Считай звёзды
Шрифт:
– Ну что, Макар? Один на один?
После такого предложения Макар заметно занервничал. Всё-таки драка – это вам не в «Варкрафт» резаться…
– Неее… мне… нельзя. Майка белая – пачкать не охота… – скрывая страх, сказал Макар. Младшие Бессоновы совсем осмелели и с криками посыпались с крыши.
Мальчишки дрогнули. Как тут не дрогнуть, когда на вас бежит целая орда! Рванул Макар, за ним, сверкая пятками, Денчик, а потом и девочки, видя, что их защитники разбежались, с визгом бросились врассыпную.
Вообще-то Ванька драться сегодня и не собирался. На данный момент был очень
– Ну чего ты дрожишь-то? – улыбнулся он, глядя на девчонку, стоящую напротив него. – Иди, отпускаю. Папка у тебя хороший… очень.
– Ванька-а-а-а! – услышал он громкий рев. На пороге стоял его отец – лохматый, злой, чернобородый мужик. Его «монолог» Ванька выслушивать не собирался, достал и кармана наушники и ушёл, углубившись в мир своей любимой музыки.
Казалось, только Виктор Цой понимал его. Его песни цепляли за живое. Цой знал всё. Он знал и про Ванькино одиночество, и про печаль, давно поселившуюся в его сердце, и про его необъяснимое желание противостоять всему миру, потому что он, Ванька, в этом мире какой-то чужой, ненужный…
Глава 3
МОЯ ВОЙНА
Уже второй месяц я нахожусь на лечении в одной из столичных клиник. С недавних пор мой мир ограничен только её стенами, но я всё никак не привыкну к больничным запахам, постоянному распорядку, и тяжёлой гнетущей обстановке. Иногда дни проходят очень даже гладко. Я ни с кем не ругаюсь, не вляпываюсь ни в какие истории, не хватаю замечаний от врачей. Но иногда, из-за постоянного напряжения и волнения, я попадаю в ужасно неприятные ситуации.
Так как в больнице я нахожусь уже долго, мне частенько приходится переходить из отделения в отделение, менять палаты. В тот вечер мне тоже пришлось переехать в новую палату и познакомиться с новыми соседками. Вечером мы как обычно приготовились ко сну. В десять в больнице был объявлен отбой, свет был выключен во всех палатах, и только я, совсем независящая от света, ходила туда-сюда. Я повесила полотенце на край кровати, на ощупь перебрала содержимое своей косметички и хотела было уже ложиться… Но тут началось ЭТО. За окном вдруг что-то бахнуло и взорвалось. От страха я присела, пытаясь понять, что это, но вдруг взрыв повторился, загрохотало ещё раз и ещё… – это была целая череда взрывов, и я, наконец, поняла, что это!
– Ложись! – закричала я и бросилась на пол. Неужели опять? Неужели и здесь война?! За окном всё свистело и грохотало. – Под кровать! В укрытие! – Я заметалась по полу. Взрывы слышались недалеко от нас, если осколком разобьют окно, нас перережет стёклами!
– На пол! На пол быстрее! – орала я, пытаясь залезть под кровать. Сначала мне казалось, что я слышу испуганные крики девочек, но потом я поняла, что это совсем не крики, это… смех! Истерично громкий смех раздавался в комнате, и я не понимала его причину…
Интересно, над чем они смеются?! Неужели они не понимают, какая опасность им грозит?– Вы что, сдохнуть хотите?! – заорала я, и на наши крики в палату вбежала медсестра.
– Кто кричит? Что вы тут устроили?
– Ирина Викторовна, эта девочка ненормальная! Она салюта боится! Под кровать полезла!
– Салют? Так это был всего лишь салют? – наконец поняла я… Горькая обида накрыла меня с головой. Мне даже из палаты пришлось выйти. Мне было так больно, так неприятно… Да кого же из меня сделала эта война?!
– Лесенька! Олеся! – слышу я вдруг издалека, и моё сердце радостно сжимается. Так как я теперь распознаю мир только по звукам, то и людей я «вижу» по голосам. А этого человека я «видеть» очень рада!
– Лида! – я нащупываю палку, иду на знакомый голос.
– Ну как ты? Успокоилась немного после вчерашнего? – интересуется она.
– Да какой там успокоилась! – я готова произнести долгую и гневную речь. – Они ведь даже не извинились! Я-то думала, стреляют, а это всего лишь салют оказался… А я ведь не вижу его… не вижу… Мне так плохо, так неприятно, так стыдно…
– Лесенька, перестань сейчас же плакать, тебе не должно быть стыдно, – пытается успокоить меня Лида, – ты же ничего плохого не сделала.
– Но они теперь так и будут надо мной смеяться! Давай попросим, чтобы меня в другую палату перевели? Они злые и глупые… Ненавижу их!
Лида молчит. Она не говорит ничего, просто прижимает меня к себе, гладит по голове, и я потихоньку успокаиваюсь.
– А хочешь, в парк пойдём? – слышу я наконец-то её тихий голос.
Узнавать её по голосу я начала уже в самый первый день моего пребывания в больнице. Она работала здесь волонтёром, помогала нам, беженцам. Сначала меня это злило. Я не хотела, чтобы меня донимали, а она всё лезла со своей водичкой и фруктами, как будто ей специально велели постоянно тормошить меня.
Это было трудное время. Я была в тяжёлой депрессии и мечтала умереть, но Лида сумела как-то отвлечь меня, сумела вселить в меня надежду, что моё увечье поправимо, что я когда-нибудь смогу опять видеть. Она ухаживала за мной, когда после операции я не могла вставать с кровати, успокаивала, утешала. И я поверила ей! Я не знаю, откуда она появилась, но она стала моим ангелом…
Долгие морозы сменяются долгожданным весенним теплом. И в парке многолюдно. Шумят и смеются тут и там ребята… Кричат и бегают малыши. Все ждут приближения теплой весны, и настроение моё вроде должно быть хорошим, но я весь день почему-то только и делаю, что злюсь. Вечером вот с соседками поругалась, в обед с медсестрой…
Последнее время я часто думаю над тем, почему в мире так много зла. Ну вот, например, даже малышня на площадке… Делят поровну конфеты, но, судя по их недовольным крикам, это у них не очень получается. Скоро в ход пойдут обидные слова, клички…
– Лида, а откуда берется зло? – К ней у меня куча вопросов, она согласна ответить на все.
– Зло берется из сердца, – начинает объяснять мне Лида, – в библии написано, что сердце человека лукаво и крайне испорчено. Но и со злом можно бороться. Бог поможет…