Счастье по принуждению
Шрифт:
— Пообщался… увы… — вздыхает Крылов и крепче стискивает трость. — Я пришёл к вам сегодня как дед и отец. Пришёл просить за единственную внучку и правнука… Это сложно. Признавать, что не смог воспитать хорошего человека. Людмила рано потеряла родителей. Поэтому, мы с женой всячески старались баловать внучку… Перестарались. Вижу, вы не испытываете к моим словам ни капли сочувствия, — обращается ко мне, поджимая белеющие губы. — Но я все же хочу попросить вас остановить дело о поджоге. Пока не поздно. Я все возмещу. Спишем на «пьяную спичку»…
— С бензином, — хмыкаю
— Понимаю вашу иронию и все-таки прошу, — перебивает Крылов. — Миле ещё жить, воспитывать ребёнка. А нам с женой осталось мало…
— Я здесь ничего решать не могу, — развожу руками. — Как вы понимаете, и в деньгах не нуждаюсь.
— Предполагаю…
— Все ваши душевные терзания можете направить на мою будущую жену. Она, вероятно, сможет вам посочувствовать больше, чем я. Но учтите, если она откажет, я ее полностью пойму, поддержу и раскручу дело по полной программе. Что скажешь, Катя?
— А… что говорить? — Заламывая руки, нервничает она. — Простите, я ничего не понимаю…
— Аркадий Павлович, пришёл к нам, потому, — решаю пояснить ей некоторые обстоятельства, — что поджег дачи совершила его внучка Людмила. Талантливая, однако, барышня! — Хмыкаю.
Крылов кидает на меня тяжелый взгляд. Я его встречаю и намерено не отвожу глаза. Была бы моя воля… я бы пристроил суку в психушку. Просто знаю, чем обычно заканчиваются подобные истории. К сожалению…
— О, Господи… — шепчет Катя. — За что? Я то ей что сделала?
— Людмила не поняла, что дача принадлежит вам, Екатерина. Думала, сделать гадость несостоявшейся свекрови, — говорит Крылов. — Простите ее. Мы с таким трудом закрыли дело о тяжких телесных. Люда принесла в вашу жизнь много неприятностей, я все понимаю… но не будьте жестоки.
Катя потеряно мечется взглядом с гостя на меня. Сомневается… Да, соблазн мести очень велик. Но моя женщина не станет добивать «лежачего».
— Я… — трет шею, которая идёт красными пятнами от волнения. — Я должна забрать заявление? Правильно? Этого хватит?
— В целом — да, — коротким кивком головы подтверждает гость. — Все остальные формальности я решу сам.
— Хорошо… — говорит Катя и холодными пальцами находит мою руку. — Тимур, как это можно сделать?
Выжидаю паузу и наклоняюсь чуть ближе к Крылову.
— Завтра сделаем. Но хочу вам настоятельно порекомендовать пристегнуть свою «кровиночку» дома к батарее. Для ее же блага. И не создавать таких обстоятельств, при которых я бы снова начал защищать семью.
— Я разделяю ваше мнение и обещаю, Тимур Сабирович, — отвечает Крылов. — Благодарю… Всего хорошего…
Провожаю позднего гостя и ещё минут пять стою на крыльце курю, размышляя о вечном. Нет, не о смерти или несправедливости мира. А о проблеме отцов и детей. Как сложно это все, оказывается. Человека воспитать. А с другой стороны — у миллионов людей как-то получается. И иногда вполне неплохо. Пытаюсь представить Демьяна за рулём своей тачки. Вообще, интересно, каким он будет? Где вообще эта грань — не разбаловать при всех возможностях? Сам придушу, если он когда-нибудь…
Катя
после встречи с Крыловым ведёт себя странно. Даже немного отморожено. Кормит, заново укачивает на фитболе проснувшегося Демьяна и смотрит в одну точку.Мне становится не по себе. Беспокойное чувство, что я чего-то не понимаю или не знаю, а значит — не контролирую, нарастает.
— Катюш, мылыш… — ловлю ее за талию и поднимаю к себе. — Ну ты чего? Расстроилась? Испугалась? О чем думаешь?
— Ты меня любишь? — Она поднимает на меня блестящие глаза.
— Конечно, — отвечаю уверенно. — Вы с сыном для меня — самое дорогое. Моя семья.
— Нет, ты не понял, — мотает она головой и закусывает губу. — Именно меня…
Глава 28
Внимательно разглядываю ее встревоженное лицо.
— Конечно…
Прикрывает глаза.
— Тогда скажи.
— Что сказать? — Не понимаю я.
— Что любишь скажи…
— Люблю… Да ты чего, Катя?
— Не знаю, — вздыхая, прижимает она к себе крепче задремавшего ребёнка. — Просто, ты мне этого не говорил… — с досадой.
— Я говорил…
— Нет… — упрямо.
— Ладно… Ни одной, кроме тебя этого не говорил, — шепчу ей на ушко. — Я люблю тебя, женщина. Помнишь, я спрашивал, не будешь ли ты жалеть, что между нами ничего не было?
— Помню…
— Так вот, теперь мне стало ещё страшнее не успеть пожить с тобой.
— Правда? — поднимает на меня свои блестящие глаза. Очень красивые.
— Правда, — киваю.
— Я люблю тебя, Тимур…
Осторожно целую ее в губы и стираю со щёки слезинку.
— Эй, ты чего? Давай, клади в кроватку Демьяна и пошли спать.
Я держу своё обещание не трогать Катю из последних сил, а эта… женщина будто нарочно трется и вжимается в мой пах своей попочкой, удобно устраиваясь на боку. Подушку взбивает она! Нет, ну что за садизм?!
— Ещё одно движение… — шеплю ей угрожающе, — и я за себя не отвечаю. Будет изнасилование…
— Я просто вдруг подумала… — Катя разворачивается ко мне лицом и привстает на локтях. — Как он будет? Ну тот ребёнок, если Людмила такая откровенно чокнутая. А Ирина Львовна? Она очень хотела внуков. Крылов ей не отдаст, пока будет в силах.
— Ты вообще думаешь не о том, — подкатываю глаза. — Просто забудь об этих людях. Они сделали свой выбор.
— Мне кажется, что отсутствие любви толкает людей на страшные вещи… — вздыхает Катя. — И на неправильный выбор.
— Это отсутствие совести толкает. — Сурово обрываю ее стенания. — Я был в том мире, где за слова приходилось отвечать жизнью. И только от тебя зависит, будут тебя уважать или нет. Это в мире офисных менеджеров и сытой псевдо интеллигенции принято «передумывать». Не пытайся никого оправдать. Так или иначе все получат по заслугам. Мы, вот, друг друга… — убираю ей за ухо выпавшую прядь волос и щелкаю по носу. — Они все друг друга.
— Пообещай, что ты не будешь вершить справедливость, — требует Катя. — Пожалуйста. Я не хочу. Пусть их и дальше карма или Боженька наказывают.