Щит побережья. Книга 1: Восточный Ворон

Уезжая из усадьбы Лаберг, Хельга почти не помнила, что причиной поездки было ее собственное обручение. Если она и вспоминала об этом, то ей становилось неуютно. Ее надежды на будущее согласие с Брендольвом уже разлетелись осколками: на прощание он улыбнулся ей весьма вымученно, а на ее брата и вовсе не поглядел. Куда пропало все то, чему она так радовалась в первый день? Так бывает во сне: владеешь огромным богатством, а открой глаза, и нет ничего.

– Я надеялся, что хоть ты будешь посмелее! – только и сказал Брендольв, взяв ее за руку. – Когда мы ловили троллей, ты не оглядывалась на стариков!

– Но если… Я так боюсь, что у нас будет война между двумя конунгами! – сбивчиво пожаловалась Хельга. Ей очень хотелось, чтобы именно Брендольв утешил ее и ободрил.

– Война! – Брендольв пренебрежительно махнул рукой. – Знаешь ли, здешние мир или война очень мало значат по сравнению с Валхаллой. А туда попадают только достойные люди. И я хочу попасть туда, чтобы в день последней битвы оказаться в войске Одина. А для этого все равно, на чьей стороне биться здесь. Разве ты желаешь для меня чего-нибудь другого?

Хельга не знала, что ответить. Конечно, попасть в Валхаллу – важно, даже очень важно для мужчины. Но она, не ожидая этой славной участи для себя, никак не могла признать, что мир в земной жизни ничего не стоит. Но если Вильмунд конунг и правда хочет защитить страну от фьяллей… И Брендольв был прав, и Даг был прав, а она не могла решить, к кому ей присоединиться. У нее возникло чувство, будто что-то большое и важное разломалось пополам и вот две части стремительно уплывают в разные стороны, а она не знает, за какую схватиться, как удержать.

Возвращение домой, в родное гнездо, где все жили в согласии, доставило ей большое облегчение, и она гнала неприятные мысли. Но где-то в глубине души шевелилась тревога: а что же будет потом? После свадьбы?

* * *

Первым собрался в дорогу Брендольв. Работники, бонды, рыбаки, целыми днями по делу и без дела шнырявшие между Тингвалем и Лабергом, часто приносили известия: оснащают корабль… взяли средний, «Морского Барана», тот, что на восемнадцать скамей… А парус полосатый, тот, зеленый с коричневым, с красной полосой поверху, что ткали в ту зиму, когда у Оддхильд хозяйки гостила ее сестра Трудхильд, что замужем за Сигурдом из Березового Фьорда… Уже грузят припасы… такие здоровые мешки, волокушами* возят… Я видел, на корабль несли такой котел, что в нем купаться можно… Еще бы, ведь молодой Брендольв хёльд берет с собой целых пятьдесят человек… Да брось ты, какие пятьдесят? Где столько набрать? Сорок от силы! Да нет, с ним же напросились плыть и Кальв из Гнезда, и Арне, ёкулев сын, и еще оба Стейна – и рыбак, и тот, что живет в работниках у Торгрима… Набрал, понимаешь, всяких, и думает, что из них выйдут настоящие воины… А что же ты хочешь? Такому знатному человеку стыдно являться к конунгу с маленькой дружиной, а Гудмод хёльд ведь не может отдать сыну всех своих людей! Кого-то надо и дома оставить! Любопытно, а возьмет он с собой тот роскошный меч, который ему подарил хёвдинг? Да уж конечно, возьмет, ведь это такая честь! Где ему взять меч получше?

