Сделка

– Не многое, Алиссар. Лишь то, что вы почти бессмертны, питаетесь душами, ощущаете грехи человеческие запахами и вкусами. Чувства и эмоции вам не ведомы. И что каждый демон – это последователь одного из семи грехов. Грех, к которому привязан демоном, становится его кредо до конца дней.

– В принципе, все так, как вы и сказали. Я почти бессмертен, чую, окутывающий человека или мага грех вкусовыми и обонятельными рецепторами, и душами питаюсь.

– А ваш грех?

– Жадность, - профессор ухмыльнулся, а я и сам понял причину, по которой он так отреагировал. – Да, кто бы сказал, что я, выросший в чулане под лестницей, буду жадным, не поверил бы. Но это так. Только жадность выражается не в материальном благе, а в эмоциональном. – Снова взлетевшая вверх бровь, а соответственно вопрос, что я имею в виду, - Души, на которые я смотрю не с гастрономическим интересом, а с эстетической точки зрения, в духовном аспекте. Если проще, переводя на язык людей, мне приятно в их компании находиться. Носители таких душ попадают в лапы Жадности, и становятся частью коллекции. Жадность, а с ней и я, считаем этих магов или магиков своей собственностью.

– А переводя на язык людей – подопечными. И я так полагаю, Регулус стал частью вашей коллекции. – Это не вопрос, а утверждение. – Именно поэтому вы и принесли мне артефакт, - подвел итог Снейп, соглашаясь с тем, что просьбу такого рода выполнить для меня не зазорно. – Передайте Регу при следующей встрече спасибо и привет.

– Передам. Темной ночи, профессор, - и растворился в ближайшей тени, оказываясь в коридоре Гриффиндора, у картины директора Дамблдора, с которым разговаривал Невилл.

О чем был их разговор, я не разобрал, лишь повышенный тон Лонгботтома и миролюбивый директора, успокаивающего взбешенного до предела Невилла. Его Гнев так и жег кончик языка острой перца Чили, огонь которого не потушит даже молочная Лень. Определенно, грех на любителя. То ли дело Жадность и приятная кислота цитруса. Но, гастрономические предпочтения отошли в сторону, когда я услышал голос директора, обращающегося ко мне с картины:

– Гарри, мальчик мой, что ты там стоишь, как не родной? Присоединяйся к беседе. – Что и следовало ожидать от набирающего мощь крестража, уже питающегося душой и энергией добровольного держателя, то есть Лонгботтома. Невилл же, как и Квиррел, когда принял осколок лорда добровольно, начал гнить изнутри. Уверен, еще немного и его тело рассыплется прахом, а душа уйдет в чертоги Повелителя, ведь такой как Лонгботтом не раскается.

– Поттер! – зло выплюнул Лонгботтом, делая мину такой кривой, что еще чуть-чуть и мышцы переклинит. – Чего шарахаешься по ночам?

– Аналогичный вопрос, Лонгботтом. Чего тебе не спится? Бессонница?

Издеваться над кем-то всегда было выше меня и моих вдолбленных устоев на примере дяди Вернона, Дадлика и тети Петуньи, но тогда я был человеком, забитым и зашуганным мальчиком из чулана под лестницей. Сейчас у меня другие взгляды на мир и прошлое осталось прошлым, ненужным и тяготеющим, как и душа, которой у меня более нет. Так что издеваться я могу и буду, особенно над тем, кто в ближайшее время или отправится ко мне в желудок, или в чертоги Люцифера.

– Мальчики не ссорьтесь, - снова этот приторно-сладкий, как грех Джинни, тон, приклеивающий к небу язык, а щеки к зубам. – Лучще скажи мне, Невилл, как дела с поисками последнего крестража Тома? – вот тут душу Невилла окрасила пурпурным Гордыня, играя на моих вкусовых рецепторах нотками фуагра. Такой грех мне более приятен, чем Гнев. Его я бы с удовольствием сиюминутно отправил в желудок, даже не разжевывая. Но это лишь временный эффект, основной грех Лонгботтома – Гнев и мне он крайне неприятен.

