Сценарий собственных ошибок
Шрифт:
Неистово мчась в седле велотренажера вдоль дороги собственного брачного бытия, Инна решала кардинальный вопрос: каким образом ей справиться с ревностью? Убедить себя, что она совсем уже не любит мужа – и значит, ей безразлично, где и с кем он бывает, сохранять лишь формальность брачных уз? Или наоборот, убедить себя, что она так любит мужа, что ей безразлично, где и с кем он… Сердце колебалось между двумя возможностями, и наступал момент, когда уже ничего не хотелось: ни ревновать, ни следить за Игорем, ни убеждать в чем-либо себя и других. Хотелось спокойствия. Истинного, глубокого спокойствия.
«Истинное спокойствие при изменившем – хотя бы раз – муже недостижимо. Чтобы его достигнуть, надо, чтобы мужа не было. Следовательно, надо развестись…»
Напрягая икроножные мышцы, со струящейся по спине струйкой пота, Инна мотнула
В последовавшие за несостоявшимся скандалом дни Инна строго держала себя в рамках. Не пеняла мужу на поздние возвращения. «Я встречался с Сашей», «Я выяснял причины смерти Андрея», – говорил он, и Инна верила. Принуждала себя верить. Она перекочевала в собственную спальню, аргументируя это тем, что Игорь должен лучше отдыхать – и в результате стала лучше высыпаться сама. Она постаралась больше времени уделять Алине, свозила ее на экскурсию «Литературная Москва начала ХХ века», разговаривала о друзьях, о школе, о прочитанных книгах, мучительно сознавая, насколько она отдалилась от дочери… Насколько было проще, когда Линка была маленькая! А сейчас рядом с Инной как-то незаметно для нее образовался совершенно новый, незнакомый, в чем-то совершенно чужой человек. И с ним приходится совершенно по-новому налаживать отношения…
«Как же я запустила Алинку за время своей ревности! Сколько сил потрачено – и абсолютно не на то, что нужно! Может, если бы мы с Игорем развелись еще тогда, после первой измены…»
«Нет! – одергивала себя Инна. – Ради Алины я должна сохранять брак! Алина и без того сложная девочка. Если мы с ее отцом разведемся, она совсем замкнется в себе или… того хуже, может связаться с дурной компанией, начать принимать наркотики… Подросток – это такая ответственность!»
Инна запрещала себе ревновать. Вечером встречала мужа не раздражением, а улыбкой – и хотя Игорь на эти улыбки не слишком реагировал, Инна чувствовала, что внешняя форма поведения влияет на внутренние процессы. А внутреннее влияет на внешнее, ведь так? «Я не ревную… совсем не ревную», – с йогической отрешенностью внушала себе Инна. И даже сообщение Игоря о том, что он должен срочно лететь во Владивосток на переговоры, не вызвало у нее и подобия прежнего приступа подозрительности.
По крайней мере, так думала Инна. Ночью, последовавшей за этим сообщением, она спала у себя в отдельной спальне хорошо, безо всякого снотворного. Однако утром, подскочив по обыкновению рано, не могла дождаться, когда наконец отправит дочь в школу, а мужа – на работу.
«Я не ревную, – внушала себе Инна, – я ни капельки не ревную… Мне просто надо удостовериться, что все в порядке. Что Игорь едет во Владивосток».
С наработанной месяцами сноровкой Инна начала поиски с Игоревой дорожной сумки, без которой он никогда не отправлялся в поездки. Ничего. Ни плавок, ни презервативов, ни каких-либо других материальных намеков на отдых с любовницей. Но это ничего не значило. Разве трудно купить все необходимое на месте?
Дрожа от сыщицкого ража, Инна пошла ва-банк. Она позвонила Игорю на работу. Обычно этим телефоном она не пользовалась – супруги общались по мобильному. Секретарь Игоря снял трубку: чтобы усмирить ревность жены, Игорь взял на эту, как принято считать, женскую должность парня, зная, что скорее луна рухнет на землю, чем Инна заподозрит его в нетрадиционной сексуальной ориентации. Как же его зовут? Кажется, Денис. Не ошибиться бы… Да нет, стопроцентно Денис.
– Здравствуйте, Денис, я Инна, жена Игоря Сергеевича… Могу я с ним говорить?
– Игорь Сергеевич в банке, – бесстрастно проинформировал секретарь. Инна представила его мальчишеские розовые щеки и усердные маленькие глазки со светлыми ресницами, и ей вдруг стало и страшновато, и весело, будто она ввязывается в авантюру, которая может плохо кончиться. Ну и пусть! Лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас!
– А вы не скажете, на какой день заказаны билеты до Владивостока?
– Игорь Сергеевич не говорил, что летит во Владивосток… Спросить у него?
