Счастливчик
Шрифт:
— Я очень надеюсь, ты будешь счастлив с нами, Счастливчик, — сказал папа и вышел на крыльцо, где уже вовсю светило солнце и трудяги пчёлы гудели в цветах.
— А мы с тобой, — добавил он и, улыбнувшись, отправился на кухню.
Когда он проходил мимо газона, из кустов выскочил Степашка и от полноты чувств, вцепился в папины сандалии, требуя поиграть с ним. Папа наклонился и, схватив Степашку за бока, легонько подбросил его в воздух.
— Что происходит, дорогой? — спросила высунувшаяся в этот момент из кухни мама. — У тебя какая-то новая идея?
— Да, — радостно сказал папа. — У меня тысячи новых идей! Я хочу научить нас всех летать, и начну со Степашки.
— Ой, — раздался Варин голос, — я тоже хочу летать!
— И я, пап!
— Ну, что же, —
И папа загудел, изображая звук двигателей, и хитро подмигнул маме.
— И проверь пожалуйста билет вон у того нахального мохнатого пассажира, который прячется под столом, — сказал он. — Мне кажется он заяц… И… никто не видел моей записной книжки? Я второй день не могу её найти…
Глава 14
Май пролетел незаметно. Всё окуталось листвой, и когда было жарко, в воздухе стоял душный аромат нагретой солнцем зелени. На крохотном озере рядом с дачами каждый день случалось столпотворение от желающей искупаться там детворы. Их визг долетал порой до самых дальних участков и старики отрывались от чтения газет и ленивой болтовни и с улыбкой прислушивались к ним и снисходительно качали головами, вспоминая свою молодость. По утрам, трава на газоне сверкала густой росой, и Степашка кувыркался в ней до изнеможения, а потом шёл и ложился весь мокрый под кустами смородины, пережидая жару, лениво оглядывая прохаживающихся под самым его носом трясогузок. Только появление соседского кота Матвея могло вывести его из этого сонного бодрствования, и тогда он вскакивал и с ворчанием мчался к забору, где секунду назад мелькнула рыжая тень. После такого «подвига», Степашка жадно пил воду, долго отфыркивался и снова возвращался на свой наблюдательный пункт, тяжело плюхаясь на прохладную землю.
«Ужасный пройдоха этот Матвей, — думал он, вновь погружаясь в дремоту. — И почему он вечно хочет забраться к нам? Наверное, хочет украсть мои косточки, которые я закопал в клумбе… Да, котам нельзя доверять и в особенности рыжим!.. Хорошо, что я такой надёжный сторож. Моим хозяевам определённо повезло со мной… Если бы не я, Матвей давно бы тут командовал, это уж точно…»
Вечерами дым от самовара поднимался отвесно в небо и путался в ветках сосны, и висел там как серое облако. Соловьи уже смолкли, и лес за дорогой был тих и сумрачен. Сразу после заката большая стая ворон пролетала над участком и кружила над лесом, ища место для ночлега. В неподвижном, темнеющем воздухе взмахи их крыльев были слышны так отчётливо, что казалось, они пролетают над самой головой, но они летели высоко и не обращали внимания на людей, которые махали им и что-то кричали с земли. Они долго галдели и сварливо ругались, усаживаясь на верхушки берёз, но постепенно стихали и замирали в темноте как черные изваяния. Маленькие летучие мыши начинали носиться во мраке, и мошкара плясала у фонарей точно дикари вокруг костра. По переулкам гуляли влюблённые парочки, и был слышен смех и радостный шёпот. Жизнь шла своим привычным ходом, и участок с сосной не был исключением.
Первым всегда вставал папа. Он выпускал на улицу Степашку, кормил его и Счастливчика, который, как и предсказывал папа, обожал корм для щенят с добавлением лесных орехов и овощей, делал зарядку, легко завтракал и поднимался в свой кабинет, чтобы поработать над своей новой книгой. Дело шло на лад, и папа был в отличном настроении, когда спускался вниз, что бы сварить кофе и неутомимо болтал за столом о всякой всячине. Так было и в тот день.
— А вы смеялись надо мной, — гремел папа, разливая кофе. — Не верили! Потешались! Гнали прочь! И что вы скажете теперь? А?!
— Никто тебя, никуда не гнал, — спокойно возражала мама, передавая чашку Серёже. — Мы просто немного пошутили и только. Удивительно, что ты до сих пор вспоминаешь это.
