Сборник

Они выбрались из машины, каждый со своей стороны, и дождь, словно повинуясь знаку режиссера этой пьесы, следящего за ней из-за кулис, сразу же полил сильнее. Редкие порывы ветра стихли; казалось, мир утонул. Вода стекала по спине Янси, наполнила глаза, подняла фонтаны грязи, достававшей до колен. Двигаясь на ощупь, он обошел машину, и где-то возле радиатора столкнулся с Беверли. Они вцепились друг в друга, жадно ловя ртом влажный воздух, и замерли, ожидая, когда кипящую завесу ливня разорвет хоть лучик света. Наконец в набухшем от влаги небе проступил смутный отблеск, тускло отразившийся в озере, и они побрели, по щиколотку в воде, по берегу вдоль ряда домишек.

Отдыхающие иногда жалуются, что домики стоят слишком близко. Таким недовольным, как видно, ни разу не пришлось преодолевать расстояние между ними, когда на землю опускается непроглядная пелена летнего ливня. Перед каждой кабиной торчал деревянный столб с выпиленным из фанеры номером наверху. Различить его можно было только на ощупь, водя по дереву сморщившимися от воды кончиками пальцев. Казалось, эти спасительные ориентиры отстоят друг от друга на добрых полмили. Янси и Беверли не пытались начать разговор, лишь время от времени бормотали очередной номер, отмечавший их продвижение. Ненадолго даже заглохло накопившееся за тяжелый день раздражение. Правда, оно вспыхнуло с новой силой после того, как они нашли номер двенадцатый, миновали следующий и, собрав последние силы, заспешили к тому, что стоял за ним, а следовательно, просто обязан был нести на себе цифру четырнадцать.

– Пятнадцатый, пятнадцатый!
– голос Беверли срывался, казалось, еще немного, и она заплачет.
– Где же четырнадцатый? Куда он пропал?

– Ни черта он не пропал, - проворчал Янси, безуспешно пытаясь стряхнуть воду, стекавшую в рот.
– Это вон тот домик, мы только что прошли мимо него. Суеверные. Боятся числа тринадцать. Что поделать, хозяйка всего этого женщина, - со значением добавил он.

Беверли так и охнула от подобной несправедливости, но поперхнулась водой и вместо возмущенной тирады слабо закашлялась. Они повернули обратно и поплелись к темнеющей впереди кабине. Янси с размаху опустил чемодан на крыльцо.

– Яне! Ты же всех перебудишь!

Он посмотрел на нее и вздохнул. В переводе это означало: "А зачем мы сюда пришли?". Потом заколотил в дверь; оба тесно прижались к мокрому дереву, пытаясь хоть как-то укрыться от дождя под декоративным выступом крыши. В окошке мелькнул свет, дверная ручка повернулась, и они отступили.

Ничто не подсказывало Янси, что в тот миг его жизнь была навеки разделена чертой на две части, - до и после встречи с Лоне. Между ними лишь это мгновение: завеса дождя и гостеприимно распахивающаяся дверь.

Ее бесстрашно, широко открыли перед незнакомцами, Янси набрал воздуха в легкие и начал:

– Меня зовут Яне Боумен. Это моя жена, мы...
– тут он разглядел ее лицо и голос сразу отказал, Лоис быстро оборвала затянувшуюся паузу, сделала ее незаметной.

– Входите, входите скорее!
– быстрым, уверенным движением она избавила его от ноши, шагнула мимо, нащупала в пелене ливня ручку и захлопнула дверь, увлекая супругов внутрь.

Иллюстрации ASHMAN

Запыхавшиеся и промокшие, они застыли, уставившись на нее.

На Лоис было нарядное платье каштанового цвета со стоячим воротником, какие носили во времена Елизаветы. Ткань волнами ниспадала с широких плеч, словно застывший водопад, шевелилась, тихонько шурша, даже когда Лоис не двигалась. Она чуть изогнулась и наклонилась, когда ставила чемодан, предоставив ему возможность удостовериться, что плечи не подложены, а мелькнувшая из-под платья босая ступня доказывала, что даже без каблуков она одного с ним роста. В тот момент Беверли заговорила, а может, только хотела что-то сказать; Янси повернулся к ней и, невольно сравнивая, отметил, какая его жена низенькая и жалкая, настоящая мокрая курица, какая она до тошноты привычная...

