Сценарий собственных ошибок
Шрифт:
«Бывает жизнь, которая кажется хуже смерти. Когда вчера еще полный сил молодой мужчина становится калекой, ему вполне может захотеться покончить с собой. Теперь ты понимаешь Сашу, правда ведь?»
Внезапно Миша испытал отвращение к этому сеансу самоанализа. Да что он в конце-то концов раскис? Сколько можно загонять себя в угол? Галлюцинации, поражение мозга, гематоэнцефалический барьер… А может, все элементарно просто, и случай в палате неврологического отделения был на самом деле? Да, и «Саша», и «перелом позвоночника» – все это имело место. Редчайшее совпадение. Или в больном проснулись телепатические способности, и он каким-то сверхъестественным образом проник в Мишины мысли. Почему нет? Много в этом мире загадочного и необъясненного. Почему из-за
А запах? Наверное, это самовнушение. Надышался в больнице всякой дрянью… Чтобы избавиться от него, Миша распахнул балконную дверь. В лицо ударил ветер со снежинками. Стало и вправду легче. Чтобы окончательно победить эту мерзость, Миша вышел на балкон. Кафельный пол обледенел, и, поскользнувшись, Миша уцепился за железные прутья. Мельком глянул вниз, откуда поднимались тоненькие голые ветви деревьев, и голова закружилась от высоты. Обычно Миша не отдавал себе отчета в том, что живет на пятнадцатом этаже. Его это совсем не пугало: скорее, пожалуй, радовался, что удаленность от скапливающегося внизу смога позволяет ему не портить легкие. Теперь он вдруг с невероятной отчетливостью понял, какой объем воздушного пространства отделяет его от заснеженного асфальта.
«Прутья балконные хилые, совсем проржавели от московской погоды. Нажми на них посильнее – не выдержат. Надо будет балкон остеклить», – пробилась сквозь все напластования страхов совершенно обыденная мысль.
– Осс-тек-ли-ить, – с предельной, достоверной, негаллюцинативной отчетливостью донесся из только что оставленной комнаты голос. Высокий, тонкий, почти женский. Со свистящими обертонами, точно у говорящего в груди спрятана миниатюрная флейта.
Схватившись за перила, прощально хрустнувшие, прежде чем начать свое продолжительное и прекрасное падение вниз, Миша обернулся. Невыносимо длинный день смеркся, на балконе сохранялся еще свет, но дверной проем в комнату обрисовывался сплошным черным прямоугольником. Не в силах остановить движение, тщетно пытаясь удержаться домашними тапочками за выскальзывающий из-под них кафель, Миша успел еще увидеть, как из этого прямоугольника протянулась к нему нежная, бледная, с крошащимися окровавленными ногтями рука… Может, тот, кому она принадлежала, собирался удержать Мишу. А может, подтолкнуть. Этого Михаил Парамонов так и не узнал – и в первый и последний раз за всю свою журналистскую практику совсем не стремился доискаться до истины.
Стука, с которым его тело ударилось об асфальт, Миша уже не услышал. Зато его услышали две пенсионерки, выгуливавшие собачек, и любопытственно засеменили к тому, что издали выглядело ворохом одежды, кое-как сваленной на снег.
Все! Баста! Пора завязывать с этим… этим… киномарафоном! Точно наркоман, который через силу отказывается от дозы губительного зелья, Игорь нажал кнопку «Stop» и решительно вынул из дивидишника злосчастный диск. Спрятал его в коробку и поставил на полку среди других фильмов. Криво усмехнулся: соседом «Игоря Гаренкова» оказался сериал «Назад в будущее»!
«Что касается путешествия «назад», оно состоялось. А вот насчет будущего… До будущего я так и не добрался. Даже до настоящего еще не дошел. Это мы пока оставим… Оставим… Иначе я сойду с ума. Или ослепну. Или случится что-то, чего я не могу себе даже вообразить».
За окном было темно, однако настенные часы показывали, что занялось утро третьих суток просмотра. Сбросив с себя наконец надоевший, провонявший потом костюм и белье (неужели только сейчас он почувствовал себя во всем этом некомфортно?), Игорь босиком проследовал в ванную… И остановился перед большим зеркалом в простенке. Из глубины, созданной стеклом и амальгамой, на него таращился красными распухшими глазами какой-то заросший дикарь с перекошенной физиономией. Живот подтянулся. Обозначились ребра. Ну да, правильно, на протяжении двух дней он ничего не ел, только пил чай… Но столь быстрый эффект?..
