Щит

— И пускай казнит! А замуж не пойду! Стремный он! И воняет, что твой мамонт!

— О чем ругаетесь?! — спросил незаметно подошедший Светлен. Русинская речь с «южанским выговором» на такой скорости им не воспринималась.

Галка выпрямилась, гордо вскинула голову и, упершись взглядом в глаза Светлену, медленно произнесла:

— Ты можешь меня казнить, князь, но замуж я за тебя не пойду! И краску не отдам!

Не успевший остановить девчонку Серый схватился за голову. Вашко обоими глазами начал подмигивать Светлену, пытаясь намекнуть ему, что это розыгрыш. В удивлении вскинул голову Жерех. А виновник торжества вдруг стукнул ладонями по бедрам и захохотал, с трудом выдавливая сквозь смех:

— Ну, мавка! Ну, молодец! Не пойдешь, значит?! А если я хорошо попрошу?

— Всё равно не пойду! — притопнула ногой Галка. — И не проси даже. И перестань меня «мавкой» называть. Меня Галей кличут!

— Как? — выдавил Светлен, не переставая смеяться. — Галкой? Отдай ее, воевода! Замуж отказывается, так будет «Стрибоговым детям» чуприны красить, а?! Что ж теперь за дружина без багряных чубов? Ладно, красавица, — наконец, просмеялся он, — неволить не буду. А стряпней своей угостишь в знак примирения?

Эта фраза была для девушки сложновата, и Серый поторопился перевести:

— Пожрать князю тащи. И теплого, а не из ручья! — и, глядя, как Галка метнулась к костру, пробормотал ей вслед. — Террористка на мою голову…

Кордно, лето 782 от взятия Царьграда, червень

На столе Скворца Буривоя ждала большая чашка кафы. [53] Черная жидкость была такой крепости, что тут же свело скулы. Зато в голове малость прояснилось. Лютый отхлебнул еще пару глотков и вопрошающе уставился на хозяина:

53

Кафа — кофе.

— Не томи, Голуб Мстиславов, не на кафу же звал.

— Не буду тебя мучить, не буду, — кротко улыбнулся Скворец и тут же перешел к делу. — Прочел я твою книгу. Обдумал. В бересах кое-каких порылся. Удивил меня твой предок.

— Не предок мне Мстислав, — поморщился Лютый. — Мой род от Нежданы, сестры его, и Буревоя. Но почему-то книга у нас хранится.

— Это не важно.

Скворец отмахнулся от пустяковой детали, миг помолчал, собираясь с мыслями, и продолжил.

— То, что ты знаешь, пропущу. Сразу выводы. Изложенная в книге версия абсолютно логична, непротиворечива, всем имеющимся у нас данным соответствует и объясняет их лучше существующих версий. Это раз.

Лютый кивнул. И покрепче ухватил чашку. Горячие бока, обжигая пальцы, будили не хуже завезенного из Арабии напитка.

— А второе что?

— Физики утверждают, что путешествие во времени невозможно в принципе.

— Почему? — не понял Лютый. За прошедшее время он уже сжился с этой невероятной мыслью. И потому неверие других вызывало удивление.

— «Если ты пойдешь в прошлое и убьешь собственного дедушку, то не родишься и не сможешь пойти в прошлое», — розмысл явно кого-то передразнивал.

— Это что за бред? — голова с устатку была не в состоянии переварить столь сложную фразу.

— Основной довод противников, — пояснил Скворец, мгновенно посерьезнев. — Сам понимаешь, не стоит и гроша. В нашем случае, как только русины изменили историю, по логике недоверцев, [54] они должны бесследно исчезнуть. Или в пустоте раствориться до того, как изменили. Ну и дальше в том же духе.

Он посмотрел на осоловелые глаза скрытника и добавил:

— Признаюсь, сам в этих резонах запутался. Суть в том, что я Мстиславу почти поверил. Достаточно, чтобы попытаться доказать правоту. Или неправоту. Но работы предстоит немало.

54

Недоверцы — ну, в общем, и так понятно.

— От нас что?

— Как всегда, — развел руками воевод-розмысл. — Я собираю группу. Привлеку кое-кого со стороны. Стрыя твоего, например. Нужны люди, способные посмотреть на происходящее и произошедшее с разных сторон. Введу в курс дела, наметим план работы, раскидаем обязанности. От Управы наблюдатель нужен. Ты им, друже, и будешь, поскольку заварил эту кашу.

