Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

За обедом возникла неприятная ситуация. Кубусь в одном лишь был требовательным: он любил есть много и вкусно. К несчастью, обед в этот день не удался. Дамы, занятые разговором, не обратили внимания на недовольное ворчание Кубы, который злобно уничтожал подгоревший суп. Однако, когда подали баранину, которую он не любил, и в довершение к тому она оказалась жесткой, он резко отодвинул стул и вышел из-за стола.

— Я благодарю за такой обед! Это отрава, а не обед. Прошу меня извинить, но я предпочитаю пойти в первую попавшуюся харчевню!

— Якуб! — высокомерно заметила мать.

— Извините, — выдавил он из себя. — Человек не для того работает целый день как лошадь… До свидания!

Через несколько минут, в течение которых в столовой воцарилась

тишина, послышались торопливые шаги и хлопанье дверей, причем входная дверь отозвалась громче всех.

— Извините, пожалуйста, моего сына, — отозвалась наконец пани Гражина.

— Нервный он, — снисходительно усмехнулась пани Маркевич. — Мужчинам, я вам скажу, только бы хорошо поесть…

— Действительно, обед не удался, — пожала плечами пани Гражина. — Вы уж нас, если можете, простите.

— Да чего там, хороший обед. Где вы берете мясо? Потому что если на Снедецкой, что в доме Райхмана, то я бы не советовала. И берет дороже, и всегда кусок плохого сорта всучит. Известно, службе доверять нельзя. Каждый из них свой процент имеет, вот и берут лишь бы что. То же и с зеленью. Если вы хотите иметь все первосортное, я бы посоветовала брать на Кошиках, у Мартиновой, третье место от входа по правой стороне. Правильный вес, а если вы сами раз-другой зайдете, то она готова и сверх еще доложить: женщина заботится о клиентуре, чтобы не лишь бы кто. Я сама у нее вот уже четырнадцать лет покупаю.

Пани Гражина уклончиво ответила. Анна склонила голову, чтобы спрятать улыбку. Эта благодушная Маркевич, видимо, представляла себе, что такая деятельница, как пани Гражина, у которой одно совещание следует за другим, у которой постоянно заседания, лекции, политические встречи, инспектирование многих организаций, располагает временем, чтобы заниматься какой-то зеленью, мясом и вообще обыденными домашними делами. Если бы Маркевич пришлось ежедневно прочитывать столько газет, даже если бы она только просматривала обычную литературу тетушки Гражины, то и тогда уже не смогла бы найти времени на ведение домашних дел. Правда, заведование такой кондитерской тоже не простое занятие…

— А у вашего сына, — спросила Маркевич, — наверное, много работы? Такой бизнес, как фабрика по производству шоколада, да еще такая фабрика, это не шуточки. На одного человека работы выше головы. Неудивительно, что пан Якуб, как я слышала, вроде бы продает прядильню. Трудно разорваться на две части…

Пани Гражина и Анна широко открыли глаза:

— Как это продает? Я ничего об этом не знаю, — отозвалась пани Гражина, пытаясь скрыть удивление.

Маркевич флегматично охотилась как раз за последней черешней в компоте. Видя, что ей не справиться, она потихоньку мизинцем левой руки помогла себе, выплюнула косточку и сказала:

— Вот лезет в уши человеку то одно, то другое: иногда правда, а иногда сплетня. Но с прядильней, наверное, правда, потому что там уже и судебный контроль произведен. Понятно — кризис. Пан Якуб не специалист… Долги, говорят, большие… Специалист, может, еще справился бы как-нибудь, выпутался…

Пани Гражина стиснула зубы, и Анна, хотя никогда не отважилась бы всматриваться в ее черты, чтобы прочесть мысли, роящиеся за этим олимпийским лбом, и без этого знала, какими болезненными были эти мысли. С раннего детства Кубусь был причиной постоянных огорчений пани Гражины. Гимназию он закончил с большим трудом, подталкиваемый репетиторами и отцом, который, будучи уже тяжелобольным, часами просиживал над ним, помогая готовить уроки. Дважды провалившись, Кубусь наконец сдал экзамены, хотя об окончании какого-нибудь высшего учебного заведения не могло быть и речи. Несколько лет, безрезультатно проведенных в университете, политехническом институте и в Сорбоне, убедили в этом всю семью, включая самого Кубуся. Последующие годы совершенного безделья прошли за чтением криминальных романов, в раскладывании пасьянса, в мимолетных, не очень разборчивых связях, пока мать не решила женить его на женщине решительной, культурной и прежде всего энергичной, которая должна была стать для него спасением. И именно Жермена,

в то время секретарь секции отдыха Общественного объединения женщин, в высшей степени обладала всеми этими качествами. К тому же она очень нравилась Кубусю. Ее и выбрала пани Гражина. К общему согласию пришли достаточно легко, потому что Жерминович, муж Жермены, как раз в это время запутался в каких-то темных денежных махинациях и не мог не дать ей развода.

