Счастливых бандитов не бывает
Шрифт:
– Где пушка? – без предисловий сказал Лис и привычно ощупал его с головы до ног. – Где «ТТ»?
– Какая пушка?
– Из которой ты в Каскета стрелял.
– В какого Каскета?
– В того, который уже троих замочил. У них тоже «ТТ» был, он на них подумал…
Лис взмахнул ладонью. Напряженный, как струна, Шкет неловко отпрянул назад – поздно. Но Лис и не думал его бить. Он взял его за ухо и притянул к себе.
– Ты что, плохо слышишь? Я ведь тебе ухо не совсем отбил тогда. Чего переспрашиваешь?
– Отвали! – он рванулся. Но ничего не вышло. Стоящие
Шкет лежал на асфальте, распластанный, как лягушка под автомобильным скатом. Лежал, как тогда, три года назад, в допросном кабинете СИЗО… Как месяц назад во дворе за «Кружкой». Он, главарь волчьей стаи! Снова и снова его вбивают в говно, как нарочно, как в насмешку, раз за разом…
Бешенство переполняло его, не давало вздохнуть. Или что-то другое не давало. Нога Лиса на груди, например.
– Помнишь, что я тебе тогда сказал? Живи как хочешь, но при этом помни, что в твоей жизни главное. Так?
Шкет не мог дышать. Тем более не мог говорить. И все-таки услышал собственный голос, жалкий и задушенный:
– Так!..
– Что в твоей жизни главное, Шкет?
Главное – выковырять твои глаза еще до того, как ты сдохнешь, проклятый мент. Чтобы скормить их тебе. Главное – ржать погромче, когда ты будешь отдавать концы, извиваясь, как ящерица, под моим башмаком…
Но вместо этого Шкет прохрипел:
– Главное – это ты… Вы…
– Правильно. А почему?
– Потому что…
Шкет знал почему. Отлично знал. Но назвать, произнести вслух страшно.
– За яйца держите потому что… – пробормотал он еле слышно.
– О! Верно! – одобрил Лис. – И оторву, если надо. Значит, все ты слышишь, Шкет, все понимаешь… Тогда почему, объясни, опять косяки порешь?!
– Ну, а чего? – заныл Шкет. – Сидим, развлекаемся, как можем… Эти овцы сами виноваты, я их…
Удар ногой в бок.
– Меня овцы не интересуют! – Горячее дыхание Лиса обжигало его лицо.
– Говори, гаденыш, где пушка? И кто тебя нанял?! Хотя я и так скажу: Антон! Так?! Колись, дерьмо собачье!
– …мотылек.
Она уловила только конец фразы. Исключительно затасканной фразы, явно позаимствованной из любовного сериала. Или из инструкции в интернете – «10 способов снять девушку». Повернувшись к собеседнику, она уточнила на всякий случай:
– Мотылек?
– Именно мотылек, – с готовностью подтвердил молодой человек. – Впервые вижу мотылька, который пьет виски вместо нектара.
– Терпеть не могу виски, – призналась она. – Пью из чистого упрямства. Дома обыскала весь мужнин бар – ничего, только виски и водка…
– Муж, наверное, серьезный бизнесмен, при деньгах, правда, постарше, но зато любит и балует, – предположил молодой человек.
– Только не бизнесмен. Но очень серьезный и постарше. А что любит… Любит, наверное. Но сейчас взял и ушел из дому…
Ребенок почувствовала, что сейчас расплачется. И тут же теплая ладонь легла на ее талию, скользнула вверх и вниз, словно проверяла, все ли на месте, все ли такое же молодое и упругое на ощупь, как оно выглядит снаружи. Все было на
месте, молодое и упругое.Оксана с двумя незнакомыми девушками и какими-то парнями плавали в тумане, хохотали, наблюдали за ней и показывали большие пальцы: дескать, классный мэн, цепляй его на кукан!
– Неужели ушел от такой девушки? – произнес он над самым ее ухом, так что она почувствовала запах табака и пряной влаги, которой пахнут все выпившие мужчины. – К другой?
– Хуже. На работу!
Она вздохнула и посмотрела на стакан. Пить почему-то больше не хотелось, последний глоток дался ей с трудом. Это ее расстраивало.
– Значит, в ночную смену, – сказал он. – Бывает.
Он замолчал, сосредоточенно поглаживая ее поясницу, потом рука задумчиво скользнула по ягодицам и замерла.
Здесь были еще какие-то люди, правда, немного. Звучала музыка, сверкало стекло, бармен разговаривал по телефону, тряся в свободной руке шейкер. Только все это было фоном, ничего не значащим фоном. Вот в зал вошел новый посетитель, огляделся по сторонам, повернувшись на каблуках. Седеющая шевелюра, зачесанная со лба назад, классический стареющий бабник в допотопном костюме…
До Ребенка вдруг дошло, что она не знает, куда поехал Фил. Вызвали – помчался. А куда помчался? Вдруг появится здесь? Сейчас? Увидит ее в дешевом ночном кабаке, в этой компании? На какое-то мгновение бесшабашность и мнимая свобода уступили место страху. Она не знала, как поведет себя муж. Он может взбеситься, и тогда никому мало не покажется… Во всяком случае, если увидит чужую руку на ее заднице – точно взбесится. Так уже один раз было…
На какое-то мгновение ощущение бесшабашности и полной свободы уступило место страху. Она посмотрела на своего собеседника, на которого до этого вообще как-то не обратила внимания – так, сидит какой-то тип, впаривает что-то потихоньку…
Плотный, круглолицый, кучерявый. Приятный в общем-то. С аккуратной бородкой, оттеняющей мясистые красные губы. Хорошо одет: курточка, сорочка свежая. Он был молод, гораздо моложе Фила. Наверное, ее ровесник. Или чуть старше. Опыт с ровесниками у нее уже был – абитура, Венька Закревский… тихий ужас. Тоже, кстати, с бородкой – жиденькой такой, козлиной. Венька страшно любил почесаться ею о всякие нежные места, считая, видимо, что доставляет этим партнерше особенное удовольствие…
– Меня зовут Ромуальд, я писатель и люблю бабочек…
Нет, конечно, Фил не явится сюда. Тем не менее какое-то беспокойство все равно осталось. И голова сильно кружится.
– …Набоков – знаете такого писателя? Он тоже любил бабочек, даже открыл какой-то неизвестный вид.
– Что? – Ребенок встрепенулась, ощутив, как горячая рука забралась под ее кардиган и прожигает насквозь тонкую ткань блузки.
– А студенток клеил и называл мотыльками, – молодой человек улыбнулся и придвинулся поближе, рискуя опрокинуться с табуретом и Ребенком вместе. – Послушайте… Послушай. Я впервые вижу такую девушку, как ты. Вот не вру. Я не знаю, как ты оказалась здесь, да и знать не хочу. Но я думаю, это не случайно… Мозги сейчас взорвутся, честное слово!