Счастливый слон

– Спасибо, Нэнси. Она и в самом деле мне очень нравится, но...

– Подумай, милочка. Через два года она будет стоить все семь, и я сама куплю ее у тебя за пять, если...

– Я понимаю, Нэнси, но я должна подумать. Вглядеться в себя, знаешь? Ну, и посоветоваться с Ником.

– Конечно, дорогая. А еще лучше – приходите ко мне вдвоем. Я могу даже пометить на ней, что она продана.

– Пока не стоит. Знаешь, эти мужчины, пока их уговоришь выйти из дому... Я просто не хочу тебя обязывать.

Еще бы. Приди я к ней с Ником, у картины не было бы ни малейшего шанса остаться некупленной. На мужчин Нэнси действует, как отбойный молоток. Он бы и опомниться не успел, как его рука сама выписала бы Нэнси чек. Не то чтобы я была против, но... Впрочем, это сейчас неактуально.

– Нэнси, на самом деле я хотела пригласить тебя выпить со мной чаю. Или даже чего-нибудь покрепче, – тут я подмигнула ей, и мы захихикали, как старые подружки. – Ты скоро сможешь освободиться?

Мы замечательно провели вместе вечер в прелестном маленьком кафе за бутылкой итальянского вина и французскими пирожными. Нэнси доверительно сказала мне, что они такие легкие, что даже ее диетолог позволяет себе одно в неделю. В общем, за увлекательной беседой я почти забыла о своих заботах. И даже когда у меня в сумке звонил телефон (строго говоря, они звонили несколько раз оба – и мой, и Ника, по очереди), я сделала вид, что не замечаю этого.

Домой я вернулась немного после девяти вечера. Было темно, в окнах горел свет – Ник вернулся с работы неожиданно рано. С чего бы это, а?

Я не успела даже толком войти, как он выскочил из кухни мне навстречу и закричал:

– Где ты была?

Ошарашенная таким приемом, я хотела было честно ответить, что сидела с Нэнси в баре, но, к счастью, быстро опомнилась и спросила холодным тоном:

– А что, собственно, происходит?

Он, не заметив моего холода, продолжал орать.

– С утра ты не откликаешься, на звонки не отвечаешь, ушла, не предупредила, дома тебя нет, что я должен думать?!! Ты совсем сошла с ума, Лиза, так дальше продолжаться не может.

– Не может, – ответила я с достоинством. – Оно и не продолжается, как ты сумел заметить. Я живу своей жизнью.

– Где ты была? – завел он снова свою шарманку.

– А какое тебе, собственно, до этого дело? – огрызнулась я. – Я же тебя не спрашиваю, где ты был?

– Я работал, и ты это прекрасно знаешь.

– Ага. Над зайчиком своим ты работал, теперь-то знаю.

– Как тебе не стыдно?

– Мне? Это мне должно быть стыдно? По-моему, ты что-то перепутал. Из нас двоих стыдиться должна уж никак не я. На твоем месте я бы вообще на эту тему молчала.

– Так ты же это и начала.

В общем, мы опять поругались. Грубо, глупо и совершенно бессмысленно.

Кончилось это тем, что я, как вчера, выбежала из кухни, поднялась наверх, в свою вчерашнюю комнату, и снова спряталась в кровать. Плакать. Но второпях забыла запереть дверь. Через какое-то время Ник пришел ко мне, раскопал из-под одеяла, не говоря ни слова, обнял, прижал к себе...

Это был наш самый потрясающий секс если не за всю семейную жизнь, то за последние несколько лет уж точно. Мы рычали, вцепившись друг в друга, как будто бы от этого зависела наша жизнь, мы стонали и, возможно, даже плакали. Все чувства и ощущения – от любви до ненависти – были настолько яркими, бурными и острыми, что, кажется, не было никаких сил это перенести, но мы справлялись, глотали воздух и снова вцеплялись друг в друга, и это длилось и длилось, бесконечно, как в первый раз... Или в последний. Собственно, с очень даже немаленькой вероятностью это и был наш последний раз.