Анна не знала подробностей всей этой истории, расспрашивать не любила, а сплетням верить не хотела. Убеждена она была лишь в одном: Жермена как лекарство не много помогла. Весть, принесенная гостьей, подтвердила это достаточно выразительно. Манера, с какой эта простая женщина говорила о Кубусе, выражала явное осуждение, и Анна почувствовала всю боль, с которой воспринимала эту новость пани Гражина. Желая изменить тему разговора, Анна начала рассказывать о результатах кризиса в Познанском воеводстве, где так же, как и в Варшаве, разваливаются самые крупные фирмы. При этом тетушка вспомнила, что Анна собирается жить в Варшаве, и предложила ей комнату, в которой та жила, будучи студенткой.

После обеда дамы отправились для беседы в гостиную, а Анна с помощью служанки стала приводить в порядок предназначенную для нее комнату, с которой было связано столько воспоминаний и где, быть может, она провела свои самые радостные годы.

И когда она осталась одна в этих четырех стенах, покрытых голубыми матовыми обоями, среди белой мебели, расставленной, как и прежде, с какой-то претенциозностью, ей вдруг показалось, что ничего здесь не изменилось, что ее замужество, Кароль, Познань и даже Литуня — все это что-то мимолетное, как будто сон, и через минуту ей нужно будет одеться и бежать на лекции и не забыть зачетную книжку, — ведь мудрейший Сенкос обещал подписать…

Она громко рассмеялась, чтобы вернуть себя к действительности, которая вдруг показалась ей чем-то неожиданным, поражающим тысячами чужих и ненужных дел, условий, ситуаций, чем-то оскорбительным, назойливым и пустым вместе с Каролем, вместе с… Точно молния, ее пронзила мысль: как она могла позволить себе такое кощунство?! И вообще, что за ребячество — теряться в поисках своей действительности, своего места в мире где-то в прошлом или в будущем, если это место точно определено на карте планом улиц Варшавы и четырьмя голубыми стенами комнаты на втором этаже, отмечено черной цифрой в календаре и золотой стрелкой на циферблате часов. Реально то, что завтра она начинает работать в фирме «Мундус», что следует написать пространное письмо Каролю и договориться с тетей Гражиной о сумме, которую она должна ежемесячно платить за проживание и стол.

Она, правда, знала, что тетушка воспротивится такой постановке вопроса, но, в конце концов, уступит, понимая, что Анна не сможет остаться бесплатно. Эту черту Анна унаследовала от отца, который свои редкие беседы с дочерью постоянно начинял несколькими сакраментальными принципами, и среди них одно из главных мест занимал принцип о том, что ничего не следует принимать бесплатно. Он сам следил за этим с такой скрупулезностью, что, живя среди людей, придерживающихся иных принципов, умер, не оставив дочери ни гроша долга, но в то же время и ни гроша наследства.

На то, чтобы принять что-нибудь от тетушки, особенно сейчас, когда доходы Шерманов значительно уменьшились, она не согласилась бы ни за что на свете. Она, собственно, самостоятельный человек, зарабатывает на себя достаточно, а после месячного испытательного срока будет зарабатывать еще больше, и нет никаких оснований, чтобы получать милостыню.

Высказать свои аргументы тетушке у нее представилась возможность только поздним вечером, когда пани Гражина вернулась с совещания и была слишком обессилена, чтобы затевать спор. Она согласилась принимать от Анны сто двадцать злотых за содержание, наотрез отказавшись брать плату за комнату, поскольку комната все равно была пустой. Но, расставаясь, перед тем как пойти отдыхать, тетушка высказала свои претензии: почему Анна в поисках работы в Варшаве обратилась не к ней или к Кубусю, а к совершенно чужим людям?

Поделиться с друзьями: