Счастливые, как боги...

— Зачем?

— Выйди, Аля.

— Я уже спать легла.

— Ну открой, ну выйди. Я поговорить приехал…

Молчание.

— Я поговорить должен, Аля.

— Говори.

— Ну ты что, ненормальная, что ли?

— Нормальная. Я иду спать.

— Аля… Аля…

Молчание. Володя поник весь, голову опустил. Последний раз в окно бросает:

— Я тебе окна сейчас побью.

Молчание. Володя возвращается к мотоциклу, садится возле на траву, прислонясь спиной к колесу. Не отзывается Аля. Пиликает Ликинский.

Вообще-то, конечно… Может быть, Аля и права, но лично мне кажется, я на се месте уже не устоял бы. Во всяком случае, вышел бы на минутку. Что тут такого, выйти к парню на одну минутку? Может, он сказать что-нибудь хочет? Может, он действительно… А может, у нее и сердца никакого нет? Может, она и думает только об одних старухах да об алкоголиках — лечить, лечить, лечить? Может, она сипим чулком хочет стать? Это же совершенно не в духе, не современно.

Но Аля и не думала ложиться в постель. Она стоит в рубашечке, прислонилась к оконному косяку, за шторку держится и то ли просто слушает грустное пиликанье Ликинского, то ли смотрит из-за шторы на Володин мотоцикл и на него, сидящего у колеса, то ли задумалась о чем-то, босиком стоит, в рубашечке коротенькой.

И вот Аля начинает одеваться. Надела халатик, набросила кофточку, тапочки надела, тихо прошла в первую комнату, тихо открыла дверь в сени, тихонько сошла по лестнице, осторожно отперла входную дверь, вышла на улицу, незаметная, присела на порожек крыльца. Посидела тихонько и позвала:

— Володя.

Володя вздрогнул. Смотрит — как будто Аля сидит. Встал, подошел, сел прямо на траву перед ногами Алиными. Смотрит на нее.

— Знаешь, зачем я приехал? — Володя спрашивает.

— Зачем?

— Вот, думаю, приеду, разбужу Алю, а ты выйдешь, на эту ступеньку сядешь, а я тут буду сидеть, на траве, и буду смотреть на тебя до утра.

— Красиво… если, конечно, сам придумал.

— Я не придумывал.

— А кто?

— Никто не придумывал.

— А я подумала, зачем-нибудь еще приехал.

— Зачем?

— Ну, зачем-нибудь.

— Извиняться, что ли?

— Не-ет, зачем извиняться?

— Я тогда не понял себя.

— Себя?

— Ну и тебя тоже.

— А теперь?

— Теперь понял.

— А я думала, знаешь, зачем ты приехал?

— Ну?

— Думала, ты покатать меня хочешь на мотоцикле.

— Да? А ты хочешь?

— Конечно. Я люблю.

Они разговаривают тихо, замедленно, как во сне. А тут вдруг вскочил Володя.

— Ну давай, поехали, — говорит он.

— Давай в другой раз.

— Когда?

— Когда хочешь… Завтра. — Володя, а ты пианино делаешь?

— М-мм, доски стругаю.

— Ну ладно. До свиданья.

— До свиданья, — шепотом отвечает Володя.

Аля уходит. Володя заводит мотоцикл и с бешеным ревом улетает из Дорофеева в Мызино, через тот холм.

Аля спит. Утренний свет проникает через окно, уже хорошо видно Алино лицо. И от соседей звонкий, великолепный петушиный крик: ку-ка-ре-ку-у-а. И еще раз, по-утреннему звонко и радостно. А справа теленок: мм-м-м-у-у. Ку-ка-ре-ку-у-а…

Мм-м-у-у. Идет утренняя перекличка. Аля открывает глаза, улыбается. Встает, подходит к окну, налево посмотрит — ку-ка-ре-ку-у-а, направо посмотрит — мм-м-у-у. Теленок к колышку привязан, мычит. И отзывается ему невидимый петух из другого дома. Аля улыбается. Закрывает окно, потягивается сладко. А на улице солнышко поднимается и летит мотоцикл через холм. Вот он уже перед Алиным домом. Володя глушит мотор. Становится к стенке, закуривает. Аля, одетая уже, выглядывает в окно, видит мотоцикл, Володю не видит, — он к стенке прислонился, курит, — но Аля сразу поняла, чей это мотоцикл, она с изумлением прикладывает ладошки к щекам.

Выходит на улицу.

— Ты что? — и смущается, вроде, и улыбается Аля.

— Как что? Ты же сказала.

— Я пошутила.

— Как пошутила?

— Очень просто, А разве нельзя пошутить?

Володя совершенно растерян. Он не знает, как вести себя с этой Алей.

— Ты что? Ты, может, ненормальная?

— Я нормальная. Мне некогда сейчас… Ты приезжай в другой раз, расскажешь, как пианино делают.

Володя с презрением сузил глаза, рывком повернулся, зашагал к мотоциклу, Аля пошла через улицу в контору, в свой медпункт.

Она разговаривает по телефону:

— Александра Васильевна, я сейчас еду, вместе с ним. Сам он никогда не явится, легкомысленный дядька, просифонило, говорит, водкой, говорит, вылечусь, а у него что-то не перестает, болит в спине и в боку. Мы вроде за тетей Машей поедем, а уж вы не отпускайте его. Хорошо, Александра Васильевна? Мы едем.

Аля кладет трубку, выходит, запирает дверь на замок, вешает записку: «Уехала в Чамерево».

…Михаил Васильевич Гульнов ждет ее возле своего дома… Потом они вместе идут на стан. Там грузовик. Михаил Васильевич забирается в кузов, садится на скамью возле кабины.

— Аля, — говорит шофер, — ко мне в кабину.

— Нет, — говорит Аля, — я с дядей Мишей. Дядя Миша, дайте мне руку. — Аля с помощью дяди Миши забирается в кузов, рядом садится.

Мимо стана идет машина луговой дорогой, потом лесной, в Чамерево, в больницу. А другой дорогой летит мотоцикл с Володей на Владимир.

В больнице, в приемной, сидит тетя Маша. Ждет. Входят Михаил Васильевич с Алей. Михаил Васильевич, не здороваясь, подходит, спрашивает:

— Выписалась? Ну, пошли.

— Нет, дядя Миша, сейчас надо вас посмотреть, идемте, — говорит Аля.

— Ды ну, — отнекивается Михаил Васильевич.

— Идемте, — за рукав берет Михаила Васильевича. Уходят к Александре Васильевне.

Главный врач смотрит Михаила Васильевича, слушает, потом провожает на рентген. Сестра в темноте показывает ей легкие Михаила Васильевича. Шушукаются. Потом Александра Васильевна говорит вслух:

— Делайте снимок. — И уже к Михаилу Васильевичу: — А вам, Гульнов, придется у нас остаться на время. Одевайтесь.

— Чтой-то? — говорит Михаил Васильевич, одеваясь. — Мне домой надо, мне жену везти.

— Жену Аля отвезет, а вас надо обследовать. У вас в легких воспаление, может, перенесли на ногах, надо обследовать.

— Просифонило, — говорит Михаил Васильевич.

— Вот, вот, — соглашается Александра Васильевна. И к сестре: — Отведите в палату.

Вместе с сестрой Михаил Васильевич в приемной, к жене подходит.

— Вот, Маня, не пускают меня, кладут, я бы не остался, да терпения уже нету, болит в спине и в боку. Ты ж гляди там, не шибко, Нюрку попроси, она корову подоит, не поднимай тяжелого, а я проверюсь и домой, я скоро. Вот…