Счастливый слон
Шрифт:
Еще я получила деньги от Ника. Вернее, Ник перевел их на мой специальный алиментный счет, а написала мне об этом Марсия, мой адвокат. Еще она писала, что процесс идет успешно, противная сторона (в смысле Ник) никаких препятствий не выдвигает, и она надеется на успешный исход. Было немного странно читать этот отчет, который был настолько далек от моей сегодняшней жизни, как будто пришел не из другого полушария, а с того света. Я задумалась, обрадовали меня эти известия или огорчили. Радостно было то, что все получается, а огорчительно – что Ник не сопротивляется нашему разделению, как будто ему безразлично. Но на самом деле по-настоящему
Потому что мне на самом деле нужно было много чего купить. К следующему Сашкиному приходу я решила выступить более торжественно, чем в первый раз, и испечь пироги. Я считаю, это очень правильно – печь пироги. Во-первых, они чертовски вкусны в моем исполнении, а во-вторых, когда в доме пекут пироги, весь дом начинает как будто дышать и пахнуть свежим живым тестом, выпечкой и уютом.
В общем, когда Сашка в пятницу вечером позвонил в мою дверь, я как раз только что вытащила из духовки один противень пирожков (с капустой), засунула на его место другой (с мясом) и занималась разделкой яблочного пирога. Поэтому руки у меня были в тесте, а сама я – по уши в муке.
– Что это с тобой?
Оценив мой вид, он было засмеялся, но почти тут же перестал, начав напряженно втягивать в себя воздух.
– Что это? – повторил он. – Чем это таким пахнет? Я еще с лестницы чуял чертовски вкусный запах, а я голодный, как волк. Это у тебя? Не может быть!
– Ну почему не может? Это я пироги пеку.
– Пироги? Сама печешь пироги? Да ладно, не свисти. Так не бывает.
Вместо ответа я просто ушла на кухню, взмахом руки предложив ему следовать за мной.
Уже позже, убедившись в моей правоте, для чего ему потребовалось срубить половину капустных пирожков и утащить прямо с противня пару слегка недопеченных мясных, Сашка признался.
– Ты знаешь, это было чудо. Ну вот, знаешь, бывает так, что идешь где-нибудь, и там чем-нибудь вкусно пахнет... И засада в том, что это всегда у чужих. То есть ты сам, может, и вкуснее где-то поешь, но пахнет всегда у других. Завидно страшно. А сегодня я иду, нюхаю, завидую – а потом выясняется, что это как раз у тебя. То есть там, куда я иду. Кайф.
Я засмеялась.
– Ну, это несложное чудо. Невелика хитрость – пирогов напечь.
– Ну, я не знаю, – не согласился он. – Я, если честно, вообще не помню, когда последний раз домашние пироги видел. В детстве, когда еще бабушка была жива, она, бывало, пекла...
– А я часто пекла. Дома... – Мне вдруг стало грустно.
– А я тебе и говорю, что ты – нечто! Кстати, – сказал он мне каким-то вдруг заговорщическим голосом. – Моя жена вчера улетела. На курорт. На Лазурный берег.
– Ну и что? – довольно резко спросила я. Как-то мало меня волновала его жена, разве что она бы улетела вообще на фиг. Да и момент был неподходящий.
– Ну и то! – торжествующе ответил он. – Не будет у тебя в этот раз повода выпереть меня домой одного! Не отболтаешься. Я остаюсь здесь!
Прозвучало это так гордо, что я не выдержала и заржала.
– Это мы еще посмотрим.
– На что это мы будем смотреть?
– На твое поведение.
Будешь хорошо себя вести, может, и оставлю.– Я буду. Буду очень хорошо, – сказал он и цапнул с противня очередной пирожок.
Он сдержал слово, и, когда дело подошло к вечеру, то есть собственно к делу, я в ответ на невысказанный вопрос – да, собственно, даже вопроса тут почти никакого не было, так, формальность – только кивнула.
– Ладно, так и быть. Оставайся. Комнат у меня две, в большой диван раскладывается, я тебе там постелю. Ночуй.
Сашка попытался было что-то такое мне возражать, дескать, зачем же такие ненужные хлопоты, но я снова была сурова и непреклонна, как скала.
– Знаешь, не нравится – не оставайся. Я это даже обсуждать не буду.
Он сдался, ворча себе под нос что-то вроде: «Глупости, все равно только возня лишняя», и явно не веря до конца в мою решимость. Так, с недоверием в глазах, он и ходил за мной по квартире, наблюдая весь процесс – как я убирала на кухне, как раскладывала в гостиной тяжелый диван, как рылась в шкафу в поисках постельного белья, расстилала простынь и натягивала наволочку на подушку, доставала полотенце...
Закончив, я обернулась к нему.
– Вот. Вроде все. Только зубной щетки у меня лишней нет. Но ты можешь воспользоваться моей, я ее с мылом помою.
Он недовольно пожал плечами.
– Сурово. Я уж и не помню, когда в последний раз сталкивался с таким уровнем сервиса.
– А вот тут ты обсдался, дружок, – отрезала я. – Это не сервис, это – дружеская услуга. И тебе с этим сильно повезло. Я боюсь, если бы это таки был сервис, тебе не хватило бы всех твоих миллионов, чтобы расплатиться со мной по тарифам, существующим на сегодняшний день.
Надо сказать, прозвучало это достаточно резко, я и сама понимала. Может, немного даже излишне резко, но я-то тоже живая и была на некотором взводе. Сашка явно обиделся и только хотел что-то такое нелестное мне ответить, как я его опередила.
– А если тебя что-то в происходящем не устраивает – так ты же свободный человек. То есть даже некоторым образом женатый и не обязан все это терпеть. Выход – вон, в пяти метрах за твоей спиной. Спокойной ночи, – бросила я через плечо, уходя в ванную и закрывая за собой дверь.
Эту тираду я постаралась произнести мягче, чем предыдущую. Суть ее, впрочем, от этого все равно сильно не изменилась. Ну и ладно. Решит уйти – пусть уходит, так оно и проще. Расхлебывать потом не придется.
Но, когда я, выйдя из ванной, осторожно заглянула краем глаза в большую комнату, он оказался там. Сидел боком на расстеленном диване и смотрел в пол. Его почему-то было жалко, и я, позабыв про все принципы, чуть было не ломанулась его утешать, сдержав себя буквально последним усилием воли. Услышав мои шаги, Сашка поднял глаза, увидел меня в проеме двери и улыбнулся.
– Спокойной ночи, Лизка-скандалистка. Щетку-то хоть помыла?
Заснула я на удивление легко и быстро, а вот проснулась рано. Во всяком случае мне так показалось – из-за плотных штор в спальне было почти темно, а вставать и смотреть на часы мне не хотелось. Из-за двери, насколько я могла различить, никаких посторонних звуков не доносилось. Заснуть снова не получалось, вставать не хотелось, так что других вариантов, кроме как лежать и размышлять о бренности всего сущего, тоже не представлялось.