— Нет, — говорил папа, трагически
закатывая глаза. — Я был гоним! Я был не понят и раздавлен. Я даже один раз отказался от сладкого пирога! Представляешь, Варя, как я был раздавлен?— Не представляю, — сказала Варя, беря кусочек шоколада. — Наверное, очень сильно.
— Ужасно! — восклицал папа. — Это было ужасно, но, всё позади. Нет, вы только взгляните на этих красавцев! Какие они сильные и ловкие, не то, что эти щёголи скворцы, которые боятся всего на свете.
— Ты уже целый месяц рассказываешь нам про них, — сказал мама. — Может, хватит?
— Они вос-хи-ти-тель-ны! — сказал папа, нарочно подразнивая маму. — И какие элегантные! Словно воздушные гимнасты из цирка. Вот, вот, смотрите, опять! Вот это маневр!
— Господи, — восклицала мама, — я не выдержу этого!
— Это только начало, — говорил папа, смеясь. — В следующем году я сделаю ещё два великолепных скворечника, точнее стрижатника, и тогда они буду повсюду!
— Нет, я точно не выдержу, — качала головой мама, отпивая свой кофе. — Ты просто помешался на этих стрижах!
— Я просто воздаю им по заслугам! — говорил папа, размахивая руками. — О, смелые птицы, вперёд!
Всё дело было в том, что после того, как скворцы отказались жить в папином скворечнике, и он был настолько опечален, что собирался снять этот «злополучный шедевр» и «предать его огню», домик облюбовали стрижи. Когда Варя впервые заметила их и сказала об этом папе, тот от радости пустился в пляс, а после бросился проверять, действительно ли они там поселились и не улетят ли как те «крылатые поросята», что прилетали раньше. Но стрижи обосновались надолго, и с утра до ночи носились над участком, выполняя в ярком летнем небе замысловатые фигуры высшего пилотажа, крича победоносно и радостно. Папа был в восторге. Теперь стрижи были его самыми любимыми птицами, и он прочитал о них всё, что смог найти у себя в библиотеке. Когда же стали слышны крики малышей внутри домика, он был просто вне себя от счастья. Первый выводок вот-вот должен был слететь и птенцы уже высовывались из домика, встречая подлетающих родителей громким писком. Теперь, даже полуденный кофе теперь пили только на улице, поставив стол на лужайку рядом с сосной, так, что бы можно было видеть домик. Деловито сновавшие туда-сюда стрижи-родители проносились над самыми головами ребят, обдавая их тугими дуновениями ветра, от которых мама шарахалась, боясь, что они в неё врежутся. Но они никогда не врезались, и, кажется, сами забавлялись этой игрой.
— Ты только представь, что будет, — восторгался папа, — когда полетит молодняк. Это будет удивительное зрелище!
— Я буду пить кофе отдельно, — жаловалась мама, ища поддержки у ребят, но им тоже нравились проделки отважных птиц и они смеялись и перемигивались с папой. — Они в меня врежутся!
— Смотрите, опять! — показал на быстро приближающуюся чёрную точку Серёжа.
— Воздух! — скомандовал папа.
— Безобразие, — испуганно сказала мама, и втянула голову в плечи. — Я начинаю скучать по скворцам.
Очередной пикирующий стриж стрелой сорвался с неба, пронёсся на жуткой скорости между сидящими за столом людьми, свечой взмыл к скворечнику и остановился точно у входа, под ликующий писк голодных птенцов.
— Вот это я понимаю — расчёт! — гордо сказал папа, как будто бы он сам принимал участие в полёте. — Ас!
— У меня голова кружится от этих полётов, — сказала мама. — Варя, передай мне, пожалуйста, воду.
— Да что там ещё два домика, — бушевал папа. — К следующему году я сделаю целое общежитие. Целый улей для стрижей! У нас будут жить сотни, тысячи таких молодцов!
— Тогда сделай, пожалуйста, и мне домик, но где-нибудь подальше отсюда, потому что я буду жить там, — сказала мама отчаявшись. — Как им не страшно летать так быстро?
— Они созданы для полёта! — сказал папа. — И как настоящие лётчики, они ничего не бояться.
— Даже темноты? — спросила Варя.
— Даже темноты, — ответил папа. — Просто они ничего не видят в темноте, и поэтому ночью не летают. Интересно было бы попробовать прикрепить им на крылья маленькие фонарики и посмотреть…