Сделка на любовь
Шрифт:
Начинает тошнить от волнения, все плывет перед глазами.
Почему они так долго?
Прислушиваюсь. Шорох, о чем-то говорят.
Боже, если я ударю, а мужчина выстрелит в Левана, то на этот раз это явно будет не нога.
Зажмуриваюсь, еще крепче сжимая кочергу.
Почему я такая беспомощная?!
Снова нервно оглядываю комнату в поисках чего-нибудь еще.
Боже, пожалуйста… Слезы начинают литься ручьем.
В комоде должны быть ножницы, несусь туда, открываю шкаф. Да, есть, большие. Снова подхожу к двери, выглядываю. Мужчина стоит ко мне спиной.
Может, не стоит
Куда, черт побери, втыкать эти ножницы, чтобы не убить, но обезвредить?!
Делаю шаг вперед, но тут же прячусь, когда замечаю, как мужчины идут сюда. Дыхание перехватывает, но я забываю о кислороде и поднимаю ножницы. Другого шанса не будет. И другого мужчины у меня никогда не будет. Нет больше таких, как Леван.
Раз, два, три, четыре, пять…
Первым входит Леван, следом – мужчина, они останавливаются, дезориентированы моим отсутствием. Размахиваюсь и втыкаю ножницы куда-то под лопатку мужчине.
Все происходит настолько быстро, что я теряю ориентацию, ноги подкашиваются.
Как в замедленной съёмке, мужчина рычит, хрипит, Леван резко оборачивается и выбивает у него из рук ствол. Оружие отлетает и с грохотом приземляется на пол. Следом за пистолетом Леван валит на пол нападающего. Завязывается борьба. Кровь брызжет, и я уже не понимаю, чья она. Зажимаю рот рукой, вжимаясь в стену, пытаясь устоять на ногах. В глаза бросается пистолет, он совсем рядом, и я беру себя в руки, отталкиваюсь от стены и хватаю оружие. Я даже держать его не умею, я оружие видела только у охраны Тараса. Сжимаю его двумя руками и навожу на мужика.
Я выстрелю! Выстрелю, есть придётся!
Слава богу, не приходится, Леван справляется сам, заламывая руки нападающему за спину, втыкая его мордой в кафельный пол.
Удар в затылок – и мужчина обмякает, прекращая дергаться и хрипеть.
Леван падает на пол рядом, переворачивается на спину и глубоко дышит, сам весь бледный, с испариной на лбу.
— Ты его убил? — собственный голос слышится, как из-под воды.
Леван поворачивает голову ко мне, медленно поднимется на ноги, а я смотрю на его окровавленную штанину. Он хочет сесть рядом со мной, но простреленная нога подкашивается. Он заваливается на стену, сползая по ней ко мне.
— Яночка, опусти пистолет, — шепчет он мне, хватается за дуло и забирает у меня оружие. Я, оказывается, все это время держала пистолет, направляя на нападающего. Руки не слушаются, но я разжимаю пальцы и отдаю оружие. Леван берет меня за руку, переплетает наши пальцы и сжимает, откидываясь головой на стену и прикрывая глаза. — Прости, — хрипло шепчет мне. — Я должен был все просчитать. Я не должен был вас оставлять.
Мотаю головой, не понимая, за что он просит его простить.
— Если бы не я, ничего бы этого не произошло, — шепчу ему в ответ. — Зачем я тебе такая?
— Чтобы я больше этого не слышал! — рычит Леван, крепче сжимая мою руку, а другой вынимает телефон. Набирает номер и вызывает полицию и скорую помощь.
— Боже, твоя нога! Ты столько крови потерял! — адреналин выплёскивается в кровь, первый шок отпускает, и я соскакиваю с места и несусь на кухню.
— Яна! — зовет меня Леван, но я уже лихорадочно выворачиваю аптечку. Хватаю все, что вижу: перекись,
бинт, эластичный бинт. Бегу назад, не чувствуя усталости и страха. Падаю рядом с ним на колени, наплевав, что, возможно, рядом с нами лежит труп.— Ты как? — дрожащими руками закатываю его брюки.
— Все хорошо, — выдыхает он. Такой слабый, бледный, испарина над губами и на лбу.
— Ничего не хорошо, — голос дрожит. — Ой, — всхлипываю от вида простреленного колена.
— Яна, успокойся, жить буду.
— Конечно, будешь! Обязательно будешь. Иначе… — не договариваю, лью перекись на его рану. Пытаюсь распаковать бинт, но руки не слушаются, и я рву упаковку зубами.
— Иначе что? — пытается усмехнуться.
— Иначе жить не буду я! — кричу на него, чтобы не смеялся.
— Почему? — спрашивает он и улыбается. Весь бледный, слабый и улыбается, прикрывая глаза.
— Потому что люблю тебя! — выкрикиваю с какой-то злостью. Накладываю тампон из бинта и сильно стягиваю эластичным, пытаясь остановить кровотечение.
— Ну теперь я просто обязан выжить, если меня любит моя женщина.
— Конечно, обязан! — туже стягиваю бинт, и Леван морщится, но снова вымученно улыбается. — Ну что ты смеешься?!
Беру остатки бинта и промокаю пот на его лбу.
— Открой глаза и говори со мной! Немедленно! — требую.
Его темные глаза распахиваются и смотрят на меня внимательно.
— Что говорить полиции?
— Все…
— Что значит «все»? А если он умер?
— Нет, дышит. Говори правду: мы оборонялись.
— Хорошо, — киваю. — Леван… — у самой трясутся губы, глаза снова наполняются слезами.
— Иди сюда, моя девочка, — тянет меня к себе, обнимает, медленно поглаживая по волосам. — Все хорошо. Дыши глубже. Все прошло. Ты молодец, помогла мне. Ты у меня умница. Ты все сделала правильно. Прекрати нервничать и волноваться. Ты беременна, думай о нашем сыне, — шепчет он мне. — Приедут полиция и скорая, не паникуй, сразу скажи, что ты беременна, пусть и тебя посмотрят. С полицией говори уверенно. Хорошо?
— Хорошо, — киваю головой, обливая его рубашку слезами.
— Люблю тебя, моя королева. Мне кажется, я уже тогда, в клубе, в нашу первую встречу понял, что ты моя. Меня словно током шарахнуло, нехило так, в двести двадцать, через все тело, и пробило в сердце. Помнишь?
— Конечно, помню. Я хорошо тебя запомнила.
— А говорила, не помнишь, — усмехается он.
— Специально говорила, чтобы ты отстал от меня.
— Хорошо, что не отстал.
— Хорошо, — обнимаю его крепче, слыша, как раздаётся звонок в домофон…
Эпилог
Леван
Самолет приземляется, и мне не терпится. Толпа неспешно продвигается к выходу из самолёта. Нервничаю. Почему все такие нерасторопные? Месяц всего, а мне кажется, я вечность не видел жену и детей. Эмин отправил меня в Турцию, нужно было решить там несколько проблем. Всего месяц. Оказалось, это чертовски долго. Я уже на стены лезу от тоски.