Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Счастливые и несчастные (сборник)
Шрифт:

– …А жинка-то, оказывается, уехала к матери в свою Ростовскую область. Выписалась из Москвы и уехала… И квартиру, и дачу – все оставила первой супруге писателя…

Пусть завидуют!

А. Булаеву

Один мой знакомый – да что скрывать, в сущности это мой недалекий двоюродный брат – вообразил себя крупным поэтом. К пятидесяти годам он накатал множество стихов и даже издал пару сборников, но в его виршах чего-то не хватало, не знаю точно, чего – пожалуй, души; они были неплохо отделаны, напичканы образами, но не будоражили, от них не становилось жарко или холодно. Все его строфы воспевали любовь. Это и понятно, для многих творческих

натур женщины – почти основа жизни, именно почти, потому что все же основным является творчество.

Я работаю продавцом художественной литературы, то есть в какой-то степени тоже творческий человек, но, несмотря на зрелый возраст, еще окончательно не решил, что для меня важнее: женщины или книги, хотя уже склоняюсь к мысли – ни то, ни другое, а третье – общение с друзьями.

Так вот, о моем братце. Представьте себе рафинированного сноба, который пыжится выглядеть необычно, самоутверждается за счет роскошного костюма, эффектной прически, в компании пытается быть современным, щеголяет модными словечками, покуривает дорогие сигареты, но выглядит нелепо, и курить не умеет – наберет дым за щеки и выпускает длинной струей. Все это, и многие другие парадные демонстрации – от внутренней неуверенности и своей незначительности; известное дело, когда у человека маловато за душой, он старается привлечь внимание внешними атрибутами и показными штучками. Брат напоминает наших эстрадных идолов – полуголое тело, подпрыгивание, оглушительный визг, шокирующий текст – и ноль таланта, ничто не трогает сердце. Некоторые из этих самых идолов прекрасны внешне и, возможно, прекрасны в семье, в дружбе, в постели, но зачем лезут на сцену! Оставались бы в семье или в постели.

Крайне интересен мой братец в интерьере своей холостяцкой квартиры – здесь с него спадает показной налет и обнажается истинное лицо – этакого седовласого юнца, большого мальчика, который так и не избавился от идеалистических представлений и стоит одной ногой в прошлом, другой – в будущем, а настоящее переступает. Он живет в тумане, в пыльном тумане – в прямом смысле слов – годами не вытирает пыль, «чтобы уйти от пошлой реальности». У него пыльные окна и занавески; толстым слоем пыль покрывает все вещи, большинство из которых страшно старомодные, из немыслимо далекого прошлого.

– Старые вещи как ничто дают почувствовать время, – изрекает брат. – Я собиратель прошлого… Пуританских ценностей…

Свои странности есть у каждого, но брат переплюнул всех. Как-то я хотел сдуть пыль с одной штуковины, чтобы лучше ее рассмотреть, брат тут же вспыхнул:

– Не вздумай! На старых вещах не только пыль, но и печаль!

Он вообще постоянно меня поучает:

– Тебе надо сменить гардероб (надо сказать, я годами ношу одни и те же вещи; галстуки не терплю, брюки не глажу, бреюсь раз в неделю).

И поправляет меня брат частенько:

– Не сколько времени, а который час. В твоем возрасте пора бы уже грамотно выражаться по-русски.

Я уже говорил, что достаточно близок к творческим людям, можно сказать, мы вращаемся бок о бок, как шестеренки – это вращенье особо заметно в клубе книголюбов – самом суматошном месте в городе, где по вечерам собираются поэты, художники, представители моей профессии; и, разумеется, это вращенье особо шумное под водочку, без которой нам никак не обойтись, без которой мы просто-напросто заржавели бы. Брат иногда наведывается в клуб, но открыто презирает наши дымные застолья. Брезгливо выпятив губы, он говорит мне:

– Меня поражает слабость твоего интеллекта (это говорит он, недалекий, ничего не петрящий в жизни стихоплет!). Сколько можно пьянствовать и попусту чесать языками? Сумбурные сборища – это более чем несерьезно. И эти ваши некрасивые грубые женщины!.. Ты на глазах распадаешься как личность. Дикий случай…

Скажу честно, общаясь с моим братцем, надо иметь крепкие нервы. Я-то его, полусумасшедшего, всерьез не воспринимаю, ведь он живет отшельником – ни друзей, ни женщин; на его дни рождения приходят, как на похороны – одни родственники: я и две наши тетки. А женщины… Их у него за пятьдесят лет было всего две: жена,

