Счастье для двоих. Большая книга романов о любви для девочек

Мои плечи опустились.

Все понятно. Марат уехал неизвестно куда и написал мне сообщение, когда уже находился в пути. Телефон выключил затем, чтобы я не отговаривала его ехать.

Но где он будет «разбираться в самом себе»? Как долго? И каких результатов он хочет достичь с помощью размышлений?

Он сказал, что уехал из города. Домой поехал вряд ли, там же не знают, что он болеет.

Я села на чью-то лавочку и попыталась привести мысли в порядок.

Вдалеке виднелось море. На улочке было тихо и спокойно. А в моей душе разыгрывалась настоящая драма.

Неделю назад все было очень хорошо. У Марата не было депрессии, ему не отказывали в съемках фильма… Вернее, место еще как бы за ним, но если через десять… вернее, уже девять дней он не выздоровеет, его заменят другим актером.

Все не так уж и страшно, потому что Марата уже выписали из больницы, и в принципе он будет в состоянии играть.

Но Марат вчера сказал, что не хочет, чтобы на съемочной площадке все с ним носились, потому что он глухой.

– Вот беда! – вздохнула я. Я сорвала с дерева еще не созревший апельсин и принялась его есть. На вкус он был кислым, но мне нужно было чем-то себя занять. – Всем понятно, что Марату будет сложно играть, но нельзя же губить свое будущее! Сыграл бы, переступил бы через себя! Но не могу же я насильно толкать его на съемочную площадку?

Теперь Марат решил поразмышлять над своей жизнью и уехал в неизвестном направлении. Замечательно! Теперь вообще непонятно, что будет.

Что, если продюсеры начнут искать Марата, а он еще не вернется из своего похода? Что мне им говорить?

Было очевидно, что вот теперь Марата точно заменят. Скоро должны начаться генеральные репетиции сцены, а Марата нет.

Я была невероятно зла. Ну зачем, зачем он сам себе создает трудности? Второй шанс сняться в кассовом фильме вряд ли представится.

Правда, в положение Марата я тоже могла войти. У него психологическая травма.

Но еще больше злилась по другой причине.

– Ему же надо каждый день ходить на процедуры в больницу, – расстроилась я. – Зачем он шутит со своим здоровьем? Что, если из-за пропусков процедур слух к нему не вернется никогда? Он убивает себя своими же руками…

Я выбросила в кусты недоеденный зеленый апельсин, встала с лавочки и побрела по улице в сторону пляжа.

Я была в полнейшей растерянности и не знала, что будет дальше. У меня было чувство, что рушится мое счастье, которого я с таким трудом добивалась.

Марат исчез. А мне что делать?..

По пути на работу я позвонила Фулате и все ей рассказала.

– А куда он поехал? – ахнула подруга.

– Фулата, родная, если бы я это знала, то поехала бы за ним, – терпеливо заметила я, переходя дорогу.

– А, ну да… Что будем делать?

– А что здесь можно сделать? – задалась я вопросом, на который никто не мог найти ответ. Я встала под тень магнолии. Дерево цвело крупными белыми цветами и просто обворожительно пахло. Почему-то существует мнение, что если нюхать цветы магнолии, то будет болеть голова. Но на самом деле это глупая выдумка! Я обожаю нюхать магнолию. И ничего у меня не болит.

– Что? Не знаю.

– Остается только ждать, когда он включит телефон.

– Ну и дела-а, – протянула Фулата. И ахнула во второй раз: – А как быть с лечением? Ему надо же каждый день приходить к врачу! Полина, тебе я как будущий врач говорю: лечение пропускать нельзя, – строго сказала подруга. – Иначе быть могут необратимые последствия. К нему может не вернуться слух до конца.

– Вот это и волнует меня больше всего… Детский сад какой-то. Фулата, я так устала… Зачем Марат это сделал? Зачем?

– Слушай! – воскликнула Фулата. – У меня идея.

– Какая?

– Его можно найти!

– Каким образом? – Во мне зажглась надежда.

– Через милицию. Мобильный телефон с Маратом?

– Не знаю. Ну, наверное, да… – задумалась я. – Он же мне сбросил сообщение.

– Отлично! Помнишь, в году прошлом у меня телефон украли? Я обратилась в милицию, и определили они место, где находится телефон. У аппарата каждого есть серийный номер. В милиции могут вычислить, где находится телефон. В городе каком, на какой улице, даже в доме каком, – как всегда, не совсем по-русски произнесла африканка Фулата. – У них есть какая-то специальная программа. Они найдут телефон…

– И соответственно, там будет и Марат, – возбужденно закончила я мысль Фулаты. – Фулата! Я сейчас же пойду в милицию!

У меня появилась уверенность, что милиция поможет найти Марата. Обязательно поможет!

Но меня ждало очередное разочарование.

Я дошла до работы, переоделась в нормальную одежду (шорты и топик на всякий случай хранятся у меня на вышке) и отправилась в милицию. Меня принял наш следователь Роман Иванович. Это был худощавый мужчина лет сорока в постоянно помятой одежде и с пышными русыми усами, которые совершенно ему не шли.

Мы сидели в его кабинете. Он за столом, а я напротив, на шатающемся стуле. В комнате было неуютно, пахло сыростью.

Я объяснила ему ситуацию и попросила найти Марата.

– Теоретически это возможно, но практически – нет, – твердо сказал следователь.

– Почему? – недоуменно спросила я. – Разве это такие фантастические технологии?

– Да не в этом дело, – покачал головой Роман Иванович и пригладил усы. – Чтобы найти телефон, он должен быть включен. А он, как вы говорите, выключен.

– Я буду постоянно звонить на него, и как только Марат его включит, я сразу же вам позвоню, – придумала я план действий.

– Проблема не в этом.

– А в чем же тогда? – Я начала терять терпение. – У вас вечно какие-то проблемы! С розыском качков проблемы, теперь с телефоном проблемы!

Роман Иванович одарил меня обиженным взглядом, но ничего не сказал.

– Во-первых, искать человека можно только через трое суток после его пропажи. Но здесь тоже есть ряд сложностей. Ваш друг не пропал, его не похитили, его никто не увозил насильно. Вы говорите, что он прислал SMS, в котором сообщил, что куда-то уезжает. Он сделал это по доброй воле, понимаете? Значит, факта пропажи и похищения нет. Нет состава преступления, из-за которого мы можем возбудить дело.

Я была ошарашена.

– Во-вторых, писать заявление подобного характера должны родственники, – продолжил Роман Иванович, накручивая на палец усы.

– Я уговорю дядю Руслана, – пообещала я.

– Он его опекун?

– Нет, – растерялась я, – просто хороший знакомый его отца. Кажется, они вместе служили в армии…

– Тогда заявление должны писать родители. Но не раньше, чем через трое суток после пропажи, – повторил Роман Иванович и дополнил: – Если пропажа, конечно, была. А ее не было. Он не пропал, а уехал куда-то.