Счастливчик
Шрифт:
— То есть, она наконец-то с ними поговорила? — глаза друга снова лезут на лоб, уже второй раз за сегодняшнюю встречу.
— Ага, — гордо улыбаюсь. — Глядишь, и помирю их однажды.
Морган посвятила свою жизнь мне, а после смерти моего отца так и не нашла себе спутника жизни. Поэтому помочь ей помириться с родителями — меньшее, что могу для нее сделать.
Лэсли помешивает кофе и задумчиво смотрит на меня. Ну, точно, решил по мне научную работу писать.
— Чего притих? — спрашиваю, машу официантке, потому что у меня закончился чай. — Мне повторить, пожалуйста, — прошу
Друг молчит, пока официантка принимает заказ. Потом следит за ней взглядом и произносит, все еще не глядя в мою сторону:
— Мне вот непонятно, ты зовешь родителей Морган "бабушка и дедушка", при этом ни разу в жизни не назвав ее саму мамой.
Так и знал, понеслось…
— Лэс, кончай психоанализ, — прошу, закатывая глаза. — У тебя подопытных мало? Лучше погнали со мной на Землю. Попрошу дедушку, он и тебе организует визу.
— Нет, я уверен, то, что ты не можешь назвать женщину, которая растила тебя с детства, мамой, не просто так. У этой проблемы глубокие корни.
Начинаю смеяться. Хотел бы я посмотреть на будущих клиентов Лэсли Брина. Уже представляю рекламный слоган: "Если Вы хотите забыть о своих проблемах, приходите ко мне на прием. И все, чего Вы будете желать, это моей смерти".
— Хватит ржать, — обижается Лэс. — Серьезно. Я бы хотел написать курсовую о семейных проблемах, основываясь на истории твоей семьи. Разумеется, имена вымышленные.
Захлебываюсь чаем. Кашляю, несколько секунд не могу продышаться. Про научную работу я вообще-то пошутил.
— Ты сбрендил? — выходит громко, на нас оборачиваются другие посетители. — Извините, — бормочу, улыбаюсь, машу соседнему столику рукой: — У нас все хорошо, а у вас?
Парочка, только что вытаращившаяся на нас, смущенно отворачивается. Недружелюбные какие-то.
Снова поворачиваюсь к Лэсу, наклоняюсь вперед, понижаю голос:
— То, что ты изменишь имена, дело не спасет. Это Лондор, очнись, моя семья и ее история — достояние общественности.
— На кону моя карьера, — продолжает просить.
И не думаю верить.
— На кону всего лишь твоя текущая оценка, — откидываюсь на спинку стула. — Кончай, — прошу, потому что и так знаю, до какой темы он сейчас доберется.
— А может, причина того, что ты не зовешь Морган мамой в том, что ты знаешь, что твоя мать жива, просто где-то далеко?
Щекотливая тема. Терпеть не могу.
— Так, — опасно понижаю голос. — Вот сейчас, правда, кончай.
Лэс меня знает как облупленного. Понимает, что перешел черту, психотерапевт доморощенный.
— Ладно-ладно, — сдает назад. — А твой дедушка на самом деле может сделать мне визу на Землю? — умело переводит тему.
Улыбаюсь, киваю.
— О чем речь? Попрошу, — обещаю великодушно.
Лэс прав, моя биологическая мать, должно быть, жива. Должно быть… Потому что понятия не имею, где она и что с ней. А вот то, что ей нет до меня никакого дела с тех пор, как мне исполнился год, знаю наверняка.
Выкидываю из головы неприятные мысли. Каникулы на Земле обещают быть интересными. И какая разница, как я зову Морган? Она ведь знает, как я к ней отношусь.
— Земля?
Серьезно?Точь-в-точь как Лэсли. Вот только друг говорил это удивленно, а дядя рвет и мечет. Мечет и рвет. Ну, собственно, как и ожидалось.
Он врывается в нашу кухню с заднего входа, оставив охрану снаружи, и сразу же набрасывается на Морган:
— Ты с ума сошла, женщина?
Это дядюшкин фирменный стиль: когда он взбешен, я для него "мальчик", а Миранда "женщина". В такие моменты мы даже имен не заслуживаем.
Давлю смешок, чтобы не довести дядю, а то еще, гляди, свалится с сердечным приступом. Вроде бы у нас в роду предрасположенность.
Дядюшка, как всегда, в костюме с иголочки, стрижка — волосок к волоску. В детстве он напоминал мне манекен, уж слишком все у него идеально. Помню, как-то даже подложил ему кнопку на стул, чтобы проверить, живой ли он. О, как Рикардо вопил…
Когда он влетает в дом, мы сидим за кухонным столом. Миранда как раз только что приготовила ужин. А готовит она великолепно — пальчики оближешь. Так что лучше пока не повышать дядюшкин градус кипения, а то не даст доесть.
Мудро помалкиваю, предоставив Морган первой продемонстрировать чудеса усмирения моего злобного родственника.
И она, как всегда, на высоте. Не спеша откладывает в сторону вилку и поднимает глаза на незваного гостя.
— Ужинать будешь? — спрашивает спокойно, будто бы никто только что не орал на нее и не обвинял во всех грехах.
Рикардо замирает. Смотрит в наши тарелки, тянет носом аппетитный запах и ожидаемо сдается.
— Буду, чего уж там.
Все же усмехаюсь и получаю дядюшкин уничижительный взгляд. Морган поднимается со своего места и идет за тарелкой.
Рикардо усаживается на свободный стул во главе стола, расстилает салфетку на коленях, осматривается, будто ищет, к чему бы еще придраться. Но в доме все по-прежнему, хотя дядя давненько не заходил. В последнее время вообще его редко вижу — работа, политика, плюс обида, что я не пошел по его стопам, а подался учиться в ЛЛА.
Наконец, его взгляд останавливается на мне.
— Как Луиза? — интересуюсь, пока он опять не начал вопить и пытаться испортить мою очередную попытку уехать на каникулы.
Луиза — это бессменный дядин секретарь уже пятнадцать лет, а последние десять — у них роман, затяжной и никак не доходящий до чего-то серьезного.
— Работает, — ожидаемо огрызается Рикардо. То, что Луиза для него кто-то больший, чем сотрудница, он никогда не признается. Любит поддерживать имидж бессердечного политика.
— Привет передавай, — нагло улыбаюсь.
Рикардо возмущенно сверкает глазами: то, что у старшего Тайлера тоже есть чувства, тайна за семью печатями.
Морган возвращается с полной тарелкой ароматных спагетти, ставит на стол перед гостем и занимает свое место. Дядя перестает прожигать меня взглядом, пробует угощение, с наслаждением закатывает глаза — это ему не опостылевшая ресторанная еда. Надо бы посоветовать Морган поделиться с Луизой парой рецептов.
Так молча и доедаем свои порции. Когда тарелка опустошена, Рикардо откидывается на спинку стула и устремляет на Морган убийственный взгляд: