Сделай это нежно
Шрифт:
Она захлопнула двери и спустилась по лестнице, катя перед собой свой старый «Орленок».
На скамье все так же сидели соседки. Лия гордо провела мимо них велик и, громко свистнув, оседлала его. Покатила вниз к реке.
Движение и ветер постепенно расправляли ее съежившееся сердечко, и первая половина дня уже не казалась ей такой тяжелой и постыдной.
Она крутила педали не останавливаясь, шесть раз объехав маленькую речушку, пока на небе не появились первые звезды, а из воды не дохнуло ночной прохладой. Она бы хотела ездить так вечно, не возвращаясь в мир взрослых, пока сама не вырастет, не станет равнодушной, не получит закалку ко всякого рода проблемам
Ноги Лии гудели, желудок поджимало от голода. Надо было возвращаться домой.
Она больше не могла крутить педали и повела «Орленок» вверх, чувствуя, как тяжелеют с каждым шагом растертые ноги.
У подъезда уже никто не сидел. Лия взвалила велик на плечо и медленно начала подниматься по лестнице.
Дойдя до двери – раскрасневшаяся, уставшая, с тревогой, которая вновь затрепетала и сжала ее сердце, – она прислушалась.
Тихо.
Позвонила…
Звонила и стучала ногами в дверь долго. Ей показалось – часа два, хотя прошло всего двадцать минут. Но и они показались ей вечностью. Приложила ухо к двери и услышала тот же храп. Папа еще спал. Лия пожалела, что оставила его. Наверное, он еще раз или два выходил в магазин и теперь не проснется до утра. Лия оставила велосипед у двери и вышла на улицу. Посмотрела вверх – все окна в их квартире светились!
Лия села на лавку у подъезда и решила ждать. Если папа проснется, он выключит эту иллюминацию, и тогда она снова поднимется и станет барабанить в дверь. Или папа сам выскочит на улицу искать ее и увидит, как она в темноте сидит на лавке в пустом дворе.
Сколько она просидела, Лия не знала. Она сидела и смотрела на освещенные окна своей квартиры. Еще несколько раз поднималась и стучала-звонила, прислушиваясь к храпу, и снова спускалась вниз на лавку.
Сидела, поджав ноги, растирала окоченевшие конечности и мечтала стать собакой. Если бы она была сейчас собакой, то ее ожидание было бы закономерным, необидным. Собаки могут ночевать и на улице…
– Что ты здесь делаешь так поздно? – услышала она голос.
Это – худшее, что могло произойти, ведь, подняв голову, она увидела соседа, который жил в квартире напротив.
Соседа звали Леня. Он жил совсем один в однокомнатной квартире. Как-то Лия услышала, как мама разговаривает с подругой, и та сказала примерно так, мол… Как там было? Мол, «сделай так, чтобы он тебя немного поревновал – у вас же рядом вон какой разведенный живет. А твой, может, за ум возьмется!» И мама несколько раз останавливалась с дядей Леней на лестнице, пыталась шутить, от чего Лии становилось стыдно, ведь эти шутки казались ей искусственными, плоскими, неестественными. А еще больше было стыдно от того, что этот Леня никак не поддерживал их и как-то сказал: «Вам надо о ребенке думать…»
Это были сложные и непонятные для Лии вещи, но ясно было одно: она, и только она видит всю картину этих взрослых отношений в целом, но пока не может высказаться, ведь не имеет права голоса, когда говорят взрослые. Вот поэтому и хорошо бы стать собакой!
Леня посмотрел вверх и заметил их освещенные окна, потом снова обратился к ней:
– Ты вся дрожишь. Здесь холодно. Пошли ко мне. А там разберемся.
Она встала с ощущением, что с нее свалилось сто килограммов снега, хотя на дворе было лето, и на негнущихся ногах направилась вслед за Леней.
На лестничной площадке он постучал в их дверь. Пожал плечами, вздохнул и пропустил ее в свою квартиру.
Лия
вежливо уселась на диван и сложила руки на заледенелых коленях. Леня включил бра и телевизор. Лия подумала, что если бы он включил свет, ей стало бы легче. А почему – не знала…По телевизору шел ночной повтор футбольного матча.
Леня был неразговорчивым, и вообще Лия почувствовала, что она здесь лишняя, что человек, наверное, хочет спать, есть, а ее, Лии, присутствие только мешает ему заниматься своими обычными делами.
– Согрелась? – спросил Леня и потер ей плечи своими огромными ладонями. – Растереть тебя?
– Спасибо, мне уже совсем не холодно. Спасибо.
Она знала, что если она будет держаться вежливо и по-взрослому, он, может, больше не будет к ней прикасаться.
Леня засопел.
Лия поняла, что если бы она согласилась, чтобы он растер ее, то он не сопел бы так громко и недовольно.
Потом она уже не знала, где лучше сидеть – здесь или в ночном дворе. По крайней мере, во дворе она бы не чувствовала такого неудобства, как здесь, – вдавленная в спинку кровати, в позе, которую боялась изменить даже легким движением, чтобы не привлечь к себе внимания. Там она хотела стать собакой, здесь – тараканом или мышкой, чтобы забиться под кровать.
Леня досмотрел матч.
И пошел на лестничную площадку.
И оттуда – наконец-то! – Лия услышала папин голос.
Правда, сначала забасил Леня, за что-то выговаривая папе, и она зажала уши руками.
Потом Леня вернулся и сказал:
– Иди, он очнулся.
И Лия шмыгнула за дверь.
Папа, опустив глаза, стоял на пороге.
Лия молча завела в квартиру велосипед и, не включая света, направилась в свою комнату.
Как была – в одежде, с нечищеными зубами и грязными коленками, улеглась под одеяло, накрыла голову подушкой и замерла.
Пусть думает, что она спит…
Пусть думает.
Но он так не думал!
Щелкнул выключатель, папины руки начали отрывать от ее лица подушку, и наконец ему это удалось.
– Лапа, – сказал папа, – лапа, прости…
И поцеловал ее мокрую, отнятую от глаз, руку.
Это была худший, самый страшный момент за весь день. Ведь Лия могла выдержать все – гастроном, троллейбус, обратную дорогу с остановками возле деревьев, кровь в сандалиях, сочувственные взгляды соседок, ночное сидение на скамье, холод, голод, жажду, прикосновение потных Лениных ладоней…
Она давно привыкла быть сильной. Но единственное, что могло выбить ее из этого упрямого состояния силы – вот такое «прости», и это нежное – «лапа», и…
И то, что за этими словами ничего, совсем ничего не стояло, ведь точно так же он говорил ей много раз, и в его глазах стояли настоящие-пренастоящие слезы. И тогда Лия – сотый или тысячный раз – чувствовала безумную любовь к папе. Потому что она была старше.
И мудрее.
Чем он.
Чем мама.
И даже – бабушка…
Папа целовал и гладил ее руки, приговаривая: «Мои маленькие замерзшие ручки…»
– Все в порядке, – сказала Лия, отнимая руки, – иди спать. Со мной все в порядке. Нормально…
Елизавета решает умереть
Елизавета решила умереть.
И в этом не было ничего удивительного. Ведь такое решение рано или поздно приходит ко всем.
Особенно, если ты не можешь пережить страшной и несправедливой обиды.
Особенно, если ее нанесли родные тебе люди…
Итак, рано утром Елизавета пошла к реке, хотя должна была идти совсем в другое место.