Седьмая жена колдуна

Пока Карли, задумавшись, выпала в прострацию, господин Градман вышел из автомобиля и направился по прямой к главному входу. Не услышав шагов по гравийной дорожке на сталлебетоне позади (его шаги отдавались режущим слух «звонковым» периодическим гулом), господин Градман остановился и повернулся. За спиной по бокам от Карли встали двое телохранителей; водитель остался в автомобиле и не спешил выходить.

— Леди су, скажите, — вдруг хрипло попросил господин Градман. — Вы сожалеете о произошедшем с Тэсс? Девочке досталось за совершённое преступление больше, чем она может вынести.

— Нисколько, — не задумываясь ответила Карли. — Она получила по заслугам. И получит ещё больше. В рабстве её никто жалеть не будет.

Господин Градман нахмурился; его взгляд маленьких голубых глазок изменился. В них больше не было ни толики снисхождения.

— Вы одна семья. Семья…

Ростовщик кивнул.

Глава 5

Телохранители скрутили Карли, жёстко зафиксировав её руки за спиной, и заставили идти вперёд, глядя под ноги. Возмущения и требования относится к ней соответственно титулу игнорировались. О морноке — запрещённой в Маджении религии, адептом которой судя по всему являлся господин Градман, Карли знала беспечно мало. Если бы у неё в запасе была бы хоть какая-нибудь информация… она смогла бы сделать хоть что-нибудь.

После долгих переходов по одинаково коричнево-бордовым железным узким коридорам её наконец привели в небольшую комнатушку с массивным столом, привязали к стулу бечёвкой и оставили одну. Дело нескольких минут (если повезёт — получаса), пока господин Градман узнает о небольшой аварии на дороге. В связи с этим Карли думала не столько о том, как выбраться из ловушки, сколько о возможности обмануть ростовщика. О чём он говорил, прежде чем её скрутили? О семье?

«Почему он назвал нас с Тэсс одной семьёй? Он ведь знает правду. Разве для морнока официальная бумажка важнее человеческих взаимоотношений и верности?»

Тишайшие шорохи отдавались гулом. В гигантской комнате без окон и без хоть какого-то маломальского источника света Карли чувствовала себя наудивление спокойно. Будто её не обволакивала тьма, будто она ночью в чистом поле лежит с закрытыми глазами. Но не было ни чистого поля, ни звёздного неба над головой. Только запястья натирала жёсткая колючая верёвка. Почему её оставили одну? Чего они ждут? Собираются привести в эту комнату Тэсс?

Грохот отодвигаемой двери, надрывные всхлипы и яркий свет из свисающей с потолка древней лампы накаливания размером с полголовы вдруг заполонили гигантскую, как бездонный колодец, комнату. Тэсс шаркала ногами. Снова. Бесит. Её, казавшиеся милыми, маленькие грешки вроде непонимания правил столовых приборов, выбора дресс-код наряда для светского вечера и банального встревания в кулинарный процесс на потеху первоклассному повару, сейчас приводили в состояние крайней ярости.

Она выглядела жалко. Даже не так: она выглядела омерзительно, согласно своему статусу. Всего сто пятьдесят лет тому назад женщин, намеренно ставших причиной смерти мужа или родителей мужа, избивали железными палками, предварительно закатав в толстый ковёр. Простолюдины использовали кто что мог. И сейчас, глядя на эту дрянь, сотворившую такое с её семьёй, Карли впервые согласилась с жестокими патриархальными заветами предков.

— Скарлетт?.. — подняв глаза, прошептала Тэсс. — Ты пришла мне… помочь?

Чёрные из-за потёкшей туши слёзы скатывались по бледным щекам. Незнакомо исхудалое лицо той, что совсем недавно блистала юной красотой, вызывало отвращение. Карли не ответила. Она взглянула в лицо мужчины, зашедшего в комнату вместе с Тэсс, и потеряла дар речи: именно он кинул гранату в открытое окно папиного автомобиля! Оскал на пол лица, сколотый передний левый резец, небольшой шрамик на левой щеке от ножевого ранения или неудачного бритья. Кажется, он тоже ждал ответ на заданный вопрос.

— Я пришла закрыть долг. Нотариус придёт сюда или это место — комната ожидания?

Под конец стоило не терять самообладания. Господин Градман взбесился, когда речь пошла о непрощении предательства. Может, здесь установлена скрытая камера? Может, нужно напоследок «раскаяться» и признать, что прошлое не вернуть? Признать вслух, чисто ради потехи господина Градмана. Ему должно понравится такое выступление, если такова воля его религиозного учения. Карли плевать, кто и во что верит. Хоть в Ктулху, хоть в Лохнесское чудовище или в американского президента, только бы эта вера не влияла на её жизнь. Вера господина Градмана могла стоить её жизни.

— Ожидайте.

Безжизненный голос убийцы её родителей и несостоявшийся её самой заставил вздрогнуть, будто из ведра холодной водой окатили. Приковав измученную Тэсс к ножке стола, телохранитель ушёл, задвинув за собой гремящую, как тяжёлые цепи, дверь. Карли подняла голову, разминая затёкшую шею, и осмотрелась вокруг. Яркий свет лампы на три-четыре сотни ватт бил по глазам, не позволяя оценить обстановку сверху. Как она и предполагала, её закрыли не то что в пустой комнате, скорее в пустом цеховом помещении, которое не успели загрузить оборудованием до смерти владельца.

— Ска-а-арлет… — икая, прохныкала Тэсс. — Что тты будешь делать?

Карли не хотелось спасать Тэсс. Ей хотелось волшебным образом освободить руки, достать из подвязки пистолет и пристрелить дрянь, разрушившую её семью. Уничтожившую её семью! Но сделать она не могла ничего из задуманного. Сердце и разум разрывались, не понимая «кто виноват?» Игроманка Тэсс или вон тот телохранитель, который её привёл. Который выдернул чеку из той роковой гранаты и бросил в открытое окно автомобиля отца?

Никотиновый яд брал своё: со лба текли ручейки пота, тело пробивали периодические судороги, сердце неслось как угорелое, рискуя не выдержать и разорваться. Очертания стола перед глазами расплывались, как после закапывания на приёме у окулиста. Лицо Тэсс слилось в одно чернильное пятно без глаз, рта и с не очевидными очертаниями змеиного носа. Как у призраков предков в еженедельных кошмарах, совсем недавно ставших еженощными.

— Что они хотят со мной сделать, Скаа-рлет?.. — проревела Тэсс. — Я же ни в чём не виноваа-та.

— Ты должна была рассказать семье до того, как стало слишком поздно.

Слова успокоения дались Карли намного тяжелее, чем предполагалось. Разве сложно соврать, чтобы выжить? Оказалось, говорить приятные вещи, слова подбадривания ей (именно ей) невыносимо. В глотке тут же образовался комок, на вкус как протухшие экскременты и кошачья моча на обоссаных элегантных портьерах. Поэтому в их доме никогда не было кошек — мать не выносила ни шерсти, ни запаха домашних животных.

— Рассказать? — шмыгнула носом Тэсс. — Как я могла?