Мы так и заснули, не расцепляясь, на этой узкой кровати в гостевой комнате. И утром проснулись одновременно. Это было прямо как раньше, давным-давно, когда мы жили в институтской общаге и спали на узенькой койке, уместиться на которой вдвоем можно было, только крепко обнявшись. Тогда мы тоже просыпались вот так – одновременно, нос к носу, глаза в глаза. И это было здорово.

– Привет, – прошептали мы друг другу одновременно.

Может быть, если бы никто не стал больше ничего говорить, все сложилось бы по-другому. Как маятник, который можно, остановив, запустить в другую сторону, и он снова начинает отсчитывать свои секунды в заданном ритме, словно ничего не происходило. Но людям, увы, далеко до невозмутимости часовых механизмов.

– Дуреха ты, – шепотом сказал мне Ник. – Видишь же, как нам с тобой хорошо.

И даже это утверждение, несмотря на некоторые его сомнительные пункты, было еще терпимым. Если бы он этим и ограничился в смысле слов и лучше бы сделал что-нибудь руками, я бы, размягченная последними – самыми последними – событиями, тоже не стала начинать ссору. Но мужчины, очевидно, устроены так, что для них обладание – синоним полной капитуляции противника, то есть, вернее, партнера. Заткнуться в нужном месте они просто не в состоянии.

– И чего ты себе напридумывала каких-то глупостей? – продолжал мой муж.

Тут уж я не выдержала.

– Ничего себе глупости, – ответила я слегка ворчливым, но еще достаточно миролюбивым тоном. – И потом, если уж говорить о глупостях, ты первый начал. Какого черта ты завел шашни с дурацкой китаянкой? Ну ладно, я еще понимаю, трахнуть ее разок – экзотика, туда-сюда, мерзко, конечно, но как-то объяснимо, но чтобы полгода? Так что не надо мне тут...

В общем, подача, конечно, была почти не берущейся, но если бы Ник все же сумел сдержаться... Не факт, что это помогло бы ему в итоге, но хоть какие-то шансы на примирение могли бы, наверное, остаться. Но он не выдержал.

– Между прочим, зря ты так про нее, – заявил он уже в полный голос. – И вовсе она не дура. У нее образование вполне приличное, и программирует она ничего себе.

– За это ты ее и полюбил, – вставила я.

– И семья у нее очень пристойная, – Ник, разогнавшись, уже не мог затормозить. – Она мне рассказывала. Мама – университетский профессор в Пекине, славист. И сама она тоже русский знает.

– Ну конечно! – взвилась я уже куда-то под потолок. – Именно этого тебе и не хватало в твоей нелегкой жизни – по-русски было не с кем поговорить! И в мотеле вы с ней, обнявшись, наверное, все время напролет исполняли хором «Подмосковные вечера»! Или что там – «Русский с китайцем братья навек»? «Сталин и Мао слушают нас»! Хинди, руси, бхай-бхай!

Ну и после этого, конечно, все началось снова. С выдумкой и энтузиазмом мы проорали друг на друга еще с полчаса, после чего Ник хлопнул дверью и убежал на работу, даже не побрившись.

После его ухода я еще немного повалялась, даже, похоже, слегка задремала. Во всяком случае, голова снова стала вялой и сонной, как бывает, когда не проснешься толком, а спать как следует не выходит. Мысли путались, но разбираться в них и что-то соображать не хотелось. Впрочем, возможно, это была такая защитная реакция организма – завернуть мозги в вату. Поднявшись и даже не одеваясь, я зачем-то отправилась бродить по всему дому босиком. Проходила по комнатам, гладила рукой стены, ловила ненужные мысли. Удивительно, как за такое короткое время дом успел не то чтобы совсем запаршиветь, но как-то... Как будто скиснуть, что ли. То ли дело было в пыли, которая успела осесть там и тут на мебель, то ли в общей неубранности, то ли... То ли из дома просто ушла любовь. Ведь для того, чтобы дом был живым, надо, чтобы живущие в нем люди любили. И дом, и друг друга. Хотя не знаю. Я ведь люблю своего мужа, да и он, наверное, меня по-своему тоже. Ведь двадцатилетняя связь не может исчезнуть в несколько дней. Или может?