Сдвиг по фазе
Шрифт:
Реакция жены оказалась совершенно неожиданной.
После пяти дней, проведенных без меня и моего контроля — именно так мне и было заявлено, — она вернулась с полностью изменившимся к моей малой родине отношением. Отчасти, полагаю, я обязан этим своим родителям. Подозреваю, отец неоднократно упоминал, как я несчастен в Лондоне. В общем, мне пришлось выслушать продолжительную лекцию Лии, что мне необходимо следить и за собственным психическим здоровьем. А затем, к моему изумлению, она потребовала как можно скорее осмотреть выбранный домик.
И вот теперь мы съезжаем из убогой квартирки
Сейчас же мне предстоит последнее дело в Лондоне.
Добираюсь до окраины Камдена и липший раз уточняю место и время встречи. Я прибыл раньше договоренного, однако мне не помешает немного посидеть и разобраться в собственных мыслях.
Еще несколько улиц, и показывается конечный пункт путешествия: кофейня с незатейливым названием «Кофевар». Перехожу улицу и на пару секунд задерживаюсь осмотреть фасад здания. Навряд ли многие заметят, однако кое-какие детали по-прежнему указывают на его историю. Парадный вход расположен на углу, а ниже уровня тротуара видны основательные деревянные двери в подвал, где когда-то хранилось пиво, вино и крепкие напитки. Приближаясь ко входу, не могу не бросить взгляд в переулок вдоль торца строения. Всего лишь взгляд, но и его достаточно, чтобы по коже у меня пробежали мурашки. Спешу укрыться внутри.
Только девять часов утра, и в кафе никакого ажиотажа. Семь-восемь посетителей рассеяны за столиками, еще несколько сидят на табуретах перед стойкой. За исключением болтающих в углу двух женщин средних лет, все остальные погружены в свои цифровые устройства. Сцена эта крайне далека от той, что я застал бы, окажись здесь лет сорок-пятьдесят назад.
Я подхожу к прилавку и заказываю чай. Меня обслуживает бородатый парень, и, как и подобает в подобных заведениях, за три фунта мне достается наперсток тепловатой мочи. Я уже собираюсь расплатиться, когда сзади раздается стук каблучков.
— Дэвид?
Разворачиваюсь и вижу женщину средних лет, блондинку с короткой стрижкой.
— Значит, вы тоже рано, — улыбаюсь я. — Рад наконец-то встретиться с вами, Эмма.
Не в моих привычках обниматься с людьми, с которыми вижусь впервые, но данный случай совершенно иной. Пускай я и не встречался прежде с Эммой Хоган, однако мы очень много общались по телефону. По сути, если бы не она, шесть недель назад я попросту тронулся бы умом.
— Итак, сегодня великий день? — говорит женщина.
— Еще какой. Больше никакого Лондона. И очень сомневаюсь, что буду по нему скучать.
— Я родилась и выросла здесь, однако не могу отрицать, через какое-то время он начинает действовать на нервы.
— Пожалуй, я чересчур строг. Несколько теплых воспоминаний у меня все же сохранится.
— Но в основном все-таки жуткие, — смеется она.
Ее улыбка, впрочем, быстро угасает, и Эмма внимательно осматривается по сторонам.
— Значит,
здесь когда-то и были те самые «Три монаха»?— Когда-то, давным-давно.
— Именно с этих слов и начинаются хорошие истории, — задумчиво произносит женщина.
— Согласен. Жаль только, не у всех них счастливый конец.
Историю Эммы я слышал, и она как раз из таких. Сегодня, однако, у нас обоих есть шанс расставить точки над «и», осмыслить до конца наши приключения с великаном в джинсовке.
Женщина заказывает кофе, и мы усаживаемся за столик возле окна. Она возвращается к нашему разговору трехдневной давности:
— Какие-нибудь новости от полиции?
— Расследование закрыто. По-видимому, ввиду отсутствия данных, но, полагаю, подлинная причина нам обоим известна.
— Они вам не верят?
— Нет, и не могу их за это винить. Я и сам себе не поверил бы.
— Значит, теперь точно все, — вздыхает Эмма.
— Справедливости ради, они проверили семнадцать камер вокруг места катастрофы. Не заметить нашего общего друга не так уж и просто, однако именно это ухитрились сделать все семнадцать. Так что полиция считает, что в фургоне находился только один человек. К счастью, они не в состоянии доказать, что за рулем был я.
— Потому что вы не были.
— Так и есть, только сомневаюсь, что полиция поверит моему объяснению.
Мне и самому пока нелегко принять правду, а уж Эмму, как мне известно, такие же противоречия раздирают и вовсе несколько месяцев. Выражение ее лица схоже с моим, а значит, я недалек от истины.
Открывается дверь, и в кафе входит несколько старомодно одетый мужчина. Он оглядывает зал и замечает меня. Я встаю при его приближении.
— Очень рад наконец-то встретиться лично, Дэвид, — с теплотой произносит мужчина и протягивает руку.
— Я тоже, Билл.
У Уильяма Хаксли, как и у Эммы, есть своя история. Я ее слышал, и мы с Биллом многое обсудили. Первой с бывшим политиком связалась Эмма, после того как о нем обмолвился наш общий друг. Поначалу мистер Хаксли совершенно не желал распространяться о своих приключениях — что совершенно неудивительно, памятуя профессию Эммы, — однако вынужден был сдаться, когда она объявилась у него на острове Уайт и отказалась уходить. Разумеется, я все еще многого не знаю об Эмме, но уже четко усвоил, что человек она мужественный и решительный. И отлично понимаю, почему кое-кто в нее влюбился.
Билл возвращается от стойки с чашкой.
— Здесь же раньше был паб? — уточняет он.
— Верно.
— Жаль, что закрылся. Так и убил бы за бокал холодного шабли.
— Терпение, Уильям, — улыбается Эмма. — Как закончим, найдем подходящее местечко. Думаю, к тому времени нам всем понадобится что-нибудь покрепче.
— И, возможно, тост, — добавляю я. — За тех, кого с нами нет.
Они оба печально кивают.
Затем мы некоторое время болтаем на общие темы, и Билл пускается в рассказ о своем благотворительном доме отдыха. Он уже с минуту распространяется о планах расширения, когда входная дверь снова открывается. Я немедленно узнаю женщину на пороге — не потому, что мы встречались, а потому что видел ее лицо на плакате в витрине книжного магазина.