которой он пускал пыль в глаза – говорил о своей нечеловеческой славе, будто уже обеспечил себе бессмертие и стоит вровень с Пушкиным; лет пять она верила в эту ахинею, потом разобралась, что к чему, и бросила его. И была какая-то помаргивающая девица, которой он тоже пытался запудрить мозги, но она раскусила его еще быстрее. Такая горькая хроника. И вот этот дилетант в женском вопросе на прошлой неделе мне говорит:

– В одной редакции работают две секретарши, мои приятельницы. С одной из них у меня, возможно, будет грандиозный роман. Она сильно мной увлечена. В субботу я пригласил их в клуб, закажи столик, посидишь с нами. Но учти, это женщины высшего класса – не ваши клубные шлюхи. Они дамы комильфо, ты таких и не видел никогда. Веди себя предельно деликатно, тактично, без единого грубого слова. Сможешь?

– Постараюсь, – ляпнул я, подивившись везенью брата и его белоснежной идее.

– И смотри не напивайся, и будь гладко выбрит, прилично одет. И никого из своих дружков не подзывай, посидим вчетвером спокойно, – предвосхищая романтический вечер, брат сладострастно причмокнул.

Скажу начистоту, несмотря на немалый опыт в любовных делах, в субботу с утра я почувствовал некоторое волнение; как представлю приятельниц брата – этаких голливудских кинозвезд, по спине бежит что-то вроде озно-ба. Мы договорились встретиться в семь вечера. Какая была погода, не помню. Ну пусть будет ветрено и дождливо – ведь с годами нравится всякая погода. Хотя, к черту! Лучше – светлый теплый вечерок. Я приехал в клуб раньше времени, заказал столик, выпил рюмку водки для храбрости, потом еще одну с известным поэтом и две – с неизвестным художником и сразу почувствовал себя легко и весело. К сожаленью, брат не оценил моего приподнятого состояния – появившись, мгновенно смерил меня изучающим взглядом, подошел и зло процедил:

– Уже принял, гад! В темпе ухаживай за дамами, помоги снять плащи!

Около зеркала крутились две высоченные крашеные блондинки, с невероятно яркой косметикой сверх всякой меры, – обе вульгарные – дальше некуда; я не успел подойти, как одна откровенно подмигнула мне, другая выпятила губы, поддернула кверху и без того короткую юбку и, отклячив зад, на мгновенье замерла, давая понять, что готова на все. Я понял – этих краль надо сразу тащить в постель, а не вести в ресторан элитарного клуба, но братец уже вовсю обхаживал блондинок: называл уменьшительными именами, у одной похвалил кофту – «мой любимый абрикосовый цвет», – у другой, словно ботаник, внимательно рассмотрел брошь-цветок и восторженно щелкнул языком; с повышенной предупредительностью показал кинозал, где «бывает нечто интеллектуальное», и туалет, где «удобней привести себя в порядок», а когда блондинки процокали в интимное заведение, ни с того ни с сего умиленно брякнул:

– Королева и в туалете остается королевой.

Похоже, он совсем спятил от своих красоток и из кожи вон лез, чтобы соответствовать их запросам – спину выпрямил, живот втянул, победоносно осмотрел завсегдатаев клуба – те уже вовсю пялились на наших блондинок; в мужской клуб редко заглядывали женщины, и, когда появлялись даже страшные – какие-нибудь квадратные, – на них смотрели как на красавиц. А тут такое явление!

Пока шли в ресторан, брат чего-то верещал, что-то о себе, в том смысле, что он человек здравомыслящий, искушенный в делах и решительный в поступках. Блондинки молчали, всем своим видом показывая, что их молчание полно значения; я обнял одну из них – по имени Камилла; она закатила кошачьи глаза, прижалась ко мне и кокетливо хихикнула:

– Мне жуть как нравится красивая жизнь.

Похоже, это было правдой – на ней висело множество украшений, и она пахла, словно фруктовый сад, причем плодовитый (позднее я узнал – у нее двое детей).

Брату показалось, что я чересчур увлекся – он подскочил и, как бы извиняясь за мою невоспитанность, расплылся перед Камиллой:

– Это брат так шутит. Показывает, как здесь себя ведут некоторые непризнанные поэты, – а меня сурово отвел в сторону: – Эта моя! Ухаживай за ее подругой.

Поделиться с друзьями: