Счастливая семья (сборник)

– Что здесь написано? – хватала мама за руку местных жителей. Те нехотя подходили к столбу и надолго застывали, будто видели незнакомые буквы. После чего хмыкали и уходили, оставив маму в недоумении.

– Теодора, что здесь написано? – предприняла мама еще одну попытку.

Старуха, как всегда, сидела, облаченная во все черное, на лавочке во дворе и стерегла подсолнух. Мимо проходила ее то ли невестка, то ли золовка, так же одетая во все черное, несмотря на относительную молодость. Относительно Теодоры, конечно же. Та кивнула родственнице, чтобы помогла нам с чтением. И невестка-золовка старательно уставилась на столб.

– Интересно, а в каком возрасте они начинают носить черное? – спросила мама саму себя. Этот вопрос интересовал ее больше, чем объявление.

Родственница Теодоры прочла объявление и пошла доложить старухе. Та выслушала, хмыкнула, тяжело поднялась, стукнула палкой в землю в знак возмущения и пошла в дом.

– Теодора! – закричала мама. – Что там написано?

– Ничего хорошего, – ответила та.

Но мама не оставила попыток узнать о содержании объявления. И вместо пляжа отправилась в таверну к Василию. Мы, естественно, потащились следом, поскольку нам всем было любопытно.

Таверна официально открывалась в 12 часов дня. Мы заявились в начале одиннадцатого. Дверь была, естественно, открыта. Мама по-хозяйски зашла внутрь и позвала: «Василий! Антонио!»

Навстречу ей выбежали дети – и Василия, и Антонио, и Сима немедленно увязалась за ними. В результате мы лежали на собственном пляжике при таверне. Папа пил узо с Антонио. Мама и тетя Наташа наслаждались кофе, собственноручно приготовленным мамой Василия. Я помогал Василию принести дрова, расставить посуду. Дядя Боря с папой Василия играли в шахматы. Мы уже и забыли, зачем пришли.

– А что написано на столбах? – Мама очнулась первой.

– Я еще не выходил, – отмахнулся Василий.

– Может, что-то важное?

Василий покорно вышел из таверны, чтобы удовлетворить мамино любопытство.

– Ну что там?

– Да как всегда, – отмахнулся хозяин и пошел принимать доставленные напитки.

– Нет, ну кто-нибудь может мне сказать, что написано в объявлении?

В этот момент мимо столиков пробегал старший сын Василия – семилетний Костас.

– Стой, – поймала его мама, – пойдем-ка со мной.

Костас повиновался. Мама подвела его к столбу и заставила прочитать объявление. Костас честно прочел по-гречески. Но на английский перевести не мог. Тогда мама подвела мальчика к папе Василия, то есть дедушке Костаса, и заставила повторить то, что он прочел. Чтобы мама отпустила ребенка, дедушке пришлось перевести:

– Там написано, что завтра в деревне будет отключен свет из-за установки новых столбов. Ну, и воду могут тоже.

– А в какое время?

– С десяти до часу.

– Что – ни воды, ни света?

– Да ничего не будет, – ответил он, – может, отключат, а может, нет. Может, с одиннадцати, может, до двух. Никто не узнает, пока не отключат.

– Везде? Во всей деревне? – Мама приготовилась к полному блэкауту.

Дедушка пожал плечами.

– И что же делать? – воскликнула мама.

– Ничего, – спокойно ответил дедушка и передвинул фигуру.

Когда мы вернулись домой, на ближайшем к нашему дому столбе появилось объявление на английском, явно написанное Эммой. Она сообщала, что завтра, вполне вероятно, но неточно, хотя возможно, будет отключен свет с девяти утра до трех часов пополудни.

– Это правильно, – хмыкнул папа, – лучше готовиться к худшему и надеяться на лучшее.

Весь вечер мама стояла у плиты и готовила еду на следующий день. Она еще раз сходила к Василию и договорилась с ним, что, если отключат свет и воду, мы придем к ним на завтрак и останемся на обед. Василий никак не мог понять причины паники, но не спорил.

Утром мама разогрела все блюда и расставила кастрюли по диванам, обложив подушками и пледами.

– Мам, что ты делаешь? – спросил я.

– Раньше, когда не было микроволновок, так еду сохраняли теплой. Под матрас ставили и накрывали, – объяснила мама, продолжая сооружать невообразимые конструкции.

Утром мы дружно встали в семь утра – мама решила всех загнать в душ до того, как наступит великая засуха на три часа. В девять мы были чисто вымыты, включая голову, мама подстригла ногти Симе и поставила стиральную машинку. Она вела себя так, будто воду отключали как минимум на неделю. Во все пустые емкости, которые нашлись в доме, она налила воду на тот случай, если воды больше не будет никогда, – в ванну, в пустые бутылки, тазик, чайник, в кастрюли. В половине десятого, когда мы выходили на пляж, на пороге появилась Финита с ведрами. Мама была возмущена до крайности. Финита же, увидев мамины горы и пригорки из пледов и подушек, тоже была возмущена. А когда она увидела мамины запасы воды, то даже испугалась и начала улыбаться маме так, как улыбаются сумасшедшим.

– Не трогайте, – закричала мама, когда Финита не успела даже водрузить свой шлем на кухонный стол, – здесь – еда!

– Но компрендо. – Финита, как оказалось, знает еще и испанский, которым до этого не пользовалась.

Мама схватила ее за руку и потащила к объявлению, написанному Эммой.

– Но компрендо, – повторила домработница.

Тогда мама потащила ее к столбу, на котором висело объявление. Финита долго стояла перед ним и внимательно читала.

– Как вы будете убирать? – спросила мама.

Финита показала на столбы электропередачи, которые никто не устанавливал, не выкорчевывал, подошла к поливальному шлангу и включила его, демонстрируя маме, что воды – полно.

– Делайте что хотите, – махнула рукой мама, – мойте полы чем хотите.

– Окей, Мария, – сказал Финита, что означало, что она ничего не поняла.

– Это, – мама подвела домработницу к дивану, на котором хранился наш обед, а потом к кастрюлям и тазам с водой, – не трогать! Компрендо?

Мы наконец ушли на пляж. После моря мама заставила нас всех хорошенько помыться под общественным душем, чтобы смыть соль, и сокрушалась, что не взяла с собой гель для душа или хотя бы мыло.

Когда мы вернулись, в доме все было как и прежде – вода, свет, все работало. Финита поменяла белье, полотенца и даже помыла пол под кроватями. Мамины баррикады остались нетронутыми. Но мама опять была недовольна. Получается, все ее приготовления были напрасны, ведь ни свет, ни воду так и не отключили.

Тут еще отличилась Соль. Она каким-то образом пробралась в дом (мама винила во всем домработницу) и попыталась добраться до котлет, которые мама спрятала под одеялом. Но не смогла. В отместку она нагадила прямо на диван, чего мама ей простить не могла. В том, что это была именно Соль, – она не сомневалась. И заявила, что больше кормить кошек не будет. Соль в обед так и не появилась, чувствуя, что ей ничего не светит, зато Перец и Уксус ждали маму на террасе.