— Назначенный наблюдатель? [55] — удивился Лютый.

— Так точно! — подтвердил Скворец. — Как только всех соберу, даем делу первую скрытность. Так что без тайных никуда. Я бы прямо сейчас дал, но зачем время терять? Пусть люди работают, пока допуска подписывать будем, — Голуб посмотрел на хлопающего глазами волхва и рассмеялся. — Не бойся, по раскопкам тебя таскать не станем. Разве что в качестве кострового.

55

Назначенный наблюдатель от Скрытной Управы — как у нас куратор от КГБ. Не на кождое расследование дадут.

— Да таскай, сколько влезет. Лишь бы результат имелся.

— Учту, — усмехнулся воевода. — Ладно, езжай спать, а то прямо здесь свалишься.

— Угу, — кивнул Лютый, и снова с трудом подавил зевок, рвущийся наружу. — Просьба одна. Будешь Ждана приглашать, скажи, что я за него просил. Старику приятно будет, что не забываю. Будто его можно забыть!

— Это точно, — хохотнул Скворец. — Сделаю. Не вопрос.

Книга

«В Киеве нас не заметили. Нет, все, кому надо, о вятичском посольстве знали. И кому не надо — тоже. И что с того? Прислали очередные земли своих представителей. Вождей по лесам сотни ховаются. И посланников их в Киеве предостаточно. Что, из-за каждого хай на весь мир поднимать? Обойдутся! Каждый князек, сумевший свой сосновый кремль осиновым тыном обнести, с одной стороны, хочет быть полновластным владыкой „своей земли“, но с другой, отлично понимает, что два десятка его дружинников — ничто перед настоящей опасностью. Вот и жаждет в защитниках иметь не кого-нибудь, а князя. Притом, не слишком далекого, да посильнее, и чтобы справедливый и милостивый. А еще желательно, чтобы по крови родство было хоть на осьмушку. В общем, идеал, которого, естественно, не существует и существовать не может.

Тот же Игорь и кровей был не самых драговичских, и милостивостью и терпимостью излишней похвастаться не мог. Да и не горел особо. Ну не знал Светлый Князь новомодных в далеком будущем словечек „гуманизм“ и „толерантность“. Надеюсь, потомок, они и тебе неизвестны. А главное, твоему Князю. И разъяснять непотребство это не буду. И не проси.

А может, знал, но понимал в другом значении. И применял соответственно. В двадцать первом году, например, провел переговоры с печенегами. И так активно внедрял принципы толерантности и общечеловеческих ценностей, что кочевники о набегах на Русь и думать забыли. Полгода со всем возможным гуманизмом гонял бедолаг по степи, вырезая самых упертых и непослушных. Результат державного всепрощения налицо — печенеги с тех пор шелковые. Те, которые умудрились вовремя сдаться. О чем князь не попросит, всё сделать готовы. Наперегонки мчатся просьбы княжеские выполнять.

В общем, правильно Рюрикович слова эти понимал: когда руки сильные мечом владеть умеют, и меч добрый к этим рукам прилагается, все по отношению к тебе гуманны, толерантны и вообще, белые и пушистые. А ежели силушку растратил вхолостую да на глупости — то горе беззащитным. Или беги к князю на поклон. Но и чрезмерной жестокостью князья Киева не страдали. Тех же печенегов, к примеру, не извели под корень, даже наоборот, привечали иногда. А почему нет? Тоже славянские корни имеются, хотя и понахватали со всех сторон разной крови. От булгар, угров, касогов всяких и прочих ясов. Дикое Поле — та еще плавильная печь степных народов…

Справедливый князь. И сильный. Два главных условия. Вот и тянулись к нему люди. В смысле, племена под его руку. И посланников слали.

Внешне мы не выделялись из этого ряда. Что Буревою это обошлось в раннюю седину — вопрос номер два. А внутренне… так про то не всем ведомо. А потому и не должен был Игорь принимать нас сразу по приезду. Не за что. Хотя знал, конечно, всё. Светлен к нему прямо с причала рванул, даже рубаху не одел, так и поперся в дареном поддоспешнике. И появился только дня через три».