Сборник
Шрифт:
– Слышал, - мрачно выговорил я.
– Только не говорите мне, что он рассказал анекдот до конца!
– Именно так, - подтвердил Бербело.
– Во всех подробностях, в прямом эфире. Я попытался дозвониться в телецентр, по безуспешно. Все линии XZM оказались заняты. Затем какая-то чрезвычайно взволнованная девушка-оператор оповестила сразу на всех каналах: "Если вы звоните по поводу последнего выступления государственного секретаря, то нет никаких причин беспокоиться. Все нормально. Пожалуйста, не занимайте линию!".
– Так, - подытожил я.
– Давайте еще раз все обмозгуем. Первое: телепередача покидает
– Примято, - ответил Бербело.
– Далее, поскольку ничего подобного не наблюдалось за всю эру черно-белого телевидения, стало быть, нам надо признать, что всему виной новая полихромная техника.
– А как же студийные записи? Они сделаны на той же аппаратуре - и ничего!
Бербело нажал кнопку, и перед каждым из нас раскрылся автоматический стол с батареей бутылок. После того как мы налили себе выпить, столики бесшумно убрались в специальные ниши.
– В "Синерадио" и в ОТ записывали непосредственно с передающей камеры. Кажется, я понял! Вся эта чертовщина начиналась в реальном эфире, после того как сигнал уходил с антенны передатчика! Пока он бродил но проводам в студии, все шло как надо...
– Точно! Значит, дело, во-первых, в экспериментальных цветных телепередачах, а во-вторых, в прямом эфире. Что это нам даст?
– Ничего, - согласился Бербело.
– Но мы можем поискать в этом направлении. Пошли.
Лифт перенес нас на три этажа вниз.
– Не знаю, слышали ли вы, но я совершенно помешан на телевидении, - с самодовольной улыбкой сообщил хозяин.
– У меня здесь лаборатория, и я просто лопаюсь от гордости, когда вспоминаю, что второй такой нет ни у кого в мире.
Оспаривать это было бы глупо. Никогда мне не приходилось видеть такого впечатляющего оборудования. Гигантская комната наполовину представляла собой музей, наполовину исследовательский центр. Кажется, тут было собрано все из богатой и долгой истории телевидения - от допотопных приемников с записью на магнитных дисках до самой новейшей техники объемного изображения. В углу громоздился неизвестный мне аппарат, оказавшийся этой злосчастной новой системой.
– Здорово, правда?
– Бербело прямо сиял.
– Эта махина была разработана в одной из лабораторий, получивших грант от нашей фирмы.
Для меня это прозвучало откровением. Кажется, я начинал воздавать должное этому незаурядному человеку.
– А как она работает?
– непринужденно спросил я.
– Гамильтон, - строго оборвал он меня, - мне целой ночи не хватит объяснять вам все детали... Итак, только в самых общих чертах. Колебания, испускаемые этим передатчиком, находятся не в фазе, и, чтобы добиться цветного изображения на экране приемника, необходимо предварительно их особым образом отфильтровать... В результате появившиеся нерегулярные добавочные колебания накладываются на собственные колебания несущей волны...
Признаюсь, от этой галиматьи я очень быстро отключился, но, почувствовав, что Бербело сделал паузу, бодро солгал:
– Все ясно. И чем же мы сейчас займемся?
– Я собираюсь с помощью антенны послать телесигнал в мой загородный дом. Это миль восемьсот на север - вполне достаточно для нашего эксперимента. Оттуда сигнал автоматически вернется к нам, но на этот раз по проводам.
– Он чем-то пощелкал на пульте
– Если мы обнаружим разницу между тем, что отправили, и тем, что получили, может быть, обнаружим и причину искажений.
– А что скажет Федеральная комиссия? Я не ханжа, но.., вспомните те перлы, которыми сопровождался показ моей "Морской раковины".
Бербело только фыркнул:
– Я уже подумал об этом. Передача будет направленной. Ни одна антенна, кроме той, что установлена в моем загородном доме, ничего не сможет принять.
Ну что за человек - все предусмотрел!
– О'кей, - сказал я.
– Начнем.
Бербело снова завозился у пульта, а потом сделал мне знак рукой, и мы уселись в кресла перед камерой. Все было устроено так, что мы могли видеть себя самих и в зале, и на экране, не поворачивая голов.
Передача началась. Бербело взглянул на часы.
– Если я все правильно рассчитал, то мы получим ответное изображение в интервале от десяти минут до получаса.
– Его голос прозвучал как-то странно, и спустя мгновение я сообразил, что он идет из микрофонов приемника.
К этому времени аппаратура прогрелась, и мы увидели собственные изображения на экране. Это было странное зрелище: словно вы восседаете перед большим зеркалом - но необычным, в котором "правое" не менялось на "левое"! Я сделал "козу" своему двойнику на экране, и получил в ответ то же.
Иллюстрация Wesso
– Зря стараетесь, - хмыкнул сидящий рядом реальный Бербело.
– Мы ведь хотим увидеть аномалию, а не простое отражение...
– Он чертовски прав, - поддержал его голос с экрана. Мы переглянулись, словно ошпаренные, а затем уставились на экран. Экранный Бербело полностью повторял движения Бербело реального, а вот что касается моего изображения, то оно в настоящий момент гнусно ухмылялось. В отличие от меня, застывшего с разинутым ртом.
Реальный Бербело хладнокровно посмотрел на часы.
– Восемь минут сорок шесть секунд. Интервал каждый раз все короче. Если это будет продолжаться, то следующие эксцессы на экранах телевизоров произойдут сразу же после выхода передачи в эфир.
– Верно, секунда в секунду, - ответил экранный Бербело.
Кажется, он полностью обрел независимость от Бербело реального. Я (реальный) потерял дар речи.
Реальный Бербело тяжело опустился в кресло рядом с реальным мной, лицо его словно окаменело.
– Вы слышали?
– шепотом спросил он.
– Ему понадобилась всего минута.
– И ч-ч-что теперь?
– выдохнул реальный я.
– Осмотрите меня внимательно, - попросил реальный парфюмерный король.
Мы оба откинулись в креслах и минуту-другую разглядывали друг друга, будто видели в первый раз. И, о Боже, тем же занимались наши изображения - они рассматривали нас!
***
Наконец реальный Бербело решился.
– Кто вы?
– спросил он, уставившись на экран.
– Кого мы вам напоминаем?
– переспросил экранный я. И оба изображения зашлись в счастливом хохоте. Экранный Бербело ткнул в бок экранного меня: