Сделай и живи спокойно 3

В буфете кваса не было. Прямо "чёрная полоса" какая-то. Собкин не встречает, квасу нет, если ещё и телефон в отделении не работает, то надо срочно идти в церковь. Замаливать грехи и каяться в содеянном. А что? Самое время. Скольких уконтропупил уже? А они живые люди, между прочим. А сколько ещё предстоит, сам чёрт не знает? Вот и делаю выводы.

На мои пожелания, насчёт чая со льдом и лимоном, буфетчица упомянула шотландский город Герван. Только как-то с чисто-русским "Х" вместо шотландского "Г" и заменяя мягким, калужским "М" резкую нерусскую "Н". Я только не понял - к чему это всё было? Где Тихонова Пустынь и где этот иностранный город? Но думаю, что разберусь в последствии. У меня и без этого дел невпроворот.

Раз чай со льдом откладывается, то можно минеральной водички попить. Ничего со мной не случится. А пока утоляю жажду, можно кое-о-чём подумать и кое-что вспомнить.

Тогда, в больнице, когда на пороге моей палаты нарисовались Катерина, Сергачёв и мой дед Николай, мне особо думать некогда было. Я просто радовался знакомым лицам и впитывал все положительные эмоции от их присутствия. К тому же они приехали ненадолго. Им ещё в Калугу надо было вернуться, чтобы в понедельник выйти на работу. Так что два часа разговоров пролетели незаметно. А вот содержание, этих бесед, я обдумываю до сих пор.

Всё, в основном, сводилось к одному - меня помнят, ждут, переживают и надеются на скорое возвращение. Но была какая-то недоговорённость. Что-то прям цепляло и не давало успокоиться. Ещё и Катя добавила интриги, когда передала привет от Риты. А на ушко мне добавила, что матерью Риты занимается фининспекция и поэтому она не смогла приехать. И уже совсем перед тем, как выйти из палаты, чтобы бежать на поезд, тихо пояснила:

— Сейчас всех частников проверяют. Согласно указу министра финансов Косыгина, что тут сделаешь.

Мне оставалось только пожать ей руку, показывая что я всё понял. Хотя, если честно, ни фига я не понял. Что за указ? О чём указ? При чём здесь Косыгин? Если это тот крендель, о котором я думаю, то фигли он делает в 1949 году? Или он бессмертный, раз дожил до восьмидесятых годов в том времени в этой должности?

Стоило только закрыться двери за Катериной, как я начал напрягать свою память, пытаясь вспомнить всё о Косыгине и его указах. Ничего более кроме, как название «Косыгинская реформа», не вспоминалось. И то, насколько я знал это не его заслуга. Он воспользовался наработками другого человека. Но это было из другой серии и мне совсем не подходило. Короче, пришлось использовать местный электорат. Но и тут мне не повезло. Главгад, он же главврач, отказался разговаривать со мной, на экономические темы. Ссылаясь, что он далёк от этой науки. Я же, с пылом и упорством молодого комсомольца, вылавливал его по всей больнице и требовал продолжение банкета. Два дня бегал, пока этот докторишка не сдался. Откуда-то из тайных закромов извлекли и принесли мне в палату подшивки газет за 1946-1949 года и отдали на изучение. Да-с! Косыгин, как оказалось, был очень плодовитый товарищ, в смысле указов. Да и всё министерство финансов тоже обладала теми же качествами. Столько разных и противоречащих друг другу законов и постановлений, я не видел давно. Одно принимали, другое отменяли и так несколько раз по кругу. Что-то товарищ Сталин не досмотрел с этой стороны. Ну я ему в этом не указ. Раз надо было, значит надо. Я не экономист и тем более не финансист, что я могу сказать, кроме как посочувствовать. Может это тактика такая была, чтобы некоторые товарищи на свет вылезли и начали возмущаться, а тут их раз... и к стенке! А вот нефиг возмущаться! Ну это я так думаю, а там кто его знает. Мне же предстоит определить, какой именно указ подвиг фининспекторов наехать на мою будущую тёщу. И что, в этой ситуации, я могу сделать, для Риты?

В общем, неделю я рылся в газетах, пока меня не вышвырнули на улицу. Прямо вот так и было. Утром, после обхода, главгад сказал, что я полностью здоров. Потом, в течении получаса, мне было выдано: выписка из истории болезни, рюкзак с новыми вещами и обувью, мои документы, отдельно паспорт с вложенной синей бумажкой, двадцать пять рублей одной купюрой и шерстяные носки. Последние меня особенно порадовали. Летом, в полуботинках и шерстяных носках - это эпический подвиг! Пассажиры, что будут ехать вместе со мной в купе, очумеют от запаха. Но я человек не привередливый, доеду до Калуги, а там всё поменяю. И на мнение окружающих мне очень сильно фиолетово. Тем более тогда, мне спорить совсем не интересно было. Мне из Конотопа смыться побыстрее хотелось, а там как-нибудь справлюсь своими силами. Меня уже просто плющило от необходимости находиться там.

