Сделка с профессором

Эдман в задумчивости потер подбородок.

«Лавинас видел, как Монд вручала конверт накануне финального испытания, – вспоминал он. – А когда же Беатрис получила еще одно послание?»

– Когда медин Райт отдал тебе второе?

Слезы выступила на зеленых глазах дайны, и она, дрожа всем телом, выдавила:

– В день смерти адептки.

– Демоны изнанки! – рявкнул Эдман, хватая ее руку и с силой сжимая. – Что в нем было?!

– Откуда я знаю?! – заорала она в ответ. – На конверте была заговоренная печать! Думаешь, я смогла бы его вскрыть?

С трудом справившись с собой, Эдман отпустил дайну и спросил:

– Ты заешь, от чьего имени действовал медин Райт?

– Нет, – отрезала Монд, растирая пострадавшую руку. – Он щедро заплатил, чтобы я помалкивала и не задавала лишних вопросов.

«Значит, она не в курсе, кто стоит за похищением, – сделал вывод Эдман. – Да и вряд ли вообще знает, что оно было. Говорит так, будто убеждена в том, что адептка мертва».

– Ладно, верю, – произнес наконец он. Но решил на всякий случай узнать мнение дайны: – Как думаешь, кто все-таки мог заинтересоваться Сонар настолько, что заплатил тебе такие деньжищи всего лишь за работу курьером?

Алые губы Анны искривила жесткая усмешка.

– Большого ума не нужно, чтобы догадаться, – отозвалась она, одарив Эдмана снисходительным взглядом умудренной жизненным опытом женщины, и в этот момент она показалась ему во много раз старше, чем была на самом деле. – Один из членов закрытого клуба. Только завсегдатаи могут давать поручения служащим. И это явно кто-то очень влиятельный. Медин Райт первый человек в клубе после хозяина заведения. А я, кстати сказать, ни разу не видела владельца воочию, хотя бываю там регулярно. Так что вряд ли метрдотель стал бы так носиться с просьбой никчемного человечишки типа Лавинаса и ему подобных.

В ее ярких глазах мелькнуло презрение, и Эдман кивнул.

– Ясно. Можешь еще что-то рассказать?

– Нет, – покачала она головой. – Хочешь верь, хочешь нет, но мне жаль Сонар. Хорошая была девочка. И я уверена, что моя совесть чиста. Адептка явно знала от кого письма. По крайней мере, второе уж точно. Когда я отдавала ей конверт, она даже не удивилась, будто ждала послания. И не думаю, что она погибла из-за содержания писем. Аукцион на ее контракт выиграл на редкость мерзкий тип, и девчонка сильно переживала по этому поводу. Я сама слышала, как она жаловалась подружке. Скорее всего, она просто с горя решила убить себя.

По щекам дайны вдруг полились крупные слезинки, и она разразилась такими горькими рыданиями, что Эдман оторопел и не сразу нашелся что сказать.

– Анна, успокойся. Возьми себя в руки, – смягчившись, произнес он и ободряюще похлопал ее по плечу.

– Да, да, – забормотала она, всхлипывая и утирая лицо надушенным, кружевным носовым платком. – Извини. Я просто вспомнила себя в ее возрасте. Мне тогда духу не хватило наложить на себя руки, а она смогла, решилась. Удивительная девочка.

Эдман стиснул зубы и промолчал, не желая знать подробности той ситуации, что довела когда-то дайну до мысли о самоубийстве.

– Если я тебе больше не нужна, – сказала Анна, поправляя прическу и набрасывая капюшон, – то я хотела бы выйти. Твое общество порядком утомило меня.

Он стукнул набалдашником трости по передней стенке кареты, и кучер, придержав лошадей, остановил экипаж.

– Не боишься, что я выдам тебя сыщикам? – спросил напоследок он, наблюдая за реакцией дайны.

– Хотел бы, – с безучастным видом обронила она, берясь за ручку дверцы, – уже выдал бы. Значит, у тебя свой резон не предавать огласке сведения обо мне.

