозь её дымку Тритт весь мерцал, и его очертания вспыхивали неимоверными красками.
Такого ещё никогда не бывало. Никогда!
Ун старался продлить это мгновение, но его вещество атом за атомом смешивалось с Дуа, с Триттом, и мысли исчезли, растворились в невероятной, невыразимой радости бытия.
Никогда ещё со дня возникновения триады период вневременного бессознательного существования не продолжался так долго.
Глава Зв
Тритт был доволен. Он получил от синтеза всё, чего хотел. Все прошлые не шли с этим ни в какое сравнение. Мысль о том, что произошло, переполняла его ликованием. Но он молчал. Он чувствовал, что говорить об этом не надо.
Ун и Дуа тоже были счастливы. Он это ощущал. И даже дети так и светились.
Но счастливей всех был он, Тритт, — а как же иначе?
Он слушал разговоры Уна с Дуа и ничего не понимал. Но теперь это не имело больше никакого значения. Его не задевало, что им как будто вполне достаточно друг друга. У него
была своя радость, а потому он слушал с удовольствием.Как-то Дуа сказала:
— Значит, они действительно пытаются вступить в общение с нами?
(Тритт так и не разобрался, что это были за «они», хотя понял, что «вступать в общение» попросту означает «разговаривать». Почему бы так прямо и не сказать? Иногда ему хотелось вмешаться. Но если он задаст вопрос, Ун ответит только: «Да ну же, Тритт!» — а Дуа нетерпеливо заклубится.)
— Несомненно, — ответил Ун. — Жесткие в этом уверены. На веществе, которое мы получаем, иногда есть метки, и Жесткие говорят, что подобные метки вполне могут служить для общения. Сначала Жесткие даже сами использовали метки, чтобы объяснить тем существам, как сконструировать их часть Позитронного Насоса.
— Интересно, а как выглядят те существа? Ты можешь себе это представить?
— Исходя из законов той вселенной, мы можем установить свойства её звезд, потому что это просто. Но как установить свойства живых существ? Нет, мы никогда не узнаем, какие они.
— А не могли бы они сообщить это?
— Пожалуй… если бы мы понимали, что они сообщают. Но мы не понимаем их меток.
Дуа как бы огорчилась.
— Неужели и Жесткие не понимают?
— Не знаю. Во всяком случае, мне они про это не говорили. Лостен как-то сказал, что совершенно неважно, какие они, лишь бы Позитронный Насос работал и мощность его становилась больше.
— Может быть, у него не было времени и он не хотел, чтобы ты ему мешал?
— Я никогда ему не мешаю, — обиженно ответил Ун.
— Ты ведь понимаешь, что я хотела сказать. Просто ему не хотелось говорить об этом подробно.
Тут Тритт перестал слушать. А они ещё долго спорили, надо ли просить Жестких, чтобы Дуа позволили посмотреть на метки. Дуа сказала, что она попробовала бы уловить их смысл.
Тритт даже рассердился. Ведь Дуа — всего только Мягкая и даже не рационал. Наверное, зря Ун столько ей рассказывает. Она уже воображает себя неведомо кем…
Тритт заметил, что Ун тоже рассердился. Сначала он засмеялся. Потом сказал, что всё это слишком сложно для эмоционали. А потом вообще замолчал. И Дуа долго к нему ластилась, а он никак не хотел мириться.
А один раз рассердилась Дуа — просто в бешенство пришла.
Сначала всё было очень тихо. Они пустили к себе детей. И Ун позволил им возиться возле него. Даже когда Торун, правуленька, начал его тянуть, он не рассердился, хотя потерял при этом форму самым потешным образом. Но он только смеялся и начал сам менять форму. Верный признак, что он в хорошем настроении. Тритт отдыхал в уголке, и всё, что происходило, было ему очень приятно.
Дуа тоже смеялась над бесформенностью Уна и, поддразнивая, заструила своё вещество по его шишкам. А ведь Тритт знал, что ей хорошо известно, какой чувствительной бывает поверхность левых, когда они утрачивают форму овоида.
Дуа говорила:
— Я всё думаю, Ун… Если законы той вселенной понемножку переходят к нам через Позитронный Насос, так, значит, и наша вселенная по капельке отдаёт им свои?
Ун охнул от её прикосновения и отдернулся, но так, чтобы не напугать малышей.