Сборник

– Скажи-ка мне вот что. Когда он ушел, проведя вместе с тобой чудесный день, ты ощутила.., утрату? Она призадумалась.

– Нет, пожалуй, не ощутила. Он наполнил меня до краев и не унес особой ни капли. В этом все дело. Любовь такой не бывает. С тобой, во всяком случае, я никогда такого не испытывала. Он не отнял у меня ничего.

– Она у меня тоже, - сказал Муленберг, кивнув.

– Что?!

Но он ее уже не слушал. Он медленно поднимался, не сводя глаз с входной двери.

***

Там стояла незнакомка. Она была по-иному одета, казалась спокойной и собранной. Только выражение лица и взгляд необыкновенных глаз остались прежними. На ней были джинсы, мягкие кожаные полусапожки на низком каблуке, просторный свитер из толстой шерсти, поверх которого лежал мягкий воротничок рубашки. Волосы у нее едва превышали по длине собственную шевелюру Муленберга, но были гораздо красивее.

Он отвернулся от незнакомки как от яркого света. Взглянул на часы. Восемь. И тут он заметил, что Баджи не сводит глаз со стоявшей в дверях, и лицо ее расцветает от радости.

– Мули, взгляни, - пролепетала она.
– Взгляни, вот он!

Незнакомка заметила их и улыбнулась. Помахав им, она указала на крайний столик близ окон, выходивших на разные улицы. Муленберг и Баджи направились туда.

Когда они подошли, незнакомка уже села.

– Привет, - сказала она.
– Присаживайтесь. Оба. Они устроились бок о бок напротив нее. Баджи разглядывала девушку в полном восторге. Муленберг стал тоже присматриваться к ней, и в глубине сознания зародилась безумная догадка...

– Быть не может...
– изумленно пробормотал он.

– Может, - ответила незнакомка, обращаясь прямо к нему.
– Так оно и есть.
– И бросив взгляд на Баджи, спросила:

– Она еще ничего не знает?

Муленберг покачал головой:

– Я не успел ей рассказать.

– Может быть, и не стоило раньше времени, - откликнулась незнакомка.

Баджи повернулась к Муленбергу и выпалила:

– Так ты его знаешь!

– Да, знаю...
– только и сумел выдавить он.

– Не можешь подобрать местоимение, да?
– расхохоталась незнакомка.

– О чем это он, - заволновалась Баджи.
– Хватит говорить загадками!

– Вскрытие развеяло бы тайну, верно?
– догадался Муленберг.

– Разумеется, - кивнула незнакомка.
– Все и так висело на волоске.

Глаза Баджи бегали от одного собеседника к другому.

– Объяснит мне кто-нибудь, в чем дело, или нет, черт побери!

Муленберг встретился взглядом с незнакомкой. Та кивнула. Он обнял Баджи. Слушай же, журналистка. Наш приятель - существо новое, на нас не похожее.

– Нет, не повое, - возразила девушка.
– Мы появились здесь много тысяч лет назад.

– Неужели?
– Муленберг пытался переварить услышанное, а Баджи съежилась и запротестовала:

– Но.., но.., но...

– Тихо, ты, - цыкнул Муленберг и крепче прижал ее к себе.
– Ты весь день гуляла не с мужчиной, Баджи, да и я провел полночи не с женщиной. Так?

– Так, - подтвердила незнакомка.

– И убили вовсе не сиамских близнецов, а таких же, как ты. И они...

– Они находились в состоянии конъюгации.

– В голосе незнакомки, охарактеризовать который можно было и как контральто, и как тенор, зазвучала неизбывная скорбь.

– В каком состоянии?
– переспросила Баджи. Муленберг решил ей объяснить:

– Некоторые формы жизни, - начал он, - и одноклеточный организм под названием парамеция - хороший тому пример - размножаются простым делением. Клетка и ядро удлиняются, потом ядро разделяется надвое и половинки расходятся в разные концы клетки. Наконец она тоже делится, и готово!
– получаются две парамеции.

– Но ты.., он...

– Помолчи, - оборвал ее Муленберг.
– Я еще не закончил. Недостаток простого деления в том, что оно не допускает обновления генов. Прямые потомки парамеции размножались бы, пока по теории вероятности гены вырождения не стали бы доминантными, и на этом род парамеций прекратился бы. Но простейшие обрели механизм зашиты от таких неприятностей. Заключается он в том, что две парамеции становятся вплотную и стенки клеток в месте соприкосновения постепенно исчезают. Сюда же передвигаются и ядра. В конце концов они сливаются, их содержимое перемешивается, затем они разделяются вновь и уходят каждая в свою клетку. Стенки парамеций восстанавливаются, парамеции отрываются друг от друга и расходятся.

Этот процесс и называется конъюгацией. Его ни в коем случае нельзя путать с половым размножением, ведь у простейших нет пола. Конъюгация вообще не связана с размноженном - оно может протекать и без нее.
– Тут он обратился к незнакомке.
– Но я никогда не слышал о конъюгации у высших форм жизни.

Незнакомка едва заметно улыбнулась.

– На вашей планете конъюгация присуща только нам.

– А остальное?
– спросил он.

– Вас интересует способ нашего размножения? Мы - партеногенетические особи женского пола.

– Так вы.., вы - женщина?
– пролепетала Баджи.

– Нет, это просто подходящее название, - пояснил Муленберг.
– У каждой их особи есть и женские, и мужские половые органы. Она оплодотворяет сама себя.

– Тогда они - как это называется?
– гермафродиты?
– спросила Баджи и, стушевавшись, поспешила извиниться перед незнакомкой, чем сильно рассмешила и ее, и Муленберга. Впрочем, незнакомка была столь обаятельна, что даже смех ее не мог никого обидеть.

– Нет, такое определение здесь неуместно, - заговорил наконец Муленберг. Гермафродиты - это люди. А наша собеседница - не человек.

– Более человечного существа я еще не встречала!
– вдруг выпалила Баджи.

Незнакомка протянула руку через стол и тронула девушку за плечо. "Она прикоснулась к нам впервые, - подумал Муленберг, - и это, видимо, большая редкость и огромная честь".

– Спасибо, - тихо молвила незнакомка.
– Большое спасибо тебе за эти слова.
– И кивнула Муленбергу.
– Продолжай.

– Теоретически - впрочем, о таких случаях я не слышал - гермафродиты могут иметь сношения с представителями обоих полов. В отличие от партеногенетических женщин. Они никогда не пойдут на это - такие контакты им просто не нужны. У людей гены обновляются во время размножения. А при партеногенезе это отдельный процесс.
– Он обратился к незнакомке: