Седьмая жертва

– Денег-то много?

– Как в прошлый раз, ровно столько же, такими же купюрами и той же валютой.

– Н-да, – протянула Настя, – в чем, в чем, а в непостоянстве нашего друга заподозрить трудно. Он твердо придерживается собственных вкусов. А в записке что?

– Дословно не воспроизведу, но общий смысл… – Коротков поскреб подбородок, скосив глаза вправо. – Что-то типа… Нет, в пересказе не то получится. Сходи к эксперту, записка уже у него, сама посмотри. И начинай работать, не прохлаждайся.

– Ну покомандуй, покомандуй, – миролюбиво улыбнулась Настя, – отведи душу. Кто тут у тебя старший по местным жителям?

– Чернышев. Подойди к нему, он тебе скажет, куда идти.

– Ладно, только я сначала насчет записки…

Но к эксперту ее не пропустили.

– Не мешай человеку работать, – сердито сказал ей следователь Ольшанский, – не отвлекай. Потом записку посмотришь.

– Ну Константин Михайлович, ну хоть примерно что там написано? – взмолилась Настя.

– Он приближается.

– Чего-чего? – оторопела она. – Кто приближается?

– Он.

– Куда он приближается?

– К кому-то из вас, то ли к тебе, то ли к Образцовой. В общем, давай иди, трудись, после осмотра все обсудим.

Настя, получив указания у Андрея Чернышева, добросовестно начала обход близлежащих домов, но и через час, и через два результат так и оставался нулевым. Никто ничего минувшей ночью не видел и не слышал, хотя самого убитого многие знали в лицо, а некоторые и по имени. Он охранял детский оздоровительный лагерь, и у него всегда можно было попросить помощи по хозяйству, особенно если дело касалось починки техники. Мужиком он был «рукастым» и в машинах разбирался. Никаких подозрительных людей, которые приезжали бы к нему в лагерь, никто не видел, а что касается бродяг, которые постоянно у него толклись, то разве их считают подозрительными? Они ж безвредные, хоть и вонючие. Ну сопрут чего по мелочи, сапоги там или ватник или курицу, пролезшую сквозь щель в заборе на дорогу, утащат, так ведь и их понять можно, голодают, мерзнут. Но они же не убивают.

В Москву они вернулись только после обеда. Настя собралась ехать в машине Короткова вместе с Сережей Зарубиным, но Ольшанский сжалился над ней и посадил в свою машину.

– Эта «копейка» вот-вот богу душу отдаст, – заявил он, критически оглядывая Юрины «Жигули» доисторической первой модели.

– Что, Константин Михайлович, ценные кадры бережете? – тут же обиженно откликнулся Коротков. – Не доверяете мне везти вашу любимую подполковницу, боитесь, что в моей машине у нее шкурка попортится? Ладно, мы с Серегой люди простые, мы и на этой колымаге доедем.

– Задолбал ты меня своей простотой, – с привычной всем хамоватой грубостью ответил следователь. – Я ж не только Каменскую берегу, я вас всех, дураков, спасаю. Двое – не трое, а для твоей развалины каждый килограмм значение имеет. Этот Боливар троих уж точно не вынесет.

В тепле Настя расслабилась, закрыла глаза и про себя повторяла текст записки, которую показал ей эксперт:

«Я приближаюсь к тебе, дорогая. Я сделал уже три шага. Сможешь угадать, когда и где мы с тобой встретимся? »

КОРОТКОВ

Хлеб начальника несладок, это уж точно. А если в твоем подчинении находятся близкие друзья, то впору вообще повеситься. Вот так или примерно так думал Юра Коротков, вызывая к себе давнего кореша Колю Селуянова с нехорошим намерением потребовать от него доклада по делу об убийствах наркоманов. Этих несчастных убивали по всему городу, и когда «накопилось» четыре первых трупа, застреленных из одного и того же пистолета, материалы из территориальных подразделений передали на Петровку. Случилось это полгода назад, и с тех пор трупов стало уже девять, а дело прочно стояло на месте, не подавая ни малейших признаков намерения сдвинуться хоть куда-нибудь.

Одной версией была война между наркогруппировками, другой – укрепление дисциплины внутри одной группировки, для чего и потребовались «показательные» меры наказания, но в любом случае дело велось совместно с Управлением по незаконному обороту наркотиков.

Селуянов ввалился в кабинет, сияя своей обычной дурашливой ухмылкой, которую многие несведущие люди принимали за истинное его лицо, нимало не подозревая, что этот человек, обожающий дурацкие розыгрыши, отличается редкостной серьезностью и дотошностью в работе.

– Майор Селуянов пред начальственные очи прибыл! – шутливо отрапортовал он. – К снятию стружки готов. Чего изволите, ваша светлость?

Коротков вздохнул, мысленно кляня себя за то, что поддался нормальному служебному честолюбию и согласился на эту должность, которая ничего, кроме головной боли, не приносит.

– Изволю выслушать твой отчет до наркоманам, – строго сказал он. – Только без «ля-ля» и коротко.

– А куда торопиться-то? – искренне удивился Николай. – Пожар, что ли?

Сейчас я тебе все обстоятельно обскажу.

Сразу стало ясно, что ничего нового Коля сообщить не может. С оперативниками из УНОНа они разделили обязанности: специалисты по незаконному обороту наркотиков отрабатывали связи убитых по линии приобретения и распространения зелья, пытаясь найти связующее их всех звено, сотрудники же уголовного розыска во главе с Селуяновым отрабатывали другие криминальные и некриминальные связи в поисках той точки соприкосновения, которая объединила бы девятерых наркоманов из разных концов Москвы – Работа велась кропотливая, трудоемкая, но пока, к сожалению, безрезультатная – То есть какие-то результаты все время появлялись, но при ближайшем рассмотрении оказывалось, что не те.

– Ладно, Колян, выводов делать не буду, сам все знаешь. Теперь давай советоваться.

– Давай, – с готовностью согласился Селуянов. – Начинай.

– Есть некая фигура по фамилии Шувалов. Звать Виктором Петровичем. Адрес есть, место работы есть. Общие биографические данные тоже есть. И имеются сильные подозрения насчет того, что он и есть наш Шутник. Но, кроме этого, нет ничего.

– А что надо-то? – встрепенулся Коля. – Ты только скажи, это мы быстро.

– Улики нужны, Коля. Нужно чем-то привязывать его к трем имеющимся в наличии трупам.

– Это я понял, не маленький. Оперативные подходы к нему есть?

– Ни фига! – в сердцах бухнул Коротков – Круг его общения – ученые и художники. Ни тут, ни там у нас нет никаких подходов. Я уж все свои источники перелопатил, и Сережка Зарубин, и Мишаня, и Ася – никого. Ни единой души. Одна надежда была на Борю Карташова… Помнишь его?

– Не уверен, – засомневался Николай. – Фамилия какая-то знакомая, но никаких ассоциаций не вызывает.

– По делу Вики Ереминой проходил осенью девяносто третьего года. Он был ее сожителем.