Сборник " "

– Ну, что ты обо всем этом думаешь?

– Я попробую начать с конца и придерживаться только фактов, более-менее установленных вами. Прежде всего, о пропавшем журнале. Я не уверен, что вас пытались предупредить о визите постороннего в лабораторию, "уберечь от опасности", как вы, очевидно, склонны предполагать. Я поморщился, меня коробил его слишком официальный тон, но промолчал.

– Скорей уж вас просили не появляться в лаборатории, чтобы предотвратить находку колбы номер сто тридцать.

– То есть ты хочешь сказать, что она предвидела?..

– Вполне возможно, и, когда это не сработало, им пришлось организовать похищение журнала. Сам по себе он не представлял ценности для посторонних. Тем не менее его похитили. Остается лишь один возможный вывод: кому-то не нравились наши последние результаты, кому-то они могли помешать. Причем этот "кто-то" не был заинтересован в наших исследованиях. Сами по себе они его не интересовали. Иначе пропали бы записи с методикой опытов, сами пробы, наконец. Выходит, им было нужно во что бы то ни стало помешать нам довести работу до конца.

– И этот "некто" гримируется под нашего завотделом и потом, похитив журнал, кончает жизнь самоубийством...

– Вот! Эти факты настолько нелепы, что нормальной логикой их уже не объяснить. И заметьте, журнал все-таки исчезает из наглухо закрытой машины. Так что насчет самоубийства... Пожалуй, вы правы - в машине сидел не человек...

– Марсиане? Пришельцы на тарелочках? Не очень-то я в них верю, хотя, должен признать, такая версия могла бы объяснить сразу все сверхъестественные способности наших знакомых - Я не спеша допил холодный кофе, осваиваясь с этой неожиданной мыслью, потом сказал: - Может быть, они и не марсиане. Я уверен, что на Земле хватает своих загадок. Мы стали слишком уж самоуверенны с тех пор, как изобрели железо, электричество и пар.

– Мне очень хотелось бы увидеться с этой вашей знакомой...

– Ну что же... Давай попробуем. Хотя я не знаю, что из этого получится. Может быть, ее попросту не существует. Внушение, гипноз - мне мерещится разная чертовщина. Во всяком случае хоть что-то прояснится, и мы сможем решить, как действовать дальше. Возможно, мне пора сходить к психиатру. А может, все это гораздо серьезней, чем мы с тобой сейчас предполагаем, и тогда срочно придется принимать какие-то меры, какие-то конкретные действия, вдвоем нам с этим не справиться... Тем более что касается это не только нас.

– Кого же еще?

– Возможно, вообще всех. Всех людей.

Звонок звонил долго, слишком долго, я ни на что уже не надеялся, когда дверь бесшумно распахнулась. Она стояла на пороге, и мне показалось, что сон сейчас повторится. Холодный огонь блеснул в ее глазах... На ней было то самое легкомысленное летнее платьице, в котором она села в машину... Я готов был поклясться, что она знала о нашем визите заранее и надела это платье специально, чтобы мне досадить, чтобы издевательски подчеркнуть "чистоту поставленного мною над ней эксперимента". А когда она улыбнулась Артаму обворожительной, почти призывной улыбкой, я в этом уже не сомневался.

– Познакомьтесь, это мой сотрудник...
– я запнулся, - вернее, друг. Решили вот зайти...

Я стоял и мямлил нечто невразумительное, а она еще раз обдала меня все тем же презрительным и холодным взглядом, потом подала Гвельтову руку.

– Меня зовут Веста. Я вытер вспотевший лоб. Сон подтверждался во всех деталях. Ее имя... Дорожка, которую я видел во сне, висела па своем месте. Прошло, наверное, несколько минут, прежде чем я взял себя в руки. Меня оставили в гостиной, а Веста вдвоем с Артамом готовили на кухне кофе. До меня долетал ее веселый смех и кокетливая болтовня. Наказание обещало быть долгим и суровым. И я не ошибся. Вечер прошел отвратительно. Я все время чувствовал себя предателем, словно выдал некую принадлежавшую не мне одному и дорогую для меня тайну... Так оно, в сущности, и было. Я не испытывал ревности. Меня грызла глухая тоска и страх оттого, что подтвердились самые худшие предположения, оттого, что сон был правдой, а Артам размазней... Да и кто смог бы устоять перед этими глазами?

