Сцены из жизни провинциала: Отрочество. Молодость. Летнее время

Он говорит себе, что в неприязни, которую питает к нему дядя, нет ничего личного, все дело просто в том, что он, сын младшего брата Сона, старше, чем его, Сона, сын – тот совсем еще ребенок. Однако он боится, что корни этой неприязни уходят намного глубже, что дядя осуждает его за преданность матери, незваной гостье их семьи, а не отцу – ну и еще за то, что он неискренен, нечестен и вообще никакого доверия не внушает.

Если бы ему пришлось выбирать себе отца – выбирать между Соном и его настоящим отцом, – он выбрал бы Сона, несмотря даже на то, что тогда он безвозвратно обратился бы в африкандера и вынужден был, как все дети фермы, провести годы в чистилище африкандерской школы-интерната, прежде чем смог бы вернуться сюда.

А может быть, у дядиной нелюбви к нему существует причина еще более глубокая: Сон ощущает темные притязания на него со стороны чужого ребенка и отвергает их, совсем как мужчина, который норовит стряхнуть цепляющегося за него младенца. Он постоянно наблюдает за Соном, любуясь мастерством, с которым тот делает все – от лечения больной овцы до починки ветряного насоса. Особенно зачаровывает его присущее дяде знание животных. Бросив на овцу всего один взгляд, Сон может назвать не только ее возраст и породу, не только сказать, какого сорта шерсть она будет давать, но и какова на вкус каждая часть ее тела. Овцу для забоя он выбирает, исходя из того, хороши ли будут ее ребра, когда их поджарят, или ляжки, когда их запекут.

Мясо он любит. И с нетерпением ждет ударов полуденного колокола и роскошного обеда, который они обещают: блюд жареной картошки, желтого риса с изюмом, батата со сладкой подливой, тыквы с коричневым сахаром и кубиками мягкого хлеба, кисло-сладких бобов, свекольного салата, а в середине стола, на почетном месте – самое большое блюдо с бараниной в собственном ее соку. Впрочем, посмотрев, как Рос режет овец, он старается с сырым мясом дела больше не иметь. Вернувшись в Вустер, он предпочитает не заходить в мясную лавку. Его отталкивает небрежная легкость, с которой мясник шлепает о прилавок куском мяса, разрезает его, заворачивает в бурую бумагу, пишет на ней цену. А когда он слышит скрипучее пение режущей кость ленточной пилы, ему хочется заткнуть уши. Вид печени, назначение которой остается для него туманным, его не очень смущает, но от выставленных в витрине сердец и уж тем более от подносов с требухой он отворачивается. Он и на ферме-то требуху есть отказывается, хоть ее и считают там большим деликатесом.

Ему невдомек, почему овцы принимают свою участь, почему никогда не бунтуют, а смиренно идут на смерть. Если антилопа знает, что нет на свете ничего хуже, чем попасть в руки человека, и до последнего своего дыхания старается убежать, почему овца так тупа? Ведь овцы – животные и должны обладать свойственной животным остротой чувств: почему же они не слышат последнего блеяния жертвы, убиваемой за сараем, почему не чуют запаха крови, не берут его на заметку?

По временам, оказавшись среди овец – когда их сгоняют для дезинфекции и до отказа набивают ими загон, из которого они убежать не могут, – он испытывает желание пошептаться с ними, предупредить о том, что их ждет. Но затем улавливает в их желтых глазах проблеск чего-то такого, что заставляет его молчать: покорности, предвидения не только того, что происходит за сараем с попавшей в руки Роса овцой, но и того, что ожидает их всех под конец долгой, сопряженной с мучительной жаждой поездки в Кейптаун на большом грузовике. Они знают все, до малейшей подробности, и на все согласны. Они подсчитали цену и готовы ее заплатить – цену того, что они живут на земле, цену того, что они живут.

Глава двенадцатая

В Вустере всегда дует ветер, немощный и холодный зимой, сухой и горячий летом. Проведя час под открытым небом, ты обнаруживаешь мелкую красную пыль у себя в волосах, в ушах, на языке.

Мальчик он здоровый, полный сил и энергии и тем не менее часто простужается. По утрам он просыпается с комом в горле, с красными глазами, из носу течет – не остановишь, его бросает то в жар, то в холод. «Я заболел», – хрипло сообщает он матери. Мать притрагивается к его лбу тылом кисти. «Ну, тогда лежи в постели», – вздыхает она.

Остается миновать еще один трудный момент – это когда отец спросит: «А где Джон?» – и мать ответит: «Заболел», а отец фыркнет и скажет: «Опять прикидывается». После этого он лежит как может тихо, пока отец не уходит, пока не уходит брат и он не получает наконец возможность приняться за целодневное чтение.

Читает он очень быстро и в книгу уходит с головой. Во время его болезней матери приходится два раза в неделю заглядывать в библиотеку, чтобы брать ему книги: две на свою карточку и две на его. Сам он библиотеки избегает, опасаясь возможных расспросов библиотекарши.

Он понимает: если ему хочется стать великим человеком, нужно читать серьезные книги. Он должен стать таким, как Авраам Линкольн или Джеймс Уатт, учивший при свече, пока все спали, латынь, греческий и астрономию. От мысли стать великим человеком он пока что не отказался и обещает себе взяться вскоре за серьезное чтение, но сейчас ему хочется только одного – читать захватывающие истории.

