Сбылась мечта идиота
Шрифт:
– А что отец?
– поинтересовался Иван, ища взглядом хоть какой - то намёк на присутствие в жизни Эллы и её сына крепкого мужского плеча.
– Хотя Венцеслав по отчеству Иванович, - опустила глаза в пол Элла, но он Гужвинский.
– А, - протянул Иван, не догоняя смысла услышанных от Эллы слов.
– Не могла же я ребёнка родившегося без отца записать на фамилию Ветров, - не смотря на то, что Элла мысленно прорепетировала эту фразу, голос её дрогнул.
– Так он что, реально мой сын?
– перейдя на шёпот, уточнил Ивана.
Прикуренная сигарета полетела на пол из его в изумлении открывшегося
Венцеслав позвал мать. Извинившись, Элла ушла в комнату к сыну, где они какое - то время о чём - то бурно спорили. Из услышанных обрывков фраз, Иван понял, что парень не доволен долгим присутствием в их доме незнакомого мужчины.
– Никакой он мне не отец, - в полголоса возмущался Венцеслав.
– Отец не тот, от кого я родился, а тот, который меня воспитал! Да и такого не было! А этого дядю я и вовсе первый раз за семнадцать лет вижу!
Элла что - то возражала сыну шёпотом.
– Ничего, пережуем!
– обиделся Иван и хотел было уйти по - английски, не попрощавшись, но тут вернулась Элла с робкой улыбкой на лице. Руки её тряслись мелкой дрожью.
– Извини, - тихо сказала Элла, поняв по его лицу, что он всё слышал.
В ответ Иван попытался выдавить из себя вежливую улыбку.
Они одновременно заметили, что вода в чайнике вскипела. Элла заварила пакетики в трёх бокалах и позвала на кухню сына. Но тот не ответил и не пришёл, выказывая своё негативное отношение к незваному гостю.
– А ты тоже хорош, испитая морда, - мысленно корил себя Иван.
– Парень имеет полное право обижаться. Они пьяные пошалили тогда на выпускном, а он теперь мучается. И неизвестно, чем это кончится. Однозначно: у него никогда не будет ни хорошей работы, ни своей семьи. Возможно, у него даже нет друзей. Кому в его возрасте хочется возиться с инвалидом?
– Когда сын ходил в детский садик, было проще. Я работала в его группе нянечкой и всегда была рядом. А в школе на переменах его частенько сшибали с ног оголтелые сверстники, - ответила на его мысли Элла.
– Ведь дети - в основном маленькие монстры, обделённые сочувствием.
Хотя и не все взрослые становятся гуманными.
А он постоянно испытывает боль в теле не проходящую и ноющую, к концу дня доводящую до исступления. И с этим ему приходится жить, потому что, несмотря на заверения врачей в его скорой кончине, он до сих пор не умер.
Впоследствии мне удалось уговорить некоторых педагогов, чтобы они доводили Венцеслава от одной классной комнаты в другую. А провожать его в школу и встречать после уроков продолжаю сама. Поэтому мою посуду по вечерам в кафешке напротив нашего дома.
– А это лечится?
– прервал Иван Эллу, давно напрашивавшимся вопросом.
– Пробовали, - вздохнула та.
– Но ты же знаешь наше отечественное здравоохренение: нет денег, тогда садись в длинную очередь и покорно жди смерти.
– А за деньги лечится?
– настойчиво докапывался Иван.
– Как - то можно справиться с этой болезнью?
– Да и не факт, что за деньги тебе помогут, - отрешённо отозвалась Элла.
– Ведь, если они всех больных вдруг вылечат, то кто будет потом покупать их дорогущие и бесполезные лекарства? А в фармакологии крутятся миллиарды.
Иван молчал, пытаясь переварить тяжёлый разговор.
–
Если и помогут, то только в Германии? Я слышала, что там действенно лечат - с горечью в голосе говорила Элла.– Но для начала нужно диагноз уточнить. А мы не можем себе позволить даже этого.
– Вся беда в том, что денег у нас нет, - как бы извинилась Элеонора.
Сильно хромая и хватаясь за любую опору, Венцеслав прошёл мимо кухни в сторону туалета. У Ивана сердце разрывалось смотреть, как тяжело приходится юноше.
– Ну, а к бабушкам обращались?
– поспешил вставить свои пять копеек Иван.
– Обращались. Все швы на штанах рассосались, а в организме улучшений нет.
– Да что я всё о своем, - вдруг спохватилась Элеонора.
– Сам - то ты как? Женат? Дети есть?
– Детей нет. А жена была. Разошлись мы, - скомкано охарактеризовал семнадцать пропитых лет Иван.
– Что плохая попалась?
– Да, нет - хорошая, - вздохнул Иван вдогонку своим мыслям.
– Правда, хорошая. Хотя один недостаток у неё всё же был - это я.
***
Иван сидел в кресле у горящего камина под уютный треск дров и исходящий от них ароматный дымок и слушал глухие удары ветра в окно. На столе остывала чашка капучино.
– У меня, оказывается, сын есть! И это не только пугает, но и захватывающе интересно! - забытое чувство неловкости вернулось и враз скомкало, начавшую было налаживаться, жизнь.
– А я отец! Отец - подлец, - насмешливо показало оно ему язык, вернув его к уже обычному презрению самого себя на трезвую голову.
Иван ясно представил себе Венцеслава, постоянно испытывавшего страшные муки, возможно потому, что родители его зачали, находясь в пьяном угаре. И ему вдруг стало ужасно стыдно. То, что он раньше привык считать безобидным случайным сексом, теперь приобрело совсем другой смысл.
– Ну, что я так в себе закопался?
– пытался он успокоить себя.
– Даже бог, как отец был не очень: главный смотрящий, а за единственным сыном не доглядел!
Одна разъединая, случайно залетевшая с улицы муха, деловито жужжа, покружила над столом и закончила жизнь самоубийством в чашке с холодным капучино. Иван помянул её матерным словом и вновь вернулся к своим мыслям.
Нервно затушив докуренный бычок в пепельнице, он потянулся за следующей сигаретой. Идея, вчера спонтанно родившая в его сердце, теперь нещадно доставала, упорно ища мозг. Он бесцельно побродил по дому из комнаты в комнату, потом лёг на диван, не прерывая мыслительного процесса в голове.
– Что он сделал хорошего в своей никчёмной жизни?
– подала голос нежданно проснувшаяся совесть.
– Ничего!
– ответил ей Иван.
– Дом не построил, дерево не посадил, сына не родил. Или родил?
Одним рывков он вскочил с дивана, почувствовав, как его щёки становятся пунцовыми. Мысли путались.
– Возможно, тогда на выпускном вечере он неосознанно сделал Элле подарок. И ни разу за семнадцать лет не заплатил алиментов.
Иван отвернулся к окну. Там своим чередом шла жизнь: На росшей у самого забора берёзе продолжали желтеть листья. Кабысдоша гоняла воробьёв. Но Иван ничего не замечал. По его лицу блуждала тень мучительного раздумья.