Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена
Шрифт:
В переводе с древнегреческого языка имя Филипп означает «любящий коней». Если покопаться в истории древних народов, то можно найти такое обилие символизма, связанного с конями, что об этом можно написать отдельный том (что, может быть, кто-то уже и сделал). Плодородие, мужество, бег времени, хаос космоса и гармония природы, связь как с реальным, так и с потусторонним миром, различные космические и солярные атрибуты – все это приписывалось коням в древних культурах.
Однако, на самом деле, на конях попросту ездили, как в прямом, так и в переносном смысле. Их использовали в тяжелых работах, в битвах, их хлестали, шпорили, били, загоняли, ели, приносили в жертву богам, покупали и продавали. Отсюда и происходит весь этот
Это в целом. А так, конечно же, в человечестве есть созидательная сила, иначе этот мир давно бы уже канул в Лету. Сила, дающая надежду тем, кто по всем показателям должен был уже окончательно отчаяться; сила, ведущая будущих великих творцов дорогами опыта и коридорами ошибок; сила, призывающая поднять свои мечи тех, кто рожден для боя с серостью и бездушием. Некоторые именуют эту силу Любовью.
Так вот и ходил наш «любитель коней», «дерзкий самоучка», или просто Филипп много лет по улицам города, населенного закостенелыми дикарями, злыми орками, выкрашенными куклами, ряжеными манекенами и запуганными узниками. Ходил и искал любое возможное воплощение этой силы, подавая ей сигнал своей легкой улыбкой.
То ли дело было в возрасте, то ли в затянутости и неопределенности результата процесса поиска, но в последние годы Филипп заметно изменился. Пройди он сегодня мимо вас на улице, вы бы вряд ли узнали в нем того самого Филиппа, который восемь лет назад вышел из здания редакции с картонной папкой в руках. Нет, он не стал сутулым, но осанка говорила о некоем грузе, давящим на его плечи. Шаг его был таким же ровным, но казалось, что в любой момент он может оступиться, чего не было раньше. Высокий и широкоплечий, он тем не менее казался маленьким и уязвимым. Но всего сильнее нынешнего Филиппа от прежнего отличало отсутствие улыбки.
Лицо Филиппа одновременно и скрывало, словно под некой маской, горячее сердце и ищущую душу, и предательски выдавало нелегкий жизненный опыт, который он приобрел в прошлом, идя по однозначно негладкому пути. Какими бы благородными ни были черты его лица и как бы ни позволял его глубокий взгляд предположить о достоинстве, с которым он справлялся с выпадавшими на его долю испытаниями, отсутствие искренней счастливой улыбки с легкостью лишало его своей уникальности, и вместе с остальным электоратом Филипп продолжал ходить по улицам города.
Он уже почти забыл, чего именно он искал…
Глава 2. Появляются Драконы
Проснувшись ранним апрельским утром, Филипп полежал еще какое-то время в постели, рассматривая нелепые узоры на потолке комнаты. В его понимании они полностью гармонировали с духовно-интеллектуальным уровнем, который хозяева квартиры смогли достичь в течение многих лет своей жизни. Тем не менее жизнь распорядилась именно так, а не иначе, и именно он должен был ежемесячно отстегивать определенную сумму и быть благодарным судьбе за то, что платит именно столько, и именно они были хозяевами, обладающими правом напоминать, если он забывал об очередной дате выплаты, и ставить свои условия.
Но Филиппа давно уже не беспокоила материальная сторона своей жизни. Он прекрасно справлялся
с расходами на еду, знал где можно купить добротную одежду и обувь и когда именно это нужно было делать, и обладал необходимой технической базой в виде старенького, но вполне устраивавшего его нужды лэптопа, доставшегося ему от старшего брата. Тот, не видя никаких перспектив в развитии своей страны, эмигрировал лет десять тому назад, и, к своему же счастью, довольно скоро нашел себе работу на другом полушарии. Сейчас он редко выходил на связь, да и Филипп не был особо разговорчив перед экраном монитора. Он предпочитал живое общение в каком-нибудь клубе, кафе или баре.Наконец, он решился вылезти из-под одеяла и подойти к окну. Было воскресенье. Дождливое пасхальное апрельское воскресенье. Гражданские и духовные праздники в этом году объединились в четырехдневный уикэнд, и весь город вдоволь нагулялся.
– Они еще после пятничной гулянки не пришли в себя, а тут еще и суббота дозу добавила, – сказал он вслух, стоя у окна и слегка улыбаясь, когда увидел как двое мужчин, видимо совсем недавно проснувшихся после пьянки и вышедших наружу, сначала пытались сориентироваться на местности, пошатываясь и протирая глаза, а затем вместе направились куда-то.
С высоты своей квартиры, арендуемой на восьмом этаже элитного здания, Филипп созерцал этот город, с которым была связана вся его жизнь. Здесь он родился, вырос, получил образование, вкусил прелести молодости и горечь ее же ошибок. Здесь он услышал музыку, на которой вырос и которую лет через пятнадцать с упоением играл сам. Здесь он выучился писать буквы и цифры, а лет через тридцать написал свой первый корявый рассказ. По улицам этого города он ходил и продолжает ходить, хотя сам уже не знает, чего ради. Раньше он хотел сделать этот город счастливее, и улыбка не сходила с его лица. Многие считали это признаком легкомыслия. Некоторые даже говорили ему об этом, после чего оба погружались в интересную (с точки зрения Филиппа) дискуссию. Но годы безответной любви взяли свое, и дух его в какой-то момент надломился.
С того дня, когда Филипп в последний раз отложил ручку в сторону, потянулся в кресле и сказал самому себе вслух «Хорошо!», после чего отхлебнул давно уже остывший кофе, о котором лишь только вспомнил, прошло уже лет шесть. Несмотря на увеличившиеся объемы выпиваемого им кофе, все дальнейшие попытки что-то создать летели в мусорное ведро, а одобрительные заключения сменились на тихие вздохи.
Несмотря на то, что все еще моросил вчерашний дождь и потолок хмурых облаков разной степени серости пропускал лишь рассеянный солнечный свет, картина мокрого и пустого города, открывавшаяся взору Филиппа, манила его на прогулку. Через стекло закрытого окна он чувствовал этот весенний аромат, способный с легкостью одурманить разум любой творческой натуры.
«Воскресенье. Утро. Дождь. Пустой город. Сегодня не будет ни концерта, ни Пасхи, ни чего-либо другого, что заставит этот день засесть в памяти, – размышлял он, оправдывая созревшее решение прогуляться. – Я не любитель мокнуть под дождем просто так, но грех будет не дополнить собой такой ренуаровский пейзаж!»
С этой мыслью он отошел от окна, наспех собрал постель, оделся. Среди висящих в шкафу курток Филипп специально выбрал такую, которая непременно промокла бы после часа прогулки в такую погоду, но не дала бы ему замерзнуть.
– Позавтракаем где-нибудь в городе, – вслух поделился он мыслью с самим собой, надевая кепку.
Самые ранние кафе открывались лишь часа через два. Находились они неподалеку от того места, где он снимал квартиру, а посему было решено нагулять аппетит, совершив долгую прогулку по самым длинным в городе улицам и проспектам.
«Телефон, ключи, бумажник, музыку в уши… Нет, сегодня пусть будет без музыки», – словно что-то подсказало ему, с чем он мгновенно согласился и вернул наушники обратно на стол.