– Нет, Денис, это я, наверное, что-то перепутала, извините, спасибо, до свидания, – единым залпом выпалила Инна и повесила трубку. Раз Денис ничего не знает, значит, поездка во Владивосток не связана с делами. Если вообще он летит именно во Владивосток. Что-то Инна в этом крепко сомневается.
А все-таки неосмотрительно со стороны Игоря было брать в секретари этого молодого, старательного,
делового, самовлюбленного болвана! Любая девчонка-свистушка сообразила бы, что речь идет о любовном приключении, и не выдала бы своего начальника. «Владивосток? – прочирикала бы она. – Да, Игорь Сергеевич очень беспокоится по поводу этого совещания во Владивостоке…»Когда Володина мечта быть художником не реализовалась, работа по лимиту в Москве излечила его от желания славы Гогена или Сальвадора Дали. Володя увидел, что к мечтам надо подходить реалистично. Зачем, спрашивается, непременно стремиться рисовать картины для выставок и музеев? Есть ведь и другие профессии, где требуются способности художника, верный глаз и точные движения руки. Помимо рисования, любимыми предметами у Володи в школе были черчение и математика. А если вспомнить его города будущего, которыми он испещрял как блокноты, так и поверхность парты, за которой сидел – вывод напрашивается сам собой. А не податься ли ему в архитекторы? А вдруг это и есть его нераспознанное до сих пор призвание? Попасть в архитектурный немногим проще, чем в Строгановку, но все же полегче. И он записался туда на подготовительные курсы.
Родичи переживали. Слали ему из Озерска трагические письма: «Вовка, возвращайся! Что ты там делаешь в этой Москве? На что живешь, чем питаешься? Если уж она так дорога тебе, приедешь поступать на следующий год, деньжат как-нибудь накопим…»
Володя читал письма, написанные родным материнским почерком, по вечерам, возвращаясь с завода, на своей общежитской койке – единственном месте жительства, которым мог располагать. Вспоминал материнские щи… И возникала мысль: не послать ли это все подальше, не вернуться ли?
Однако внутренняя интуиция подсказывала: возвращаться нельзя.
Отбивая атаки соседа-алкоголика, Володя умудрялся готовиться к поступлению в МАРХИ даже в общежитии. И удалось-таки! Поступил он так себе, почти чудом, с полупроходным баллом. Однако уже в первом семестре зарекомендовал себя как один из лучших. Сказался не только природный дар, но и воспитанное семьей прилежание. Володя трудился изо всех сил.
А ведь на самом-то деле не так уж это тяжело – трудиться над тем, что нравится самому! Выяснилось, что Володя, который всю предшествовавшую жизнь считал себя исключительно художником, обладал редким даром чувствовать внутреннюю и внешнюю структуру здания. Архитекторы, как и писатели, бывают фантастами и реалистами. Фантасты способны создавать на бумаге конструкции, полные невероятной красоты – но с большим трудом привязывают плоды полета своей мысли к их практическому назначению. Реалисты, наоборот, исходят из назначения проектируемого здания – однако внешний вид их творений, как правило, серенький, усредненный, квадратно-гнездовой. Сигачев же умудрялся сочетать красоту с удобством, не впадая ни в одну из крайностей. Ему завидовали коллеги и ценили заказчики. А заказчиков у Владимира Сигачева было хоть отбавляй. От работы он никогда не отказывался.
Две страсти знал Володя: к архитектуре и к женщинам. Потому и поддержал впоследствии Андрюху, познакомившего его со своей очаровательной Дуней, что испробовал на собственном опыте: трудно мужчине обойтись одной-единственной избранницей. Очень, очень трудно.
Правда, познакомясь с Лией, с которой они учились на одном курсе, он об этом не подозревал. Наоборот, глядя на Лиину стройную, но с округлым задом, фигурку, на прямые гладкие волосы, подстриженные каре с закрученными вперед концами, на ее миндалевидные глаза, прятавшие под длинными ресницами затаенную страстность, он воображал, что останется верен этому чуду все долгие годы, которые отпустит им судьба. Лия, поверив его изъявлениям чувств, не осталась равнодушной, и на четвертом курсе они сыграли веселую студенческую свадьбу вопреки сопротивлению родителей. Родители бились в истерике, убеждая Лию: «Зачем тебе сдался этот провинциал? Ему нужна не ты, а московская прописка!»
Прописка Володе не помешала. Однако женился он не ради прописки, и тесть с тещей, с которыми приходилось ежедневно встречаться на кухне, постепенно начали это осознавать. Тем не менее настраивали дочку повременить с ребенком. Володя тоже не настаивал на детях.
И они повременили: до тех пор, пока Володя не выиграл международный конкурс со своим проектом отеля, пока они не смогли себе позволить отдельную квартиру, пока Лия не шепнула ему застенчиво: «Презервативы больше не покупаем». Пока… Пока он не встретил Анжелу.