Себастьян
Шрифт:
Руки Себастьяна обхватили ее, и он прижал ее ближе к себе. Она смутно осознавала, что он гладит ее по спине и целует в лоб. Постепенно она взяла себя в руки.
— Прости, — прошептала Николетт.
— Это я должен извиняться. Должно быть, ужасно было узнать все так.
— Он был ужасным человеком, не знаю, почему я так отреагировала.
— Ты скорбишь.
Голос Себастьяна прозвучал тихо и низко, и Николетт скептически уставилась на него.
— Но он был ужасным человеком, — сказала она.
— Ты скорбишь по тому, что потеряла, по тому, кем он должен был
После этих простых слов Николетт начала в это верить. Если бы Вацек оказался другим, добрым мужчиной или хотя бы менее жестоким, все было бы иначе. Она не путешествовала бы с бродячим цирком. Она бы намного дальше продвинулась в изучении своих способностей. Она бы никогда не подумала, что ее силы могут ограничиваться тем, чем она довольствовалась столько лет.
— Николетт, послушай меня. Вацек вел себя неправильно, и если ты ничего другого от меня не примешь, прими хотя бы эту мысль, хорошо? Все было бы абсолютно иначе, если бы твоим учителем стал кто-то другой.
Хоть Николетт кивнула, и они вернулись к работе, ее не покидала мысль обо всем том, чего она была лишена. В параллельной вселенной существовала версия Николетт, которая никогда не убегала. Возможно, эта версия встретила Себастьяна. Возможно, искры между ними вспыхнули без следа страха или недоверия.
Они работали над ее способностями, и когда Себастьян не мог помочь, поскольку его собственный дар сильно отличался, он возмещал это, слушая, как она объясняет ситуацию, и предлагая решения. Она заметила, что за день его телефон звонил несколько раз, и хоть Себастьян останавливался и смотрел на экран, он никогда не брал трубку. Наконец, когда опустился вечер, они вернулись в безопасный дом, заказали китайскую еду и уселись со списком имен и адресов.
— Ладно, давай по новой. Назови хозяев и хозяек Чикагских ковенов.
— Гарольд Фремонт, Дилан Чо, Умберто Питерс и… и… — Себастьян ждал, но Николетт лишь беспомощно уставилась на него. — Я… я не помню.
— Хелена Бюшон. Хорошо, теперь адреса.
Николетт уронила голову на стол.
— Не думаю, что смогу это сделать, Себастьян. Я не воспользуюсь этими адресами.
— Все равно запомни. Это самый безопасный способ получить информацию. Скажи мне адреса.
Каким-то образом Николетт откопала их в своей памяти и озвучила. Она сумела запомнить адреса в Атланте и Сиэтле, но потом все стало напоминать плавание в пудинге.
— Я правда, правда не знаю, что еще помню.
— Сделаем перерыв, — неохотно сказал Себастьян. — Посмотрим, что останется в твоей памяти после ужина.
Они поели в тишине, и наконец с губ Николетт сорвался вопрос, который мучил ее весь день.
— Во время сражения с тамплиерами с тобой все будет в порядке?
Себастьян выглядел ошеломленным.
— В смысле?
— Они опасны. Все это твердят, и ты тоже говорил об этом. Тамплиеры опасны для меня, но опасны ли они для тебя?
Себастьян издал короткий невеселый смешок и вместо ответа вытащил рубашку из брюк. Он указал на толстый зарубцевавшийся шрам, пересекавший
его туловище, начиная с бока и заканчиваясь под пупком.— Этот шрам оставил мне тамплиер вскоре после Гражданской войны, — сказал Себастьян. — Я был беспечен, неосмотрителен, и тут откуда ни возьмись тамплиер, пытающийся меня выпотрошить.
Николетт задрожала от того, как спокойно он это рассказывал. Себастьян опустил рубашку и покачал головой.
— Они очень опасны, Николетт. Когда кто-то посвящает каждый момент своего существования тому, чтобы уничтожить тебя, всю твою жизнь и все, что тебе дорого — это опасно.
— И Корпус — та сила, которая им противостоит?
— Есть и другие, но я не уверен, что кто-то занимается этим с такой же преданностью и организованностью, как мы. Ковены имеют свою оборону, некоторые способны посрамить Форт Нокс. Эти сражения больше напоминают осады, и если не происходит ничего действительно плохого, тамплиеры предпочитают сражаться, когда у них есть преимущество.
— Так тамплиеры склонны сражаться с солдатами Корпуса вроде тебя?
— И с отшельниками вроде тебя. Да.
— Зачем?
— Что ты имеешь в виду?
— Зачем ты сражаешься с ними? Ну то есть, ты силен, ты бессмертен или почти бессмертен, так зачем сражаться, когда можно оставить это позади?
К ее удивлению Себастьян улыбнулся почти тоскливо.
— Потому что я создан для того, чтобы защищать других, — тихо ответил он. — Каких-то триста семьдесят пять лет назад я прожигал жизнь в Амстердаме. Отец хотел, чтобы я занялся семейным бизнесом, а меня просто больше интересовали попойки и кутежи. Мой учитель нашел меня, и ему пришлось целую неделю убеждать меня в том, кто я такой. Я двигаю землю, знаешь ли, но благодаря сочетанию выпивки и отрицания я это успешно игнорировал, — он на мгновение умолк, отрешенно глядя перед собой. — Он пытался убедить меня, что моя жизнь таит в себе нечто большее, чем то, что я вижу перед собой. А потом он сдался, сказав, что должен кому-то помочь.
Николетт села, с раскрытыми глазами слушая историю Себастьяна. Тяжело было видеть в подтянутом серьезном мужчине мальчика с дикими глазами, который разрушал сам себя. Но это была история Себастьяна, и она не была уверена, сколько людей удостоилось редкой почести услышать ее.
— Шутки ради я решил последовать за ним, и мы со всех ног помчались в Дрезден. Там молодой парень нажил себе серьезных проблем. Он провел ночь с любовницей, а когда проснулся, начал исторгать огонь. Любовница его выдала, вмешалась церковь, и его должны были казнить.
— Но ты спас его?
Улыбка Себастьяна просияла как солнце, и у Николетт перехватило дыхание. В этом мужчине еще жила искорка того дикого мальчика. Она представляла себе, каким он мог выглядеть, когда обрел дело своей жизни.
— Мы его спасли. Мы забрали его оттуда и нашли место в ковене в Мантуе. Теперь он учитель. Потрясающе владеет магией стихий, и его просто обожают ученики, тяготеющие к огню.
— Ты выглядишь счастливым, — тихо сказала Николетт.
— Я не могу спасти всех, — так же тихо ответил Себастьян. — Но я спас его.