Сделка Политова

Далее в приёмной показались медики. Они приехали довольно скоро и быстро пробежали через приёмную в своих голубых костюмах и с объёмистыми чемоданчиками в руках. Но что больше всего в этом действе поражало Политова, так это то, что на него практически никто не обращал никакого внимания. Он сидел себе совершенно спокойно в своём кабинете, и абсолютно никому даже не приходило в голову подойти да расспросить его о том, что именно тут произошло.

А волнение меж тем нарастало ещё. До Политова начали доноситься чьи-то женские возгласы из коридора, они были слышны, когда ненадолго туда открывалась дверь. Кажется, у кого-то случилась истерика. Сомнений быть не могло – новость о самоубийстве мгновенно прокатилась по всему учреждению, что, наверно, привлекло ещё большой поток служащих, желающих поглядеть и поучаствовать в этом из ряда вон выходящем событии.

Но тут для Ивана Александровича наблюдение прекратилось, потому что кто-то подошёл к его кабинету и аккуратно притворил дверь. Политов остался один и теперь уж в совершенной изоляции. Тогда от нечего делать Иван Александрович поднялся со своего места и прошёлся по кабинету. Потом он выглянул в окно и зачем-то осмотрелся, словно желая найти что-то новое в кабинете, но ничего не найдя, уселся обратно и задумался.

На улице всё так же продолжал моросить дождик, а серое солнце, по-прежнему, странным взором своим глядело через стекло в кабинет, скрадывая у предметов все краски. Политов, устремив свои невидящие глаза в одну точку, прислушался к дождю, и какие-то нелепые мысли побежали в его голове. Он пытался их собрать, но это у него не получалось. Политов сидел в каком-то оцепенении и никак не мог сообразить, что ему следует делать и следует ли делать что-нибудь вообще, потому что отсутствие внимания к нему приводило его в некоторое замешательство и растерянность.

Но оцепенению это было разрушено с приходом двух весьма удивительных субъектов. Первый из них появился раньше второго, чем наделал больше шуму, чем вся предыдущая публика со всем своим беспокойством.

Этот первый ворвался в приёмную почему-то с грохотом, который услышал даже отгороженный дверью Политов. Он во всеуслышание прокричал звонким тенором:

– Так, ну ладно! Будем делать дело?!

Затем этот тип начал нетерпеливо что-то у кого-то выспрашивать и тараторить в ответ, а потом распахнул дверь в кабинет Политова и, почти впрыгнув вовнутрь, захлопнул её за собой.

– Ага! Иван Александрович! – воскликнул он, разглядывая Политова, а потом будто в умилении, склонил голову на бок.

Политов невольно поднялся с места.

– А вы молоды, – зачем-то заметил вошедший господин. – Я думал, что таких молодых в помощники не берут. Даже удивительно до чего быстро освежаются наши структуры.

Тут следует описать наружность вошедшего или, правильнее сказать, вломившегося господина. Это был энергичный мужчина, лет сорока пяти, довольно плотного телосложения и низкого роста. Его круглое и бритое лицо было красно, словно он только что пробежал кросс, а на лбу проступали капельки пота. Его редкая и короткая чёлка, лежащая на влажном лбу, была также мокра, от чего распалась на множество отяжелевших сосулек. Маленький крючковатый нос жадно вбирал в себя воздух, как бы принюхиваясь, а жирные губы его улыбались. В общем господин производил впечатление эдакого весёлого толстячка, собратьев которого без труда можно встретить в различных дешёвых питейных заведениях за просмотром футбольного матча с пивной кружкой в руках. Узел галстука под воротником был распущен, а тёмно синий костюм на нём буквально расползался по швам, пытаясь скрыть толстую и неуклюжую фигурку своего хозяина.

– Позвольте представиться, – несколько поклонившись, начал толстяк. – Меня зовут Черешнев, Антон Аркадьевич. Я следователь из Управления. Будем, так сказать, знакомы.

Толстяк протянул руку.

– Приятно, – холодно ответил Политов и протянул руку в ответ. – А я уже было подумал, что меня тут совсем и не замечают, – мрачно добавил он.

– Ой, ну что вы! – замахал руками Черешнев. – Как такое может быть? Вовсе нет! Дело в том, что, благо, люди тут работают грамотные и понимают, что у таких свидетелей как вы, первыми всю информацию должны выуживать не зеваки, а совсем другие сотрудники. И у меня к вам сразу один вопрос: сотовый телефон имеется?

– Да.

– Вы, я надеюсь, никуда не звонили за, – он взглянул на часы, – последний час?

– Нет.

– Тогда позвольте на время у вас его изъять, – вежливо попросил Черешнев, протягивая к Политову свою пухлую руку.