Я словно раздвоился. Одна половина моего существа жила нормальной человеческой жизнью, она попросту ревновала Весту к Гвельтову, и мне приходилось признать, что всего за несколько дней эта женщина стала значить для меня слишком много. Другая же его половина, не очень заметная, словно сидела в темном углу, сжавшись от леденящего душу страха. Постепенно это впечатление развеялось. Может быть, причиной тому было вино, которого оказалось в буфете у Весты целых две бутылки. Запас продуктов на этот раз тоже не вызывал никаких нареканий. Словом, нас ждали... А может быть, не нас, кого-нибудь другого... Веста включила магнитофон, и они с Артамом очень мило проводили время за танцами. Я же пил стакан за стаканом кислое вино, совершенно не пьянея, только мрачнел все больше. Придется как-то выпутываться из дурацкой ситуации, в которую я сам себя загнал, но я все не находил повода, а может быть, решимости, чтобы встать и уйти. Очередной танец кончился, они оба сели на кушетку рядом с моим креслом, продолжая начатый во время танца разговор. Казалось, они так увлечены им, что вообще забыли о моем присутствии.

– А что вы делаете по вечерам? Бывают же у вас свободные вечера? Неужели сидите здесь одна?

Он что, с ума сошел? Что за пошлости он говорит? Осталось лишь предложить ей свои услуги в свободный вечер. Но Весту ничуть не покоробил его вопрос.

– Я много читаю. Часами могу смотреть телевизор. Почти любую передачу. Правда, иногда мне кажется, что раньше я не любила этого занятия.

– Охотно верю. Наше телевидение страдает меломанией и обилием пустой болтовни. Она у них называется "Беседой за круглым столом". А ваша мама, вы, наверно, часто бываете у нее?

Мне показалось, что ее лицо напряглось лишь на секунду и тут же вновь смягчилось.

– Так получилось, что теперь нас мало что связывает. Раньше мы были большими друзьями, но с возрастом отношения меняются.
– Вдруг она улыбнулась: - Хотите посмотреть ее фотографии?

Артам, видимо, не ожидал этого предложения и растерялся. Я понял, что он неспроста затеял разговор.

– Нет, что вы, я вовсе не хотел...

– Да? А я думала, вы вообще сомневаетесь в том, есть ли у меня родители. Это был прямой вызов. Гвельтов смутился, попытался обратить все в шутку, но как-то неуклюже. Хозяйка вдруг потеряла к нашему визиту всякий интерес. Через несколько минут Артам поднялся и стал прощаться. Я молча последовал за ним. Нас не стали ни провожать, ни задерживать. Уже на пороге я обернулся. Веста не смотрела в пашу сторону. В ее пустом и отрешенном взгляде, упершемся в стену, не было ничего, кроме усталости и скуки.

Погода улучшилась. Вечер обещал быть тихим и прохладным. Мне казалось, что с тех пор, как я впервые подъехал к дому, где жила Веста, прошла тысяча лет. Гвельтов отстал. Я не сразу заметил его отсутствие и, погруженный в свои мысли, брел к троллейбусной остановке.

Конечно же она догадалась, зачем я привел Гвельтова. Надо было сначала откровенно поговорить с ней обо всем, но у меня не хватило на это смелости. Я боялся, что разговор разобьет начало того хрупкого чувства, которое связывало нас, хотя о нем, если не считать сна, не было сказано ни слова. И, конечно, ничего хуже нельзя было в этой ситуации сделать, как только пригласить постороннего человека разбираться в наших с нею делах...

Артам догнал меня у самой троллейбусной остановки, и, оттого что он старательно избегал моего взгляда, я лишний раз почувствовал, какой нелепой затеей был наш визит.

– Ну, так что? Какие выводы ты сделал?
– спросил я, чтобы как-то разрядить гнетущее молчание. Гвельтов словно очнулся от глубокой задумчивости.

– Выводы? Какие ж тут выводы... По-моему, она очень красивая женщина.

– Хорошо, хоть это заметил, - мрачно пробормотал я.
– Я же тебя не в гости водил...