– Крестраж, о котором вы говорили, директор, уже в моих руках, - показал мне и нарисованному старику костяную палочку, от которой шел остаточный шлейф энергии и магии Реддла, но не оскверненной ритуалом, а чистой, даже детской, словно и не было создано ни единого крестража.

– Палочка! Я так и думал! – обрадовался директор, говоря: - отдай ее мне, Невилл, - и протянул к палочке руку, материализованную за счет запретного ритуала и оскверненного осколка души, находящего на холсте, - вот теперь я готов! – к чему? И так понятно. К возрождению. – Гарри, мальчик мой, - словно этот елейный голос и манера растягивать слова, - подойди ко мне. – Не отказался, подошел, - протяни руку и возьми палочку со словами: «Принимаю».

Сущность уже пела в предвкушении, готовилась поглотить душу директора. Явно осколки из книги, снитча, дилюминатора, колокольчиков и картины в министерстве были соединены в палочке. И с этими словами к ним добавится и осколок с данной картины. Директор все продумал, сделал Невилла переносчиком осколков, которые позже слились в заранее-подготовленный предмет с одной целью – захватить мое тело. Но не предугадал смену моей сущности, которая уже текла слюной и заранее переваривала лицемерную душу.

– Принимаю!

Вот и все, что я сказал, перед тем, как получил палочку в руки. Краем взгляда увидел победную, скалящуюся улыбку Лонгботтома, смотрящего за процессом захвата моего тела и уничтожения души. Но то, что произошло дальше его ни разу не порадовало. Ведь стоило палочке оказаться в моих руках, а склеенным кускам директорской души попытаться захватить тело, выбив душу владельца, случился поздний ужин. А так же внутренний разговор моей сущности с оскверненной душой Альбуса, не понимающего, что происходит, и почему дух не вышибается из тела.

– Что происходит? – удивлялся он, - почему ты все еще здесь?

– Потому что я хозяин тела, директор, и никому его уступать не собираюсь, - не говорить же ему сразу, с наскока, что у меня нет больше души и ему нечего выгонять. Пусть покажет себя, скажет все, что сможет, приведет убедительные аргументы, применит некоторые тактики, разыграв мой аппетит.

– Мальчик мой, ты должен уступить мне свое тело! – требовал старик, давя авторитетом, - мне, как ставленнику Света еще многое предстоит. Тьма не сдастся просто так. Темный Лорд – это титул передаваемый из поколения в поколение, и только мне под силу искоренить зло! – думал, его речь повлияет на мое решение и я, побежав, сверкая пятками, покину тело. Но дракла он в карман получит, а не мое тело. Об этом и сказал:

– Нет. – Коротко и по существу.

– Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому!

Намечалась битва. Директор призвал свою палочку и приготовился атаковать. Жар огненной стихии уже колыхал мой внутренний мир, нарастая с каждой секундой. Но жар его стихии ничто по сравнению с жаром серебряного клинка паладина, или святой водой истинного храма верующих в Бога. Так что его огненный феникс, направленный на меня с целью изжарить изнутри, ничего не дал. Лишь кружил и закручивал спиралью выпущенное с перьев пламя, окутывая меня столбом огня. Окутанный жарким маревом магической энергии, я стоял спокойно, выжидая окончания действия заклинания.

Прошло от силы две минуты, огонь стихал, а директор готов был распространить влияние своей душонки в моем теле. Но стоило фениксу вернуться в палочку, пламени потухнуть, а мне предстать перед очами Альбуса, атака повторилась. В меня, с претензией и вопросом:

– Почему ты такой живучий, паршивец? – полетели темно-магические проклятия и заклятия, в том числе и Непростительные.

Увернуться ото всех мне не составило труда, даже не напрягаясь. Атаковать в ответ не видел смысла, ведь стоит мне призвать душу, поманив ее пальцем, она окажется в моих руках, а впоследствии в желудке. Но у меня еще есть вопрос к директору, который и планирую задать перед тем, как съесть его и идти по своим делам дальше. Что я и сделал.