Сцены из жизни Максима Грека

Василий, скучая, слушал старца, а сам с досадой думал о Данииле. Но последние слова запали ему в душу, ответили затаенным мыслям, преследовавшим его все лето. И сразу близость Мисаила приобрела для него иной смысл; он забыл уже о преклонных его годах и о том, что он присутствовал при стольких смертях и будет присутствовать и при его собственной, увидит и разгадает его душу. Он милостиво смотрел на припавшего к его ногам старца, который мог дать полезный совет, облегчить докучавшие ему в последнее время заботы. Василий заглянул Мисаилу в глаза и на этот раз не почувствовал никакого страха.

— Если справедливы слова твои, старец, тогда за что же господь так гневается на меня? — спросил он. — Покойный отец мой не был лишен его благословения. Расширялись пределы его земель, бог наградил его и потомством, было кому наследовать княжескую славу и силу. А мне как быть? Кому передать дело рук моих?

— Я же сказал тебе! — вскричал Мисаил. — И другого ответа не добивайся. Всевышний ждет от тебя одного: чтобы уберег ты христианское княжество. Все деяния твои благие, и ты получишь благословение господа. Лишь бы уцелело княжество, не то всему придет конец. Кто дает тебе добрый совет, тот твой друг, ниспосланный свыше. А худое нашептывает тебе глас сатанинский.

Василий, казалось, обдумывал его слова. Подойдя поближе, старец сказал наставительно:

— Обуздай сатану, заглуши дурные мысли, иначе не услышишь гласа божьего. Как и отца твоего, тебя окружают змеи. Но он в последнюю минуту послушал игумена Иосифа. Спас княжество, спас и свою душу. Ангелы унесли ее на небеса, я видел своими глазами.

Великий князь не сводил взгляда с выцветших зрачков старца.

— Ах, как же мне теперь быть? — вздохнул он. — Я на распутье. Пойду по одной дороге, спасется княжество, но погибнет душа моя. Пойду по другой, спасется душа, но погибнет княжество.

— Нет! Ничто не погибнет, если то неугодно богу, — отрезал Мисаил. — Послушай преданных бояр. Будет у тебя и наше благословение.

— Святой старец, но ведь великая княгиня жива, — в нерешительности проговорил Василий.

— Соломония пойдет в монастырь! — ударив себя по колену, вскричал Мисаил. — Ее грех!

— А если не захочет она?

— Не погибать Руси из-за Соломонии, — неожиданно сильным голосом провозгласил старец. — Будет так, как повелит церковь, а не Соломония.

— Церковь, говоришь ты? — удивился Василий. — А мне сказали, церковь не благословит второй брак.

Старец взмахнул рукой, словно отгоняя от тебя докучливую муху.

— Коли Варлаам не согласен, пускай идет в монастырь, — проворчал он. — Не место ему там, где он сидит. У тебя, Василий, путь прямой, да вот душу твою смутили языки ядовитые, что окружают тебя. Сперва ты привез с Белого озера Вассиана, чью душу гнетут давние страдания его рода. А теперь держишь при себе грека со Святой Горы. Не слушай его. Он не мудрец, как считают, а колдун. Желая тебе зла, его подослали к нам папа римский и вселенский патриарх.

— Патриарх вовсе не заодно с папой римским. С чего, ты взял, старче? — с недоумением спросил Василий.

— Да ты же просил прислать со Святой Горы одного монаха, а тебе прислали другого, — стоял на своем Мисаил. — Просил Савву, а прислали Максима. Максим же, прежде чем удалиться на Афон, состоял на службе у папы римского и писал для него книги. А какие книги писал он для папы? Неужто бог наставлял его писать еретические книжонки, угодные латинянам? Не бог, а сатана водил его рукой. Так же и нынче сатана нашептывает ему, что сказать да как поступить. И ты Максиму не верь. Прогони его, отправь на родину.

