Седьмая чаша

– Разрази меня гром, не входил. Я все время был на кухне. Овощи резал.

– И сумели из кухни дотянуться до буфета? Там ведь есть отпечатки ваших пальцев.

Жилков покраснел до корней волос. На лице его попеременно проступали недоумение, удивление, ужас.

– Значит, все-таки входили?

– Каюсь, каюсь, входил. Но не убивал, не отравлял, а просто…

– Что – просто? Хватит темнить, Жилков!

– Ладно уж, сознаюсь, был грех. Повинную голову меч не сечет… Тогда, в ту пятницу, я принес Даракчиеву толстую пачку денег. Около восьми тысяч левов да еще валюта, а он их бросил в ящик, как грязный носовой платок. И я… Дай, думаю, займусь денежками. Для Георгия Даракчиева восемь тысяч – так, пустячок, забава, а для меня… Ухвачу, думаю, денежки да здесь же, на даче, и спрячу, чтобы потом, хоть через месяц, вынести. А Георгий пусть гадает, кто из гостей его обобрал, ищи ветра в поле… Да не вышло по-моему, сорвалась рыбка. То Даракчиев говорил со Средковым, то пришлось встречать Паликарова и девочек… Но когда позвонил почтальон и Жорж пошел к воротам, я мигом смекнул: пора! Вбежал в комнату и прямо к буфету, так и прилип к ящику. Дудки! Заперто. Попробовал открыть карманным ножом, куда там, у Жоржа замки – как сейфы в госбанке. Покрутился я, повертелся – да так и остался с носом. А коли знал бы заведомо про отпечатки пальцев – перчатки надел бы, как в кино, товарищ Геренский, – огорченно заключил покаянную речь Жилков.

– Тогда выясним другое, – сказал подполковник. – Предположим, с ящиком вы возились около минуты. Еще полминуты, пока вы входили. Уже полторы. Это почти половина того времени, которым располагал убийца. Значит, вы должны были застать его в гостиной. Если, конечно, отравили Даракчиева не вы, а другой… Вижу, вы меня не поняли. Поставим вопрос иначе: не заметили вы чего-нибудь необычного, пока находились там? Человека, движение, шум? Ничего вас не испугало, не заставило подумать, что вы не один?..

Жилков опустил взгляд и опять покраснел.

– Вы, Жилков, находитесь в положении нелегком, я бы сказал – скверном. Рассудите здраво: яд всыпан в чашу Даракчиева в то самое время, когда вы были в гостиной. Вы сами только что сознались, верно? Незадолго перед этим вы с Паликаровым обсуждали возможную смерть хозяина… Теперь понимаете? Молчание только утяжелит вашу участь. Итак, спрашиваю в последний раз: заметили что-нибудь или нет?

– Заметить-то заметил, – сказал Жилков, не поднимая глаз. – Я, когда вошел, сперва затаился, прислушался, не дай бог, думаю, застукает кто. И тут услышал шаги. Кто-то скрытно, босиком, подымался по лестнице. Потихоньку… как ворюга.

– Даргова? – молниеносно сориентировался подполковник.

– Вроде больше и некому, кроме Бебы. Вообще-то она частенько разгуливала по комнатам босиком.

– И вы видели Даргову?

Нет, не видел, но шаги слышал. Я ее походку кошачью знаю.

Геренский внимательно посмотрел на Жилкова и больше вопросов не задавал.

В последующем эксперименте Дамян продемонстрировал незаурядные актерские качества. Крадучись вошел он в гостиную, картинно огляделся, сделал вид, что услышал шаги, метнулся к буфету и попробовал открыть ящик. Когда у него ничего не вышло, нахмурился, покачал укоризненно головой и направился к выходу. На все это у него ушла одна минута и сорок секунд.

5

Геренский поднялся наверх, к Дарговой. Беба сидела на кровати и сосредоточенно разглядывала стоящую на ночном столике зеленоватую бутылку, уже наполовину пустую.

– О, да вы тут в одиночестве не теряли время даром, – улыбнулся Геренский.

Она ответила в том же шутливом тоне:

– Пару глотков джина. Для храбрости, как говорится. Могу и вам плеснуть.

– Сначала займемся делом. Ваша задача проста: спуститься по лестнице вниз, изобразить, что вы всыпаете яд в фужер, вернуться сюда.