Хельга слушала эти разговоры с тревогой и все время надеялась, что какая-нибудь случайность помешает, что Брендольв передумает или мать ему запретит, и он никуда не поплывет. Сидя дома рядом с Дагом, она очень быстро стала считать правым именно его. Привычка к Брендольву в ней, конечно, была гораздо слабее привычки к брату. А Даг довольно часто, перед любым из соседей или даже домочадцев, повторял свое мнение. Проницательная Атла видела, что он стремится убедить не столько Торгрима бонда или Сольвёр (которая и не слушая с ним во всем соглашалась), сколько себя самого. А пока есть колебания, есть надежда и на другое решение…

– Если бы я родилась мужчиной, я бы уж конечно выбрала того конунга, который помог бы мне скорее отомстить! – заявила Атла, глядя на Дага с недвусмысленным вызовом. – Ведь если враги хозяйничают в моей стране, я считала бы это прямым оскорблением мне самой!

– Поди к Брендольву – он будет рад и примет тебя в дружину! – резко ответил Даг, не притворяясь, будто не понял намека. – Но поскольку ты не мужчина, а женщина, да еще без эйрира* за душой, я бы тебе посоветовал не быть такой воинственной. Ты хочешь лишиться крыши над головой еще раз? А этот дом, учти, последний. Дальше только море.

Атла замолчала. Как ни жаждало мести за погибший Перекресток ее упрямое сердце, всему остальному телу нужно было где-то жить. А в Тингвале ей жилось хорошо. Сохраняя на лице выражение молчаливого несогласия, она тайком косилась на Дага и посмеивалась сама над собой. После этой беседы, похожей на ссору, сердитый и замкнутый от внутренней борьбы Даг показался ей прямо-таки красивым. «Он еще пачкал пеленки, когда я уже умела ходить!» – напомнила себе Атла, знавшая, что хозяйский сын моложе ее на целых два года. Но это не помогло. Он делал совсем не то, чего ей хотелось, но почему-то все больше нравился ей.

Хельги хёвдинг во время всех этих волнений по большей части молчал, но вид у него был недовольный.

– Я не вправе запретить знатному человеку выбирать себе конунга и отправляться на войну, если уж ему хочется! – сказал он только однажды, когда Арнхейда хозяйка, с неохотой отпустив среднего сына с Брендольвом, приехала вместе с младшим посмотреть, как собирается в дорогу Даг. – Но если бы у меня попросили совета, я сказал бы: неразумно вмешиваться в распрю двух конунгов, пока ничего еще не ясно.

– Плохо то, что Брендольв и Гудмод восстановят против себя Стюрмира конунга, – заметила фру Мальгерд. – И неизвестно, поможет ли ему наше заступничество.

– Но мы ведь вступимся за него, если понадобится? – тревожно уточнила Хельга.

Отец в ответ развел руками, намекая на то, что после обручения отказать в помощи новой родне уже нельзя.

– Не думал я, что он так быстро откажется от конунга, меч которого только что повесил на пояс, – со вздохом прибавил Хельги хёвдинг и покачал головой.

Чем ближе был час отплытия Брендольва, тем острее щемило сердце у Хельги. Кроме беспокойства о будущем жениха прибавилась обида: неужели он так и уедет, не попрощавшись с ней, покинет невесту сразу после обручения? При том, как расстались Брендольв и Даг, это будет похоже на разрыв. К ней вернулось прежнее ощущение, что все это невсерьез: сейчас она проснется, а никакой ссоры нет. Но увы – Даг тоже собирается в дорогу, и очень даже всерьез.

Хельга беспрестанно думала об этом, так что даже голова болела, но никак не могла взять в толк, отчего все получилось так досадно. А время бежало, и ей казалось, что она непоправимо опаздывает куда-то.

Наконец под вечер последнего дня, когда уже начало темнеть, в Тингваль прибежал мальчишка из Лаберга.

– Меня прислал к тебе Брендольв хёльд! – сказал он Хельге, протолкавшись к ней в женском покое. – Он ждет тебя у кривой елки. Просил, чтобы ты непременно приходила.

Едва дослушав, Хельга кинулась одеваться, второпях схватила накидку Сольвёр вместо своей, просунула голову в отверстие, дернула прядь волос, зацепившуюся за нагрудную застежку платья. Она так ждала этого, так надеялась, так отчаивалась, что теперь едва верила в сбывшиеся ожидания.