— Максим сделал тут немало хорошего, — возразил Василий. — Воротясь в Москву, мы обдумаем, как поступить. Повелеть ему уехать или остаться, чтобы еще потрудиться для нас.

Старца задели за живое слова великого князя, и он встал разобиженный.

— Гони его, гони прочь, пусть падет на него гнев божий. Пускай уезжает на родину, и там мудрый и всесильный господь распорядится им по своему усмотрению. Мы его не знаем, он чужеземец, нам неведомый. А если ты желаешь окружить себя мужами просвещенными, княжество наше, слава богу, велико, в нем множество славных монастырей. Выбирай там людей, Василий, кои болеют за Русь, ибо тут родились и тут помрут. И чужих краев они сроду не видели и не были в услужении у папы римского, а знают только свою отчизну.

Поклонившись, Мисаил пошел к двери. Великий князь не стал его удерживать.

На пороге старец остановился. Быстрым и легким шагом приблизился опять к Василию.

— На днях, государь, — зашептал он, — в палаты к Юрию Малому пришли Максим и игумен Савва, тоже грек. Был там и лекарь Марк. И Максим проклял Юрия, тот-де помешал тебе услышать наставление папы римского и разбить войско султаново. Проклял его и Савва. А Максим пригрозил Юрию написать в патриархию и на Афон, чтобы предали его анафеме. И тебя ругал последними словами. Назвал трусом, у которого душа уходит в пятки при одном имени хана. Все это рассказал Марк игумену Ионе, и я при том был, слыхал своими ушами.

Старец низко поклонился Василию и растворился, как дым, в темном дверном проеме.

ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ВАСИЛИЙ

Три монаха с Афона — Максим, Неофит и Лаврентий — готовились к отъезду на родину: другого дела в Москве у них не было. Великий князь остался доволен трудами Максима, так он передал с митрополитом Варлаамом: через несколько дней в большой палате дворца он примет из рук митрополита Псалтырь, и будет устроено празднество. Потом монахи, щедро наделенные дарами, пустятся в обратный путь.

С того самого часа, как им об этом сказали, монахи только и думали об отъезде. Как доберутся они до Кафы прежде, чем наступит зима. Как переправятся через море из Кафы в Синоп. [106] Как, наконец, после трех с половиной лет разлуки вновь увидят свой монастырь.

Лаврентию приснился сон, и теперь в келье Максима он рассказывал его двум братьям:

— …с одной стороны суша, и с другой суша, а посередине море. За морем видать монастырь, видно стены и башни, купола, колокольню… И вдруг появляется лодка, а в ней Неофит. «Поедем, — говорит, — Лаврентий, в монастырь». И тогда я оборачиваюсь и говорю Максиму: «Брат Максим, поедем в монастырь». И тут вдруг вижу я старца, склоненного к морю. В одной руке старец держит свечу, в другой — ореховую скорлупку. Я и спрашиваю сего старца: «Что ты, брат, делаешь?» — и старец отвечает: «Скорлупкой вычерпаю море и дойду до монастыря». И только сказал, свеча погасла.

106

Синоп — город и порт в Турции на южном побережье Черного моря.

Услыхав о погасшей свече, Неофит прервал Лаврентия:

— Погасшая свеча, Лаврентий, это плен. Говорят, король Ричард, [107] возвращаясь на родину из Палестины, увидал во сне, будто держит свечу и свеча погасла. А на другой день он попал в плен к австрийскому герцогу Леопольду.

Максим сидел у окна, еще источавшего последний свет дня. Разговор монахов долетал к нему словно издалека. Мысли были заняты другим. Вновь и вновь обдумывал он Слово, которое написал и хотел прочесть на празднестве при вручении великому князю Псалтыри. Когда Лаврентий окончил, Максим, не поднимая головы, сказал:

107

Король Ричард — Ричард Львиное Сердце, английский король (1157–1199). В 1192 г. на обратном пути из крестового похода был пленен своим врагом, австрийским герцогом Леопольдом V (1177–1194).