Иван Александрович поднял со стола мобильный аппарат и подал его следователю. Тот проворно схватил его и, выбежав в приёмную, отдал его какому-то человеку в штатском.

– Ну-с, теперь полный порядок, – дружелюбно пояснил вернувшийся Черешнев.

– Наверно необходимо рассказать, как всё случилось? – начал было Политов.

– Нет, нет! – запротестовал Черешнев. – Не мне! Сейчас прибудет старший, ему-то вы всё и доложите. А я приехал сюда, так сказать, вперёд, чтобы порядок был. Да вы садитесь, не волнуйтесь!

Действительно, Политов ещё продолжал стоять и из такого положения вести диалог со следователем.

– Я не волнуюсь, – опустившись в своё кресло, ответил он.

«Старшего», как назвал его дружелюбный Черешнев, ждать пришлось сравнительно не долго. Произошло это так.

Оказавшись в кабинете раньше своего начальника, этот Антон Аркадьевич первым делом, словно охраняя Политова, чтобы тот не сбежал, принялся активно и молча ходить по кабинету из угла в угол с заложенными за спину руками. Казалось, что этот упитанный человек просто-таки совсем не умеет сидеть на одном месте, а внутри него помещён какой-то беспокойный моторчик, который почти физически заставляет своего хозяина шевелиться. Таким маятником Черешнев проходил четверть часа, пока в один из моментов, когда он, если следовать терминологии о маятниках, «отклонился» в сторону, на пороге кабинета, перед Политовым, вдруг совершенно бесшумно возник человек. Политов быстро поднял на него глаза.

– Шоныш, Игорь Андреевич, – сухо представился мужчина и сделал шаг в кабинет.

– Я старший следователь по особо важным делам, – продолжал мужчина ровным безликим голосом, держа в руках чёрный кожаный портфель для бумаг. Политов невольно вновь встал и представился в ответ.

– Я знаю, кто вы, – спокойно ответил Шоныш и осмотрел кабинет.

– О, Игорь Андреевич! – обернувшись, радушно воскликнул Черешнев. – А мы вас ждём, ждём!

– Антон, открой, пожалуйста, окно, – без приветствия обратился Шоныш к Черешневу, и уже смотря на Политова спросил, указывая на свободный стол Марины. – Вы не против, если я расположусь здесь?

– Пожалуйста, – согласился Политов и с большим любопытством упёрся взглядом в нового следователя. Это был аккуратный, седовласый мужчина, почти что преклонного возраста, высокий и худой. Лицо его было бледное с желтизной, слегка осунувшееся, но в то же время суровое, хранящее на себе налёт тяжело прожитых лет. Морщины, которые явно имели большую глубину, чем следует в его возрасте, располагались на лице согласно каким-то причудливым законам геометрии: горизонтальные морщины на высоком лбу лежали параллельно выступавшим вперёд надбровным дугам, а морщины на самом лице имели точную перпендикулярность морщинам на лбу. Его глаза – узкие, чёрные и колючие сидели глубоко в потемневших глазницах вблизи носа, который в свою очередь, был высок, мясист и чуть расширялся к кончику. От этого всего его физиономия принимала вид диковинной и озлобленной крысиной мордочки. К этому следует добавить белоснежные бакенбарды, тянущиеся от висков к тонким и вжатым губам, а также рыхлый подбородок, плавно перетекающий в шею.

На Шоныше был одет серый длиннополый плащ, из-под которого выглядывал, в тон плащу, костюм. На шее красивым узлом был повязан чёрный галстук, поддерживающий ворот хорошо выглаженной белой рубашки.

Политову вошедший человек с первых своих слов не понравился, и даже вызвал в нём чувство, похожее на ощущение грозящей опасности. Со стороны ничего удивительного в этом Шоныше вроде бы не наблюдалось, а даже наоборот – выглядел он весьма обыкновенно и серо, как средний человек, которого можно в любую минуту встретить в такую погоду на улице, однако Политов ощутил в себе некое волнение, и даже робость от присутствия поблизости этого субъекта.

Между тем Черешнев уже подскочил к окну, осторожно отставил стоящие на подоконнике цветы в горшках, и открыл его.

– Теперь-то лучше, – медленно и удовлетворенно заметил Шоныш.

Кабинет сразу наполнился погодной сыростью и по воздуху начали разбегаться струйки свежего, но прохладного осеннего воздуха.

Меж тем Шоныш снял с себя плащ и аккуратно повесил его на стоявшую в углу вешалку.

– Не люблю, когда в помещениях душно, – пояснил он, открыв свой портфель, и принялся выкладывать на Маринин стол прозрачные папки с бумагами. – В кабинетах воздух спёртый, а здоровье не вернуть. Позволите? – указал он на документы, оставленные в большом множестве на столе.