Седьмая девственница
Шрифт:
— Ты пережила такой ужас! Не надо бояться.
— Порой мне кажется, что Ройбен в комнате, что я кричу и никто меня не слышит.
— Его забрали в Бодмин. Он уже давно был болен. И ему становилось все хуже…
— С тех пор как не стало Хетти?
— Да.
— Как получилось, что Ким оказался там и спас меня?
— Он увидел — в стене разобраны кирпичи. Он поговорил об этом с Ройбеном, а тот сказал, что она снова обвалилась. Обещал поправить ее назавтра. Но Ким не мог понять, почему она обвалилась, когда не так давно ее ремонтировали… ах, ну ты помнишь, —
— Хорошо помню, — сказала я ей. — Мы были там все вместе…
— И все мы помним, — ответила мне Меллиора. — А потом ты не пришла домой, и я пошла к Киму… разумеется.
— Да, — тихо сказал я, — разумеется, ты пошла к Киму.
— Я знала, что ты ушла в свой старый домик, так что мы сперва пошли туда. Он был не заперт, и дверь нараспашку. Тут Ким испугался. Он побежал, потому что Ройбен говорил ему что-то такое странное про Хетти… Ему, должно быть, сразу пришло в голову…
— Он догадался, что Ройбен собирается сделать?
— Он догадался, что с Ройбеном происходит нечто странное, и мы должны бежать к стене… Слава Богу, Керенса!
— И Киму, — пробормотала я.
Потом стала думать обо всем, чем я обязана Киму. Вероятно, жизнью Джо и его теперешним счастьем; моей жизнью и моим будущим счастьем.
Ким, думала я, скоро мы будем вместе, и все, что случилось до этого, будет забыто. Для нас останется только будущее — для меня и для тебя, мой Ким.
Я проснулась ночью от рыданий. Мне снился дурной сон, будто я стояла на лестнице с Меллиорой, и она протягивала мне игрушечного слоненка.
Я говорила: «Вот что убило ее. Теперь ты свободна, Меллиора… свободна».
Я проснулась и увидела, что Меллиора стоит около меня, ее золотистые волосы заплетены в две косы; толстые и блестящие, они были похожи на золотые канаты.
— Меллиора, — сказала я.
— Все хорошо. Это только дурной сон.
— Эти сны… можно ли избавиться от них?
— Все пройдет, если вспомнить, что это всего лишь сон.
— Но они — часть прошлого, Меллиора. Ах, ты же не знаешь! Боюсь, я вела себя подло.
— Ну, Керенса, не надо так говорить.
— Считается, что признание облегчает душу, Меллиора, я хочу во всем признаться.
— Мне?
— Это тебе я причинила зло.
— Я принесу успокаивающее, а ты должна попытаться заснуть.
— Я буду лучше спать с чистой совестью. Мне нужно все рассказать тебе, Меллиора. Я должна рассказать тебе о том дне, когда умерла Джудит. Это произошло не так, как все думают. Я знаю, почему она умерла.
— Тебе опять снились кошмары, Керенса.
— Да, именно поэтому я и хочу тебе все рассказать. Ты не простишь мне… в глубине души не простишь, хотя скажешь, что простила. Я промолчала, когда надо было говорить. Я погубила твою жизнь, Меллиора.
— Что ты говоришь? Тебе нельзя волноваться. Успокойся, прими лекарство и попытайся уснуть.
— Послушай меня. Джудит споткнулась. Помнишь Сонечку… слоненка, игрушечного слоненка Карлиона?
Меллиора выглядела встревоженной. Она, видимо, думала, что у меня бред.
—
Так помнишь? — настаивала я.— Ну, конечно. Она до сих пор где-то здесь.
— Джудит споткнулась об нее. Шов…
Она нахмурила лоб.
— Дырка, — продолжала я. — Ты ее зашила. Это от каблука Джудит. Игрушка валялась на лестнице, и Джудит споткнулась. Я спрятала слоненка, потому что сначала боялась, как бы не обвинили Карлиона, а потом… потом я подумала, что если будет доказано, что произошел несчастный-случай, Джастин никогда не уедет, он женится на тебе, у тебя будет сын, который получит все — все, чего я хотела для Карлиона.
Тишина в комнате. Только тиканье часов на каминной полке. Мертвая тишина аббатства ночью. Где-то в этом доме спит Ким. И Карлион.
— Ты меня слышала, Меллиора? — спросила я.
— Да, — тихо сказала она.
— Ты ненавидишь меня… за вмешательство в твою жизнь… за то, что твоя жизнь разбита!
Она молчала, и я подумала: я ее потеряла. Я потеряла Меллиору. Сначала бабушку, потом Меллиору. Но что мне за дело! У меня есть Карлион. У меня есть Ким.
— Это было так давно, — сказала наконец Меллиора.
— Но ты могла выйти за Джастина замуж. Могла стать хозяйкой аббатства. Могла иметь детей. Ах, Меллиора, как ты должна меня ненавидеть!
— Я никогда не смогу тебя ненавидеть, Керенса, и потом…
— Когда ты все это вспомнишь… когда все явно всплывет в твоей памяти… когда ты подумаешь о том, как много ты потеряла из-за меня, ты меня возненавидишь.
— Нет, Керенса.
— Ах, ты такая великодушная… слишком великодушная. Порой я ненавижу твое великодушие, Меллиора. Оно делает тебя такой слабой. Я бы восхитилась тобой, если бы ты в гневе обрушилась на меня.
— Но я не могу теперь этого сделать. Ты поступила действительно дурно. Гадко. Но это прошло. А теперь я хочу сказать тебе спасибо, Керенса. Потому что я рада, что ты поступила именно так.
— Да? Ведь ты потеряла человека, которого любила… Неужели ты рада своей одинокой жизни?
— Наверное, я никогда не любила Джастина, Керенса. О, я вовсе не такая кроткая, как ты думаешь. Если бы я его любила, я не позволила бы ему уехать. Если бы он любил меня, он бы не уехал. Джастину нравилась одинокая жизнь. Он сейчас счастлив, как никогда ранее. И я тоже. Если бы мы поженились, это было бы ужасной ошибкой. Ты спасла нас от этого, Керенса. Тобой руководили дурные помыслы… но ты спасла нас. Я сейчас так счастлива… У меня не было бы этого счастья, если бы не ты. Вот что тебе следует знать.
— Ты стараешься меня утешить, Меллиора. Ты всегда старалась так делать. Я не ребенок, чтоб меня утешать.
— Я пока не собиралась тебе говорить. Ждала, когда тебе станет получше. Тогда мы собирались это отметить. Мы все очень волнуемся… Карлион придумывает большой сюрприз. Это будет грандиозный праздник, и мы ждем только, чтобы тебе стало получше.
— Отметить… что?
— Пора тебе сказать… чтобы твоя душа успокоилась. Они не станут возражать, хотя мы собирались сделать из этого целое событие.