Он прочитывает все детективы Энид Блайтон, все повести о мальчиках Гарди [23] и все, написанное о Бигглсе [24] . Однако больше всего ему нравятся книги о французском Иностранном легионе, которые писал Персиваль Кристофер Рен. «Кто самый великий писатель на свете?» – спрашивает он у отца. Отец говорит: Шекспир. «А почему не Персиваль Кристофер Рен?» – спрашивает он. Отец Рена не читал и, несмотря на его военное прошлое, читать, похоже, не собирается. «Персиваль Кристофер Рен написал сорок шесть книг. А Шекспир сколько?» – с вызовом осведомляется он и начинает перечислять названия. Отец произносит: «А-ай!» – и раздраженно отмахивается, но ничего не отвечает.

23

Повести о подростках-детективах братьях Фрэнке и Джо Гарди публикуются издательским синдикатом Стратемейера с 1927 г. под коллективным псевдонимом Франклин У. Диксон.

24

О приключениях воздушного аса Джеймса Бигглсуорта по прозвищу Бигглс писал в 1932–1968 гг. английский пилот и писатель У. Э. Джонс (1893–1968).

Если отцу нравится Шекспир, значит это плохой писатель, решает он. Тем не менее он начинает читать Шекспира, книгу с желтоватыми, обмахрившимися по краям страницами, полученную отцом в наследство и, наверное, стоящую немалых денег, раз она такая старая. Он пытается понять, почему Шекспира называют великим. Прочитывает «Тита Андроника» – из-за римского названия этой пьесы, – затем «Кориолана», пропуская длинные монологи, как пропускает описания в книгах из библиотеки.

Кроме Шекспира, у отца есть еще томики стихов Вордсворта и Китса. А у матери – томик Руперта Брука. Они занимают почетное место на каминной полке в гостиной, рядом с Шекспиром, «Легендой о Сан-Микеле» [25] в особом кожаном футляре и книгой А. Дж. Кронина про какого-то врача [26] . «Легенду о Сан-Микеле» он начинал читать дважды, но каждый раз ему становилось скучно. Он так и не понял, кто такой этот Аксель Мунте, правдивая это книга или выдуманная и про что она – про девушку или про какое-то место.

25

Автобиографическая книга шведского врача Акселя Мунте (1857–1949).

26

Цикл рассказов и повестей шотландского писателя Арчибальда Джозефа Кронина (1896–1981) о сельском враче докторе Финлее публиковался с 1935 г. в журнале «Космополитен»; первый сборник, «Приключения черного саквояжа», вышел в 1943 г.

Однажды отец заходит в его комнату с книжкой Вордсворта в руке. «Ты должен это прочитать», – говорит он и указывает на стихи, помеченные им карандашными галочками. А еще через несколько дней приходит снова, чтобы обсудить с ним стихи. «„Грохот водопада меня преследовал, вершины скал, гора, глубокий и угрюмый лес – их очертанья и цвета рождали во мне влеченье – чувство и любовь“ [27] , – цитирует отец. – Великая поэзия, верно?» Он бормочет что-то, отказываясь встречаться с отцом глазами, отказываясь подыгрывать ему. И очень скоро отец сдается.

27

Уильям Вордсворт. «Строки, написанные на расстоянии нескольких миль от Тинтернского аббатства». Перевод В. Рогова.

Он о своей неподатливости не сожалеет. Он не понимает, какое отношение может иметь поэзия к жизни отца, и подозревает, что это всего лишь притворство. Когда мать говорит, что ей приходилось, чтобы избежать насмешек сестер, украдкой забираться с книжкой на чердак, он ей верит. Но представить себе отца читающим в детские годы стихи не может – сейчас отец читает одни газеты. По его представлениям, отец в том возрасте только и делал, что отпускал остроты, смеялся да сигареты за кустами курил.

Он наблюдает за читающим газету отцом. Читает отец быстро, нервно, перелистывая страницы словно в поисках чего-то, в газете отсутствующего, перелистывая шумно и прихлопывая их ладонью. Дочитав, он складывает газету в узкую полоску и принимается за кроссворд.

Мать тоже преклоняется перед Шекспиром. Она считает, что величайшая его пьеса – «Макбет». «Если б что-то там, все следствия предусмотрев… – бормочет она и запинается, а затем продолжает, подчеркивая кивками ритм, – всегда несло успех» [28] – и добавляет: «Всем благовониям Аравии не отмыть этого запаха» [29] . «Макбета» она проходила в школе. Учительница стояла у нее за спиной и щипала мать за руку, пока та не дочитывала монолог до конца. «Kom nou, – повторяла учительница, – Ну, давай же», – и щипала, и мать выдавливала из себя следующие несколько слов.

28

«Макбет», акт I, сцена 7; цитата сильно искажена: «Если б злодеянье, все следствия предусмотрев, всегда вело к успеху» (перевод Ю. Корнеева).

29

«Макбет», акт V, сцена 1; опять-таки: «Всем благовониям Аравии не отбить этого запаха» (перевод Ю. Корнеева).