Счастье быть женщиной

Я сама чинила ребенку расклеившиеся ботинки, сама выволакивала на улицу тяжеленный громоздкий ковер, чтобы почистить его, сама делала дрелью дырку в стене, сама чинила крыльцо на даче, в котором просели несколько досок. Я все делала сама, сама, сама…

Я помню, как однажды, приехав на дачу, захотела попить чаю и с удивлением поняла, что никогда сама не разжигала самовар, который всегда стоял на столе, когда мы пили чай. Это всегда делал муж, и это было так естественно, что самовар уже стоит на столе. Теперь же я испытала легкое замешательство — как это надо делать? Я вспомнила, как это делал муж, и привычно подумала — ничего, и без него обойдусь. Найду в летней кухне ведро, в котором лежат лучинки, набью их в самовар, растоплю его — и будет чай…

Ведро оказалось пустым, и я поняла — лучинки надо тоже сделать самой. Это не охладило мой пыл. Я выволокла из-за сарая бревно, взяла в руки топор — и удивилась тому, как, оказывается, неудобно держать его в руках. Это потом, когда я уже отказалась от своего глупого принципа делать все самой, — я поняла, что все инструменты, которые существуют в мире, сделаны под мужскую, не женскую (!) руку. И как это правильно, что они сделаны под мужскую руку! Потому что все эти дела, для которых нужны инструменты, должны делать мужчины. И как неправильно женщине хвататься за эти инструменты!

Но тогда я еще не подошла к пониманию этого. Тогда я горела желанием доказать себе и всему свету, что я все могу сама!

Я поставила бревно на землю и попыталась его разрубить. Я именно попыталась, потому что ничего из моей попытки не получилось. Оказывается, бревна не очень-то хотят стоять на земле. Потому что сама земля неровная, и само бревно не ровное, не распилено ровно под углом в девяносто градусов. Я здорово намучилась, таская это бревно по участку, чтобы найти место, где бы оно устойчиво стояло. Таким местом оказалось крыльцо. На него я и поставила бревно, на нем и остались зарубки от топора, когда я промахивалась, не попадая по бревну. (И еще долго потом мои гости, приезжавшие на дачу, спрашивали: «А что у тебя с крыльцом, почему оно все изрубленное?!» И я, скромно потупив глаза, объясняла им, — это я дрова рубила…)

Наконец бревно стояло ровно, и тут я обнаружила еще одну трудность, о которой и не подозревала, потому что никогда до этого мне не приходилось рубить дрова. Нужно было размахнуться топором достаточно сильно, потому что если ты недостаточно размахиваешься, топор не расщепляет бревно, а просто застревает в нем, и начинается новый мучительный этап — необходимо вытащить топор, который этого не хочет делать, потому что ты его засадила в бревно достаточно глубоко…

После нескольких неудачных попыток я все-таки разрубила бревно на несколько частей, потом еще на несколько, чтобы потом огромным ножом настрогать из него лучин. Я изрубила все крыльцо, я сбила руки в кровь жестким ножом, но сделала то, что хотела. Лучины были нарублены. Самовар был вскипячен. Я была горда собой, потому что еще раз продемонстрировала сама себе, что я все могу, и что мужчина мне не нужен!

Так продолжалось несколько летних месяцев, и я действительно замучила себя этой неженской работой, но при этом все еще не была готова признаться себе, что так жить неправильно, что так жить нельзя. Что нормальная женщина, если она еще женщина, так жить не должна!

Я почувствовала это, поняла это в одну секунду.

В один прекрасный день, действительно прекрасный, потому что в этот день я отказалась от своего принципа «Я сама!», я ехала с дачи домой, нагруженная сумками и тяжелым рюкзаком. Я была одета, как все дачники: в старые джинсы, старую куртку, волосы мои были стянуты аптечной резинкой в хвостик, потому что где уж тут заботиться о себе и хорошо выглядеть, когда пашешь на даче, как лошадь.

Электричка остановилась, приехав на Киевский вокзал. Я надела рюкзак. Взяла в руки огромную сумку и тяжелую корзину и вышла на платформу. И остановилась, пропуская поток людей. И в этот момент я увидела женщину, проходившую мимо. И мне показалось, что я вижу ее в замедленной съемке, потому что она как две капли воды была похожа на меня, и она показала мне меня настоящую, то, как я живу, как я отношусь к самой себе.

