Шрифт:
Натик Расул-заде
СЧАСТЛИВАЯ ВСТРЕЧА
– Тебе покрепче?
– спросил он.
– А почему ты сказала, что даже не верится?
– А как же?.. Жили, жили в одном городе, никуда, вроде бы, не уезжали ни разу за все это время, не виделись, на тебе вдруг...
– Тебе покрепче?
– Нет, нет, наоборот, посветлее. От крепкого чая у меня сердце покалывает...
– Ничего удивительного нет, - сказал он, - город большой, жили и работали в разных концах его, вот и не виделись.
– Да, Баку растет, огромный какой стал, - сказала она, - хорошеет...
–
– Конечно, нет... А причем тут это?
– А притом, что ты выражаешься, как начинающий газетчик...
– Да, - сказала она, - ты все верен себе... В этом отношении ты совсем не изменился -такой же желчный, как и был.
– Желчный я оттого, что не умею, подобно тебе, смотреть на окружающее сквозь розовые очки.
– Ладно, не будем об этом, - сказала она.
– Скажи лучше, ты помнишь наших друзей по институту? Помнишь Октая? А Фарида? Диляру?
– Помню, как ни странно. Очень даже помню... Кстати, ты их не видишь?
– Да разве я выхожу куда, чтобы встретить кого-нибудь?
– Фарида я видел лет пять назад... Вроде, у него все благополучно... А вот остальных ребят уж давно не встречаю...
– Посмотреть бы, как они...
– сказала она, отрешенно улыбаясь.- Да. Вот такие дела... Ты лучше о себе бы рассказал... Ты ничего о себе не рассказываешь.
Он пожал плечами.
– Не очень интересная у меня получилась жизнь. Тебе будет скучно слушать.
– Нет, - сказала она.
– Я уверена, мне будет очень интересно. Расскажи.
– Особенно и рассказывать-то нечего... Жена умерла шесть лет назад. Вдовец я, детей у нас не было. Вот, пожалуй, и все...
Ну, чего ты скисла? Я же предупреждал, что ничего интересного...
– Как годы летят, боже, как летит, - сказала она, тихо вздыхая.
– Весьма оригинальная мысль, - он чуть улыбнулся.
– А мы с тобой менее оригинальная иллюстрация к этой мысли.
– Ты все такой же язвительный, тебя и время не исправило.
– Зачем же меня исправлять? На свете много чего, что ждет исправления в первую очередь, неотложного, так сказать, исправления... Время - честный парень, оно знает, что надо, а чего не надо... Я ведь, помнится, и смолоду не очень-то относился к числу тех, кто нуждается в немедленном, исправлении...
– Относился, относился, - возразила она живо, - у тебя был
жуткий характер...
– Все зависит от степени близости, - проговорил он осторожно ' после паузы.
– Людям, которые знали меня недостаточно близко, мой характер казался, как ты выражаешься жутким...
– Оставим этот разговор.
– Да, оставим, - согласился он с готовностью, - далеко увести может.
– Нет, - сказала она, - не потому.
– А почему?
– Не хочется ворошить... Что прошло, то прошло... Правда, ведь?
– Угу...
– он кивнул.
Они помолчали. Но молчание это не было неловким, оно было столь же естественным, как и разделявшая теперь их пропасть, куда сгинули годы, когда им не приходилось видеть друг Друга. И благодаря именно этим годам они сейчас не знали, о чем говорить, но и он, и она знали одно-что не это главное, не
то главное, что они ищут, о чем бы еще поговорить, а главное то, что при таком обрывочном, временами внезапно иссякающем разговоре, они не ощущают неловкости, которую, казалось бы, следовало ожидать, а чувствуют себя вполне естественно и спокойно, будто только вчера расстались и сейчас говорят о каких-то не значительных мелочах прошедшего дня.– Скажи мне, - произнесла она не совсем решительно,- ты...
Он подождал, не продолжит ли, и, не дождавшись, спросил:
– Что я?
– Ты был когда-нибудь счастлив за эти годы?
– казалось, она сделала над собой усилие, правда, еле заметное, но все-таки усилие, чтобы спросить об этом.
– Ты, я смотрю, не перестаешь ошарашивать меня все более оригинальными высказываниями - то годы бегут быстро, то был ли счастлив... Час от часу не легче...
– Ну, а если серьезно?
– Серьезно? Видишь ли,1сак-то не думал об этом... Жил как жилось. Впрочем, порой мне было не так уж плохо... Не знаю, стоит ли это называть счастьем... А ты... Ты разве была?
– А почему ты в этом сомневаешься?
– она, кажется, была несколько задета его вопросом, он это заметил и попытался отшутиться.
– Не то, что сомневаюсь, имея в виду конкретно тебя, но просто не верю, что где-то под боком есть счастливые в полном смысле этого слова люди. Если есть такие, то, верно, непроходимые кретины.
– Почему, позволь спросить?
– О! Ценю нержавеющий металл в вашем прекрасном голосе.
.
– Не паясничай, - "казала она мягко, - вспоминай иногда, сколько тебе лет, и не паясничай. Так почему же ты думаешь, что все счастливые - кретины?
– Ну как же иначе? Они ведь уже счастливы, чего же им еще желать от жизни? Им уже не к чему стремиться. Они, по моему понятию, должны впасть в полную эйфорию. Словарь дать?
– У-у, клоун!
– ей все-таки в глубине души нравилось, что он так несерьезен.
– Ведь что такое счастье?
– подчеркнуто назидательно продолжал он. Счастье - суть поиски счастья, но никоим образом не достижение оного. Доступно?
– Вполне, шут ты гороховый, - кивнула она.
– Но вот, тем не менее, я была счастлива. Точно, точно... Можешь считать меня идиоткой...
– Исключено. Ты была, скорее всего, какое-то непродолжительное время. Это время истекло. А что отсюда следует? Отсюда следует, что ты снова в наших рядах, среди нормальных людей, стремящихся к своему счастью, ищущих его, независимо от возраста. Ты-'среди ищущих, поняла?
– Да, - сказала она, заметно погрустнев.
– Поняла. Ты прав. Я растеряла, себе счастье, расплескала...
– Не унывай, - посоветовал он бодро.
– Найдешь еще, накопишь по каплям, и чтобы больше не, расплескивала, советую тебе заключить его в сосуд с узким горлышком, в кувшин, например...
Она не обратила внимания на его шутку, и он не стал продолжать, заметив, что она погрустнела.
– Ну, а в чем заключалось твое счастье?
– неожиданно серьезным тоном спросил он через некоторое время.
– Если только тебе не неприятно об этом говорить...