– Я все время сидела тогда здесь и вниз не спускалась. Кто отравил, тот пусть и отвечает, – тихо сказала Беба.

Как бы не расслышав, подполковник продолжал:

– В распоряжении убийцы было три с половиной минуты. Но я сброшу вам полминуты.

– Какие полминуты? – опешила Даргова.

– Те самые, когда вы подошли вот к этому окну, – он указал рукой на окно, – чтобы узнать, кто пошел открыть почтальону – Даракчиев или Жилков. И постарайтесь не пропустить одну важную деталь в мизансцене, Даргова. Вы должны спускаться… босиком. Как в прошлую пятницу!

– Значит, Дамян… этот идиот, ляпнул все-таки? – после некоторого молчания спросила Беба удивительно безразличным тоном.

– А что ему оставалось делать? Своя рубашка ближе к телу. Кто отравил, тот пусть и отвечает, как только что вы сами заметили.

– Неужели вы, товарищ Геренский, можете подозревать меня в убийстве Жоржа? – тихо спросила Беба.

– Нет, я не считаю, что именно вы отравили Даракчиева. Но могли отравить. И к тому же громогласно запугивали его убийством.

– Запугивала убийством, – сказала она с горькой усмешкой. – Разве у меня такой уж преступный вид?

– Ладно, Даргова, не теряйте времени. Это бессмысленно.

Обычные, почти ничего не значащие слова подействовали на женщину сильнее увещеваний и запугиваний.

И, собравшись с мыслями, она заговорила твердо, решительно:

– Да, этот скот вас не обманул. Действительно, он мои слышал шаги. Зачем я сунулась вниз? А вот зачем. Тогда, в пятницу, Жорж порвал со мной. И сказал, что навсегда. Попробуйте понять мое состояние. Не знаю, как я выгляжу в ваших глазах, но я Георгия без памяти любила. Слишком неожиданной и жестокой была измена, вся кровь бросилась мне в голову, а в висках будто молотками застучало: убей, убей, убей… Сперва я хотела кинуться к нему и задушить. Однако задушить Жоржа и вы, пожалуй, не смогли бы. Не удивляйтесь, он был спортсмен – сильный, как тиф, и гибкий, как пантера.

– Я и не удивляюсь, – спокойно сказал Геренский. – Навыка нет единоборствовать с тиграми и пантерами. У нас в Болгарии другие звери.

– И тогда меня осенило: пистолет! Как-то в буфете, где Жорж хранил обычно деньги, я мельком заметила пистолет. Я слишком была потрясена, чтобы размышлять, заряжен он или нет, да к тому же я ни разу в жизни, сказать по правде, и не стреляла. В тот момент я забыла обо всем на свете и шептала про себя одно: убить, убить… Когда он спустился вниз, я подскочила к двери и прислушалась. Представляете, он спокойно мурлыкал какую-то мелодию. Тут раздался звонок. Жорж пошел открывать калитку, а я бросилась вниз, к буфету. На мое счастье, а может, несчастье, тот ящик оказался заперт. Я готова была зубами грызть замок! Будьте вы прокляты оба, и подлый Жорж, и пистолет, подумала я и поднялась наверх…

– Сочувствую вам, – сказал подполковник. – Вы так красочно все рассказали, что у меня мурашки по коже. Теперь я позову помощника, засечем время, а вы изобразите все это. Думаю, сцена займет около минуты. Он почти угадал: сцена заняла семьдесят секунд.

6

Когда все участники эксперимента отрепетировали свои роли поодиночке, настало время сыграть всем вместе. По составленной Смиловым графической схеме действующие лица заняли исходные позиции.

Внимательно всех оглядев, Геренский сказал:

– Эксперимент подходит к концу. Если исключить наше присутствие и замену Даракчиева Дарговым, вся обстановка точно такая же, как в прошлую пятницу: семь человек, шесть рюмок с коньяком и еще фужер – вместо седьмой чаши.

– Но на сей раз горькую чашу предстоит испить мне, – сфиглярничал Даргов.

– Вы все были участниками небезызвестного коктейль-парти, – продолжал подполковник, – и знаете, как развивались события. Нет необходимости напоминать их вам. Больше затрудняет меня ваша роль, Даргов. Вы не были тогда здесь, и я…