Дальше, всю дорогу я крутил и так и эдак, всю информацию что сумел раздобыть. Единственный и более-менее подходящий указ это - "Постановление Совета Министров СССР N 1229". Там столько всего наверчено, что даже сейчас я до конца не понял всего. И как мне кажется, в газетах был напечатан неполный вариант. Слишком уж всё туманно и размыто было, для такого балбеса как я. Да и название, у этого опуса, слишком неоднозначное. А ещё, что привлекло моё внимание это то, что сначала указ был принят в министерстве финансов РСФСР и только потом ратифицирован для всего Советского Союза. В общем среди множества других, именно это постановление подходило больше всего.

Сейчас, сидя в буфете, я постепенно складывал все паззлы в общую картину и нащупывал наиболее подходящий вариант для помощи Рите. Понятно, что без предварительного разговора ничего не получится. Я могу только сделать всё ещё хуже. В конце концов надо просто узнать, что именно произошло. А уже потом действовать. Я не считаю, что мои размышления ни о чём. Наоборот, я заранее подготавливаю несколько путей решения. А какой выбрать - это покажет время.

Вот теперь можно и в отделение зайти. Я с удовольствием потянулся всеми своими конечностями... аж до хруста! Ах! Хорошо!

Мог бы никуда не выходить. Стоило только приблизиться к двери буфета, как нарисовался Фёдор. Сияющий как солнышко в Египте. С новенькой медалью на груди. После приветствия меня проводили в машину, где я, по праву единственного пассажира, занял правое переднее сиденье. Там и просидел всю дорогу до Калуги. Единственное что очень напрягало в пути это рассказы Фёдора. Не думал, что этот товарищ может так. Удивил, прям. Кто его вообще пустил работать в милицию? Тут не надо быть шпионом или специалистом по допросам, чтобы узнать всё о работе калужского отдела транспортной милиции. Этот говорун всё сам рассказал! Медалист фигов.

В отделе кардинально ничего не поменялось. Народ ходил серьёзный и озабоченный. На меня никто не смотрел. Хотя, некоторые ребята здоровались. Но у них тут же находился повод, куда-то бежать. В общем поговорить ни с кем не удалось. Собкин сидел в своём кабинете и занимался обычным делом - заполнял туеву кучу бумаг.

Я наверное ни грамма не изменился, раз товарищ лейтенант даже не удивился моему появлению. Так, только посмотрел и опять занялся своим делом. А ведь мог, хотя бы для приличия, встать и чего-нибудь сказать умного. Я же килограмм пять прибавил пока в больнице прохлаждался. Изменился наверное. Мышц не нарастил, а вот жирку прибавилось точно. Кормили хорошо. Даже очень. Первые дней десять, конечно, строго по схеме питаля, а вот потом... Потом я оторвался за всё. За всё что пришлось испытать! За детдомовское детство и послевоенные годы. За мой дурацкий характер и любовь к приключениям. За Катю и её помощь мне, за Риту и за будущих детей! В общем жрал как не в себя. Результат, скорее всего, должен быть виден, но лейтенант этого не заметил. Обидно, да?! Я старался, как оказалось, зря...

— Явился, - наконец-то оторвался от бумаг Собкин и уставился на меня, помолчал немного и продолжил, - я тебя ждал пять дней назад. Где пропадал?

Офигительно меня встречают! Вообще ничего не понял. Это я ещё и виноват, что ли? Какого блюдского блюда здесь творится? Ладно. Я не Вилор-комсомолец, на котором можно только пахать, как на лошади колхозной, а прораб, который сам на ком хочешь вспашет и заборонит, что угодно и как получится. Ещё посмотрим кто тут и в чём виноват. А для начала:

— Начальник, извини! Лепила оборзел, в карантин закрыл, продоху не давал. Режим как на крытке ввёл. Конвой в белых халатах и с зелёнкой в руках. На любой кипиш укол с горчичником и под арест с голодовкой. Еле вырвался. Во смотри всё в сопроводиловке указано: статья, нарушение режима и меры по пресечению, которые были приняты.

Если кто-то когда-то видел картину «Офонаревший мент», то тот меня поймёт. Я например прямо сейчас её наблюдаю. Но, чтобы добить Собкина окончательно, я вытащил из рюкзака выписку из истории болезни. Покрутил её в руках и аккуратно положил на стол перед начальством. Хотя, какой он мне начальник, после этого. Нахрям этих ментов. Помог им, а они хоть бы значок, как у Фёдора, подарили. Фиг там - только обвинять могут. Уйду я от них. Буду в своём доме жить и картошку растить. Так спокойнее.