– Мы не знали, где...

– Ничего, - прервала ее Лоис, - впереди у нас целых дне недели, успеем объясниться. Прежде всего вам надо переодеться в сухое. Я подогрею кофе.

– Но.., но мы не можем...

– Очень даже можете. Разговоры оставим на потом, проходите, - сказала она, увлекая их по коридору налево.
– Там ванная. Обязательно примите душ. Горячий душ.

Не останавливаясь, Лоис сгребла с полки толстые мохнатые полотенца и сунула растерявшейся Беверли. Протянув руку через ее плечо, включила свет.

– Сейчас принесу ваш чемодан. Она вернулась почти мгновенно, Беверли не успела и рта раскрыть.
– Поторапливайтесь, а то сдоба остынет.

– Сдоба?
– пискнула Беверли.
– О, пожалуйста, не стоит...

Но супругов уже почти втолкнули в ванную, дверь захлопнулась, а ответом на вежливую тираду Беверли стали лишь легкие шаги хозяйки, стремительно прошелестевшие по коридору, словно негромкий озорной смех.

– Ну и ну, - произнесла Беверли, - Янси, что же нам делать?

– Полагаю, слушаться хозяйку.
– Янси приглашающе взмахнул рукой.
– Ты первая.

– Душ? О, я не хочу!

Он подтолкнул ее к рукомойнику и повернул лицом к зеркалу.

– А не помешало бы!

– Ох, ну и вид у меня!
– Она еще секунду колебалась, пробормотала, Ладно...
– и стянула через голову насквозь промокшее платье.

Янси медленно раздевался, пока Беверли плескалась под душем. К тому времени, когда зеркало совсем запотело, они уже весело напевала какую-то мелодию без слов своим тоненьким голоском.

Его потрясенное воображение вновь и вновь рисовало образ Лонг, какой она впервые предстала перед глазами, - очерченная светом лампы, обрамленная ореолом сверкающих капель дождя. Разум творил ее портрет, чтобы через мгновение отпрянуть от воссозданного облика, голоса, жестов в благоговейном ужасе. Он предпочитал любоваться, откалываясь анализировать то, с чем только что столкнулся. Его мир не содержал, просто не мог вместить ничего подобного. Единственная связная мысль оформилась в виде вопроса, на который Янси не знал ответа. Как может быть женщина такой решительной, проворной, сильной и в то же время начисто лишенной привычной, как ему казалось, суетливости, принося со своим появлением тишину и спокойствие? Ее голос доносился словно через наушники, - ясно, так что улавливались все оттенки тембра, - но при этом не раздражал, ласкал слух. Распоряжалась с такой завидной энергией, любой другой орал бы, как сержант во время строевой подготовки.

– Не выключай, - попросил он жену.

– Ладно.
– Она высунула из-за занавески распаренную руку, Янси набросил на нее полотенце.
– Ух, хорошо, - произнесла Беверли, выходя и энергично растирая тело.
– Такое чувство, будто нас похитили. Но это даже приятно!

Он шагнул за занавеску, намылился. Обжигающие струи приятно взбодрили озябшую кожу; под этим массажем расслабились даже те мускулы, которые не ныли после тяжелой дневной нагрузки. Никогда в жизни не испытывал Янси такого удовольствия, стоя под душем. Все было так хорошо.., пока не раздался сдавленный трагический вопль. Янси узнал хорошо знакомый сигнал и вздрогнул.

– Теперь-то ты что натворила?
– осведомился он деланно безразличным тоном, который был призван показать супруге, каких усилий стоит ему хранить ангельское терпение. Янси выключил душ и сквозь плотную завесу пара посмотрел на жену. На голове Беверли красовалось закрученное тюрбаном полотенце, с плеч свисал голубой пляжный халатик.

– Все в черном!

– Дай полотенце. Что в черном?

– В черном чемодане. А здесь только вещи для пляжа. Ничего твоего, кроме плавок.

– Да уж, - произнес он после подобающей паузы.
– Сегодня просто твой день.