– Ты права, – отозвался Эдман, с восхищением глядя на эту прожженную стерву, в чьей душе все же нашлось место для сочувствия участи Беатрис. – Не болтай о нашей встрече, и я оставлю тебя в покое.

Монд кивнула, вышла на мостовую и мгновенно растворилась в толпе прохожих.

– На центральную площадь! – крикнул он кучеру и откинулся на спинку мягкого сидения.

«Что ж, – размышлял он, – теперь все сводится к метрдотелю. Уж он-то должен знать имя похитителя».

Глава 12

Теперь каждый новый день для Беатрис был наполнен особым смыслом, и скука больше не одолевала ее. Для начала она заучила наизусть все символы и их значение, но сразу же с досадой обнаружила, что вывести ту или иную руну на бумаге гораздо сложнее, чем зафиксировать в памяти изображение, а уж про быстрое написание вообще речи не шло. И она принялась тренировать каллиграфическое письмо древних знаков.

Однако здесь перед ней встала новая проблема – Пруденс. Служанка будто чувствовала, что госпожа увлечена чем-то крамольным, и всячески старалась вызнать, чем же именно. Она внезапно приходила в спальню Бетти и начинала советоваться о том, что приготовить на ужин. В другой раз ей вдруг требовалась срочная помощь Беатрис в решении наиважнейшего вопроса о том, какие овощи и крупы заказать посыльным, пригонявшим раз в месяц или два несколько телег, груженных всем необходимым. Еще она могла запросто начать читать Бетти нескончаемые лекции о том, как это важно следить за здоровьем и фигурой, пеняя ей, что та мало ест и совсем не гуляет.

А как можно есть, когда на завтрак подают клейкую безвкусную кашу, на обед пересоленный суп, а на ужин пахнущие гарью овощи? Бетти пыталась жаловаться Пруденс на стряпню Гарда и просила попробовать из ее тарелки, но служанка талдычила одно и то же, что лучше Гарда повара не сыскать, что господин его очень ценит, что все блюда изумительно вкусные, и Беатрис просто мерещатся всякие глупости из-за отсроченных последствий перемещения на такое далекое расстояние. Бетти уже, грешным делом, начала сомневаться в себе и своих ощущениях, и ей в голову все чаще приходила мысль о том, чтобы написать Атли про эти странности. Но она боялась его огорчить и решила повременить с посланием. Вместо этого Беатрис приспособилась пробираться на кухню, когда там никого не было, и таскать для себя то, что плохо лежало. Так она и перебивалась то булочкой с молоком, то сыром с хлебом, то вяленым мясом с соленым огурчиком. И все это ей казалось неимоверно вкусным.

«Как же так? – не могла взять в толк она. – Нормальная пища кажется мне отвратительной, а всякие закуски да выпечка – объеденье. Как только Атли вернется, нужно будет обсудить с ним мою проблему».

В таких условиях о серьезных занятиях древней магией можно было забыть. Бетти даже укромного уголка не могла отыскать для себя в доме, вздрагивая от каждого шороха и боясь быть застигнутой за написанием рун. Пруденс боготворила своего господина и не стала бы утаивать от него то, чем Бетти занималась в его отсутствие.

Выход из затруднительного положения появился там, где Беатрис не рассчитывала. На острове установилась на редкость солнечная и безветренная погода, сидеть дома у Бетти не было уже никакой мочи, а от одного вида поджатых губ Пруденс и звука ее скрипучего будто изломанного голоса становилось дурно. И Беатрис попросила Мэта запрячь для нее Снежинку.

– Вы не можете кататься верхом в одиночестве, – отрезала служанка, преградив ей дорогу к заднему выходу.

– С чего вдруг? – возмутилась Бетти, сгорая от нетерпения опробовать одну свою задумку на берегу океана. – Атли сказал, что я могу кататься столько, сколько сама захочу. Пропустите, меня Мэт ждет.