Сценарий убийства
Шрифт:
– Нет-нет, – ответил я, едва Гриффин приподнялся с места. – Разумеется, доктор прав, но я прошу: побудьте со мной и, по возможности, дольше. Понимаю, вас ждут дела, но мне интересно все, что вы рассказываете.
– Хорошо, всего несколько минут, а потом вы отдохнете, – согласился Гриффин, садясь обратно в кресло.
С задумчивым видом он снова оглядел комнату, задержав взгляд на портрете дочери, и на несколько секунд замер, прижав к губам кончики пальцев.
– Когда дочка была еще ребенком, я часто заходил сюда по ночам и сидел вот так, в этом самом кресле, глядя, как она спит. Обычно я приходил ненадолго, всего на несколько минут, но эти минуты казались лучшими за день. Несколько коротких и тихих ночных минут, когда я наблюдал, как она спит. Мне хотелось, чтобы это длилось вечно, чтобы она оставалась моей маленькой дочкой, а я – ее молодым отцом. Впрочем, не то чтобы очень молодым… Когда она родилась, мне было почти сорок.
Гриффин снова посмотрел на фотографию.
– Наверное, вам непонятно, почему или даже как я мог оставаться со Стэнли в таких хороших отношениях? Почему мы были друзьями, несмотря на то что я хорошо представлял себе его натуру? – спросил Гриффин, постепенно переключая на меня внимание. – Из-за дочери. Стэнли спас ей жизнь. Вы не найдете этого факта ни в биографиях, ни в журнальных статьях. Он никогда и никому не рассказывал и взял обещание, что я никому не скажу. Девочке было три года. Тогда мы еще жили не здесь, а в Пасадене, на одной из обычных улиц. Они играла во дворе перед домом. По дороге бежала сорвавшаяся с привязи собака, а вернее, щенок. Девочка выбежала на улицу, чтобы поиграть со щеночком, и выскочила как раз перед машиной. В этот момент к дому свернул Стэнли. Увидев, он метнулся на дорогу и успел вытолкнуть ребенка. Стэнли сильно ударило. Он сломал плечо, но спас ей жизнь. Так что поймите меня правильно, Стэнли имеет право прийти сюда и бросить в окно стулом. Он может делать вещи, которые я не стерпел бы ни от одного существа на планете. Он мог бы даже убить жену – хотя я ни на минуту в это не поверю, – и я сделал бы все возможное, чтобы его выручить. Потому что, мистер Антонелли, я перед ним в неоплатном долгу. В вечном долгу.
Хотя, должен вам сказать, даже если бы этого не случилось, если бы Стэнли не спас мою дочь, наверное, я почитал бы за счастье быть его другом. Талант сам по себе не прощает абсолютно всего, но допускает многое. Я имею в виду настоящий талант – такой, каким обладает Стэнли Рот. Да, да, знаю: это Голливуд и вовсе не настоящее большое искусство. Странно, но с этим я могу согласиться. Большее из того, что здесь производится, – карикатура, пародия на жизнь, грубая и идиотская подделка того рода, на которую не захочет тратить свое время человек, более-менее чувствующий. Начав смотреть – случайно, от нечего делать, – он немедленно покинет зал, спрашивая себя: неужели такое кому-то нравится?
Подняв голову, Гриффин несколько секунд внимательно смотрел на меня.
– Удалось ли вам почитать, что пишут в прессе о процессе, в котором вы участвуете? Например, что писали газеты Лос-Анджелеса в то время, когда процесс уже начался? Если читали о произведенном вами «блестящем» перекрестном допросе свидетеля – вам не показалось, хотя бы на секунду, что этот перекрестный допрос в чем-то выше любого другого из вашей прошлой практики? Ведь такое бывает с каждым из нас, правда? Когда мы думаем о себе так, как о нас думают окружающие. Или, скорее, в терминах, в которых они про нас говорят. Довольно странно, если вдуматься: можно считать кого-то дураком или лжецом, человеком, который не станет говорить правду даже в случае, если поймет, что все давно его раскусили… Но стоит ему поделиться мыслью, будто вы совершили нечто грандиозное, – и он немедленно приобретает все свойства разума и поистине вселенскую мудрость. – Сложив руки на груди, Гриффин расслабленно привалился к подлокотнику. – Мы все так поступаем. Верим в то, во что хотим верить, изобретая тысячу причин, по которым не является истиной то, о чем мы слышать не желаем. И если в принципе всегда трудно не зависеть от мнения окружающих, то здесь, в этом городе, такое кажется почти невозможным – особенно если вы добились в нем успеха. Удачные вы делаете картины или не очень – вы все равно снимаете великие фильмы. А если уж вы Стэнли Рот, тогда вы не просто обладаете способностями режиссера, не просто компетентны в своем деле и можете раскрыть публике талант снимающихся у вас актеров. Нет, тогда вы – великий режиссер, и все, что вы делаете, представляет собой нечто исключительное – такое, что не под силу никому другому.
Здесь невозможно чувство меры, теряют смысл любые оценки, сформулированные по принципу «хуже – лучше», отражающие те или иные отличия одного фильма от другого. И Стэнли Рот – один из немногих, возможно, единственный, кто не верит в это. А знаете почему? Потому что знает: он лучше всех. И также потому, что знает еще кое-что: он еще не достиг того, чего должен достичь.
Гриффин тяжело вздохнул. Медленно переводя взгляд с одного предмета на другой, он словно наметил какой-то важный вывод.
