Щит судьбы

Но самое главное — Велисарий!

Не все члены персидской делегации придерживались того же мнения, включая жену Баресманаса Малеку. Как только Баресманас вернулся в небольшой дворец, расположенный в центре императорского комплекса, в котором разместились персы, она вышла в гостиную. Жена сильно хмурилась.

— Я тебя не одобряю, — заявила она мужу очень серьезным тоном. — Нам не следует просить одолжения у этих негодяев римлян, словно мы какие-то нищие!

Баресманас проигнорировал ее. Он стоял перед камином и смотрел на играющие языки пламени, а также грел руки — апрельское утро оказалось прохладным.

— Я не одобряю! — повторила Малека.

Баресманас вздохнул и отвернулся от камина.

— Император одобряет, — сказал он мягко.

— Хосров — всего лишь мальчик!

— Совершенно определенно — нет, — твердо ответил муж. — Да, он молодой человек. Но он во всех планах не хуже других императоров, восседавших на арийском троне. Не сомневайся в этом, жена.

Малека нахмурилась.

— Даже если и так… Он слишком обеспокоен вторжением малва! Он забыл о нашем великолепном арийском наследии!

Муж с трудом сдержался от резкого ответа. В отличие от жены Баресманас получил прекрасное образование. На самом деле он был ученым, что нетипично для шахрадара. С другой стороны, Малека являлась типичной представительницей класса.

Как и все высокопоставленные персидские женщины благородного происхождения, она умела читать. Но этим умением она ни разу не воспользовалась по достижении совершеннолетия. Малека предпочитала изучать историю, сидя на мягких подушках в их дворце в столице Персии Ктесифоне. Барды пели ей песни, повествующие о победах ариев.

Баресманас внимательно смотрел на лицо разгневанной жены, пытаясь придумать, как объяснить ей истинное положение вещей так, чтобы она это поняла, несмотря на свои предубеждения и необразованность.

Настоящая история, как он знал, сильно отличалась от версии, представляемой в эпических поэмах. Иранцы, правящие Персией и Центральной Азией, происходят, как и их скифские братья, из азиатских степей. Когда-то они тоже были варварами-кочевникмаи. Более тысячи лет назад арийские племена пришли на юг из степей, покоряя земли, по которым шли.

Племена, отправившиеся на запад, стали известны как иранцы, и именно они принесли славу древней Персии. Обосновавшиеся на востоке родичи покорили Северную Индию и создали ведическую культуру, которая в дальнейшем распространилась на весь субконтинент.

А затем, сделав все это, обе ветви ариев придумали для себя новую историю. Историю, полную легенд и грандиозных притязаний, в которой осталось очень мало от реальных фактов.

Мифы и сказки в основном зарождались на востоке. Как и раньше, теперь реальная власть иранцев концентрировалась на Иранском нагорье и огромных богатых землях Месопотамии. Но арии — по крайней мере знать — предпочитали помнить легенды северо-восточных степей.

«Их почему-то помнят, переворачивая все с ног на голову, — думал он. — Я не знаю о военной мощи варварских наездников. Только мифы о чистоте крови и божественном происхождении».

Рассматривая жену, Баресманас понял, что ему не удастся справиться с ее предрассудками.

Пусть будет так. У ариев есть и другие традиции.

— Подчиняйся своему мужу, жена, — приказал он. — И своему императору.

Она открыла рот.

— Подчиняйся.

Малека склонила голову. Потом угрюмо вышла из комнаты.

Баресманас опустился на диван у камина. Уставился на языки пламени. Огонь отражался у него в темных глазах, но, глядя в эти минуты в огонь камина, он видел совсем другое…

Он вспомнил другой огонь — сражение под Миндусом, где три года назад римский полководец разбил персидскую армию. Перехитрил их, поймал в капкан, уничтожил, даже захватил персидский лагерь.

Велисарий.

Баресманас участвовал в той битве. Как и его дети, остававшиеся в персидском лагере.

Он отвернулся от огня и скорчил гримасу.

Его дети никогда не оказались бы в Миндусе, если бы их туда не привез сам Баресманас. Несмотря на свое образование, он тоже поддался арийской надменности. У благородных персов давно сложилась традиция приводить свои семьи на поле брани. Таким образом они показывали врагу и всему миру свою надменную уверенность в непобедимости ариев.

Его жена отказалась поехать, сославшись на состояние здоровья. (Ее не пугали враги, ей просто не хотелось ехать в жаркую сирийскую пустыню.) Но дети поехали с радостью — как дочь, так и сын. Они горели желанием увидеть, как их знаменитый отец, подчиняющийся только главнокомандующему Фирузу, разобьет наглых римлян.

Баресманас вздохнул. Поднял левую руку и погладил правое плечо. Плечо болело, и сквозь шелковую ткань туники он чувствовал оставшийся шрам.

Шрам от римского копья. В Миндусе Баресманас, как и все копьеносцы благородного происхождения бросившийся в атаку, оказался пойманным в ловушку в центре поля. Пойманным хитрым римским главнокомандующим, а затем разбитым его контрударами.

Велисарий.

Баресманас плохо помнил последние минуты битвы. Только суматоху, смятение, клубы пыли; растущий ужас от понимания того, что их перехитрили и победили; шок и боль, когда лежал в полубессознательном состоянии, истекая кровью на вытоптанной множеством ног земле, а его плечо было почти полностью отрублено.

Лучше всего он помнил ужас, сковавший его сердце, словно по венам у него вдруг вместо крови потекло расплавленное железо. Он боялся не за себя, а за своих беспомощных детей. Некому было защищать персидский лагерь от празднующих победу римлян. Баресманас знал: римские солдаты пройдутся по нему, как стая голодных волков, в особенности их наемники-гунны. Станут насиловать женщин и убивать мужчин.

И они насиловали и убивали, по крайней мере, уже начали.

Пока Велисарий вместе со своими катафрактами не положил конец бесчинствам. Велисарий был с гуннами так же безжалостен и решителен, как и с персами.

Несколько недель спустя его выкупила семья. Баресманас услышал о случившемся от своей дочери Тахмины. Увидев приближающихся гуннов, они с братом спрятались под шелковыми подушками в их шатре. Но варваров это не обмануло. Отряд гуннов быстро обнаружил Тахмину и вытащил ее из шатра. Брат попытался прийти ей на помощь, но тщетно. Гунны не стали убивать мальчика — на рынке рабов за него можно было бы получить неплохую цену. Они просто хорошенько врезали ему, чтобы не мешал, пока они срывают одежду с сестры.