«Хотите сбросить вес – употребляйте автобиографические
фильмы! Остерегайтесь подделок! Истинный художник вашей нечистой совести – Лямпе Генрих Иванович, иначе – Сценарист! Запомнили? Сце-на-рист!»В ванной, отделанной сдержанным бежевым кафелем, в объятиях душистой пены Игорь почувствовал облегчение, которое не приносил ему за эти дни беспокойный сон. Долго тер себя жесткой мочалкой, долго скоблил щеки бритвой. Эти скромные по затрате сил действия вогнали в такую усталость, что он, не вытираясь, оставляя на паркете мыльные следы, пропутешествовал к кровати, на которую рухнул, не разбирая постель, и заснул. Проснулся три часа спустя, чувствуя себя значительно посвежевшим.
– Вероника, – стоя нагишом у окна, позвонил он секретарше, – я себя лучше чувствую. Что у нас на сегодня намечено – встреча с ростовчанами? На сколько? Да, не отменяй. Буду. Еду. Максимку с машиной пришли через часок.
Ощущая телесную чистоту как блаженство, Игорь брезгливо поднял с пола то, что на нем было во время просмотра фильма – точно одежду зачумленного. Отнес в корзину для грязного белья – прикажет домработнице постирать… Минут пятнадцать рассматривал в шкафу рубашки, галстуки и костюмы, прикидывая, что наденет для встречи. Он ощущал себя как выздоравливающий, который понемногу возвращается к прежней жизни.
«А Сашка вряд ли имел это удовольствие. Ведь к прежней жизни он не вернулся никогда. И костюм у него был всего один – тот, который он надел, собираясь в Москву. Тот, который он запачкал кровью и порвал о железнодорожные пути. Значит, когда он вышел из больницы, у него и одежды приличной не осталось…»
«А ну, прекрати! – оборвал себя Игорь. – Нечего изнурять себя самоедством. Что было, то прошло. Ну да, я поступил как свинья, но, в общем, для Сашки все относительно благополучно закончилось. У него есть деньги на круглосуточное сидение в Интернете, он молодо выглядит, может позволить себе поездку в Москву… А кто прошлое помянет, тому, как говорится, глаз вон».
Отбросив угрызения совести, Игорь стремительно оделся. До прибытия служебной машины еще успел послушать новости по радио. Ага, на сегодня курс доллара… курс евро… Бизнесмен Игорь Сергеевич Гаренков вливался в волны родной стихии. По дороге болтал с шофером о делах в фирме, чем весьма его удивил: тот привык к тому, что главный начальник обычно держится надменно и неразговорчиво. Войдя в свой кабинет, Игорь попросил у секретарши чашку кофе с печеньем – только сейчас он почувствовал, насколько голоден…
День был прекрасен. День был насыщен до предела всем, чем его можно было насытить. В Игоре проснулся голод не только к пище, но и к общению, и к профессиональной деятельности. Встреча с ростовчанами прошла на высоте, контракт на поставку им тракторов был уже практически в кармане. До конца рабочего дня Игорь успел побывать по делам в трех местах – и везде его поджидал успех. Встряска, которую он пережил, обострила его чувства, мобилизовала умственные способности.
«Смотри-ка ты, а в этом кошмаре есть свои положительные стороны. Повидав воочию прошлое, начинаешь больше ценить настоящее. И прилежнее работать ради будущего».
Соображение относительно того, что часть фильма, посвященную будущему, он еще не посмотрел, вселило под ложечку покалывающий холодок. Генрих втолковывал ему, что в человеческой жизни ничего невозможно изменить… А что, если он увидит такую грандиозную пакость, которую страшно захочется изменить? А ведь ничего уже не поделаешь! Останется только ждать, когда это свершится – и ожидание будет едва ли не ужаснее, чем сам ужас…
Ерунда! Если на то пошло, никто его не приковывает цепями к дивидишнику, не принуждает с пистолетом у виска смотреть до конца этот фильм. Насчет прошлого – ну да, полезно было заглянуть в лицо пережитому, вспомнить, банально выражаясь, молодость. Но то, что у него впереди – это принадлежит только ему. Видеть это или не видеть – его выбор. Решено: он не станет смотреть фильм. Он сделает вид, будто этого фильма нет в его коллекции… нет в его жизни…