– Разве с вами не бывало чего-то подобного? Когда вы осознавали, что действовали лучше других адвокатов, хотя совершали ошибки так же, как и они? Когда чувствовали ошибки, совершенные вами, и знали, что могли сделать лучше – например, лучше
провести тот самый перекрестный допрос, названный в газетах «блестящим»? – Вспомнив собственные слова, Гриффин заулыбался. – Полагаю, для себя вы отметили слабые места в допросе детектива Крэншо, показавшемся мне действительно великолепным. Вы понимаете, какие слова и какие действия следовало бы изменить. Возможно, даже испытываете досаду из-за того, что не сразу это заметили. Именно это я хотел сказать вам о Стэнли: он не зависит от того, что думают другие, потому что знает о своем деле гораздо больше, чем они. Иногда находиться рядом с ним невыносимо трудно, но, думаю, бывает, что так же нелегко постоянно быть рядом с вами. Наверное, для Стэнли непросто переносить самого себя. Такова цена, которую он платит за удивительный талант. Я преклоняюсь перед ним. Поэтому иногда мирюсь с вещами, с которыми мириться не следовало бы. Ну и что с того?Гриффин пожал плечами. Казалось, он отбрасывал любые подозрения относительно Стэнли Рота и рассуждения, мог ли Рот совершить нечто ужасное, способное лишить его поистине безграничного кредита доверия.
– Уирлинг был прав? – спросил я, дотрагиваясь до шишки на лбу.
Стежков оказалось не так много, как я предполагал, и шов не был таким уж неровным. Возможно, то, чего я опасался, обернется не более чем обычным порезом.
– Был ли он прав, говоря, что Стэнли Рот «кончился»? Нет, не поверю до тех пор, пока сам не увижу. Прав ли он в том, что кончилась студия «Блу зефир»? Возможно. – Гриффин помолчал. – Полагаю, студия кончилась в день, когда мы взяли в компаньоны Майкла Уирлинга. Я был против. Я хотел подождать еще немного, пока не соберем собственных денег, достаточных для старта. Ясно было, что Майкл не согласится, чтобы Стэнли или кто-то другой вел это шоу. Он гладко говорил, рассуждал, будто понимал – это студия Стэнли Рота и ему решать, как и какое кино будет снимать «Блу зефир». Но вы достаточно знакомы с Майклом, чтобы сказать: он никому не позволит делать то, с чем не согласен. По крайней мере если знает, что способен помешать. Думаю, Майкл надеялся, что однажды Стэнли поймет, в чем состоит его подход. Проблема в том, что чем больше Стэнли узнавал Майкла, тем больше убеждался: он не имеет о кино ни малейшего понятия. И естественно, Стэнли не стеснялся объяснить это Уирлингу. – Подумав, Гриффин добавил: – Стэнли знал, что Майкл обязательно захочет выйти из дела и это лишь вопрос времени. Он рассчитывал, что к тому моменту мы перестанем в нем нуждаться, что студия начнет зарабатывать достаточно денег и внешнее финансирование не потребуется.
– Что вы знаете про написанный Стэнли Ротом сценарий «Блу зефир»?
Глаза Гриффина загорелись.
– Новый «Гражданин Кейн»? Знаю, что Стэнли всегда хотел это снять. Мне известна и черновая линия сюжета. Но если вы спрашиваете, читал ли я сценарий, отвечаю: нет, не читал. А вы?
Казалось, Гриффина не удивил мой ответ. Еще меньше он удивился, узнав, насколько высоко я оцениваю текст.
– Он сказал, над чем сейчас работает? – полюбопытствовал Гриффин.
– Нет, не имею представления. Сказать правду, я не думаю, что Стэнли трудится над чем-то определенным. Хотя по ночам, после судебных заседаний, он и правда работает в своем бунгало… Полагаю, обычная для студии рутина.
– Все, что угодно, – вздохнул Гриффин, – только не обычная рутина. Он не рассказал, что это. Сказал только, что полностью захвачен новым делом и уже решил, какой фильм будет следующим. Как он собирается его снимать? Ведь… если даже это окажется последний фильм… Стэнли проводит в работе все время после судебных слушаний. Каждый вечер, иногда – почти всю ночь. И выходные, не вставая из-за стола. Даже не знаю, когда он спит. Думаю, единственное время, подходящее для отдыха, – когда Стэнли сидит рядом с вами в зале суда и не может делать ничего другого. Над чем бы он ни работал, такое впечатление, что это не может ждать.
Что ж, все верно. Рота обвиняли в убийстве, и, возможно, он догуливал на свободе последние дни. Однако когда я сказал об этом Гриффину, тот со мной не согласился и даже начал уверять, что Стэнли не признают виновным.
– В такой исход верит Стэнли. Он надеется, – попытался я внести ясность.
– Нет, он совершенно убежден. Стэнли знает, что невиновен, – ответил Гриффин и, прежде чем я успел возразить, с уважительным кивком добавил: – И знает, что вы докажете это.
– В сценарии «Блу зефир», – сказал я, – у главы студии есть партнер – только один партнер, – у которого роман с женой главного героя. Жена, которую он сделал кинозвездой, хочет, чтобы партнер мужа основал свою студию, на которой она сможет делать все, что захочет.
– И он делает это? Я имею в виду партнера. Он действительно покидает «Блу зефир» и основывает свою студию? – без выражения спросил Гриффин.
– Да. И актриса уходит вместе с ним. У «Блу зефир» начинается трудный период. Уильям Уэллс, так зовут главного героя – имя, которое Стэнли Рот дал самому себе, – снимает свой последний фильм. В этом фильме он решает рассказать правду о Голливуде и тем самым спасти студию. Он называет фильм…
Гриффин с интересом следил за моим рассказом.
– «Блу зефир».