Женщина, абсолютно замотанного вида, одетая в какое-то старье, напрягаясь, несла на себе огромный рюкзак, и руки ее были вытянуты под тяжестью сумок, и вся ее фигура была так напряжена, и лицо такое жесткое, и на лице ее было такое знакомое мне выражение усталости вместе с решимостью все преодолеть. И все лицо ее говорило: «Ничего, я и без мужика проживу…», и была она так одинока, и так неправильно было, что она так идет, так живет, так выглядит, так надрывается. И это было так про меня, до слез, до мурашек на теле, и я так отчаянно посмотрела на нее и подумала, нет — закричала про себя: «Я так не хочу! Я не хочу так жить! Я не хочу носить эти тяжести! Я не хочу быть такой уставшей! Я не хочу так выглядеть! Я не хочу!.. Не хочу!.. Не хочу!.. Не хочу!..»

И в эту секунду, что называется, не сходя с места, я дала себе клятву — никогда, никогда больше не делать мужскую работу! Никогда больше так не нагружать себя. Никогда больше так себя не мучить!

И за этим «никогда» последовали уже более спокойные и позитивные решения. Я шла и думала, что мне нужно учиться обращаться за поддержкой. Мне нужно учиться доверять часть ответственности другим людям. Что мне нужно искать людей, которые могут меня поддерживать…

Любое важное решение в жизни, которое мы принимаем, проходит этап проверки. Когда сама жизнь, или ты сама создаешь ситуацию, в которой как бы проверяешь — точно ли я так решила? Это действительно мое решение?

Я прошла проверку очень быстро. Уже в следующий мой приезд на дачу я прошла эту проверку. И я действительно ее прошла.

Я приехала на дачу с этим внутренним решением — не делать все самой, не хвататься за мужскую работу. И что же я увидела? Забор, который огораживал дачу со стороны дороги, склонился, угрожая просто упасть на проезжую часть. Сгнили стояки, к которым крепился забор, вот он и склонился, почти упал. Первая моя реакция была типичной для меня. Я привычно подумала:

— Так, нужно найти за сараем пару крепких бревен, распилить их на пару стояков. Потом выкопать те, которые сгнили, и на их место поставить новые, и прибить забор к этим новым стоякам…

И я тут же отследила, что опять начинаю думать, как я сама со всем справлюсь… Я возмутилась, и подумала:

— Не буду ничего делать! Пусть это мужчины делают! Вот приедет ко мне кто-нибудь из друзей на дачу — и сделают!..

Но забор нависал над дорогой так угрожающе, что ждать до следующего приезда было просто нельзя.

И тогда я приняла истинно женское решение. Я нашла в доме красивую блестящую синтетическую бечевку, просто притянула забор к ближайшему дереву и привязала его к дереву. И сделала из бечевки на дереве бантик, чтобы было красиво. И, довольная собой и своим решением, улыбнулась.

Ситуация разрешилась в ближайшие же полчаса. Сосед, зашедший ко мне, чтобы попросить стремянку, увидев мой бантик, на мгновение потерял дар речи, потом удивленно спросил:

— А это у вас что?

Я нежным женским голосом объяснила ему, что это — забор, привязанный к дереву, потому что он хотел упасть, а я не знала, что с этим делать, потому что я — женщина и не умею чинить заборы, которые хотят упасть, и поэтому я просто его привязала к дереву, чтобы он не падал, а бантик — это для красоты…

Сосед ничего не ответил мне на мое такое простое и доходчивое объяснение, но посмотрел на меня, как смотрят на умалишенных или в лучшем случае на бестолковых женщин, которые сами ни на что не способны…

Через полчаса он принес назад стремянку. Ушел. Потом вернулся с кувалдой и какими-то железными штырями, названия которым я не знала, не знаю, и как женщина знать никогда не захочу. Легким движением руки он вбил эти штыри, проволокой примотал к ним забор и уже уходя буркнул мне:

— Можете развязать ваш бантик!..