Седьмая жертва

Настя пожала плечами:

– Откуда я знаю? Наверное, чтобы чувствовать себя богатым и независимым.

Чтобы содержать жену и сына. Чтобы платить большие алименты первой жене и дочери. Чтобы родителям помогать. Ну что ты ко мне пристал? У меня, между прочим, праздник сегодня, а ты с глупостями лезешь.

Каменский рассмеялся и прижал сестру к себе.

– Это не глупости, сестренка, это нормальные отношения между родными людьми. А деньги, чтоб ты знала, я зарабатываю для того, чтобы они мне приносили радость. Например, радость сделать тебе что-нибудь приятное или полезное. Сколько нужно добавить, чтобы закончить этот ремонт в рекордные сроки? Считай, что это мой подарок ко Дню милиции.

Она отрицательно покачала головой и встала с дивана.

– Не надо, Сашенька, это унизительно для нас. Мы сами как-нибудь справимся.

Каменский вытаращился на сестру с выражением полного непонимания.

– Это уни… Как? У-ни-зи-тель-но? – произнес он по слогам.

– Да, – твердо повторила Настя, – унизительно. По крайней мере для нас с Лешей.

– Та-ак, – протянул он, вслед за Настей поднимаясь с дивана, – значит, ты полагаешь, что принимать помощь – это унижение?

– Нет, я так не считаю. Помощь – это помощь, но это означает, что ты попал в ситуацию, из которой необходимо выбраться, и сделать это самостоятельно ты не можешь. Тогда можно принять помощь, это нормально. Но если ты попадаешь в ситуацию, которая не носит характера катастрофы и из которой по прошествии некоторого времени ты прекрасно выберешься сам, то неприлично отягощать людей, даже и близких, своими проблемами и заставлять их кидаться тебе на помощь, забыв собственные дела. Мне что, жить негде? У меня крыша протекает, окна разбиты, дыры в полу? Воды нет? Ничего подобного.

Да, квартира в чудовищном состоянии, плитка ободрана, обоев нет, и все такое, да, посреди комнаты громоздится куча барахла, о которую я недавно расшибла ногу, спасибо – не голову, но это совершенно не смертельно. Ты понимаешь меня? И я не хочу ничьей помощи, я спокойно могу подождать, пока финансовое положение нашей семьи обретет какие-то четкие очертания, и самостоятельно закончить ремонт. Квартира в таком состоянии, как у меня, – это противно, тут я с тобой согласна, но не смертельно. Все, Сашенька, дискуссия окончена, слышишь, Чистяков в дверь скребется.

От входной двери действительно раздавался скрежет ключа.

– Хорошо, – вздохнул Каменский, – от тебя толку никакого. Я с твоим мужем поговорю.

– Попробуй, – усмехнулась Настя, – услышишь то же самое, только в более грубой форме.

Она не ошиблась. Примерно через сорок минут после начала праздничного ужина Саша Каменский снова завел разговор о материальной помощи семье сестры, на этот раз адресуя свои аргументы непосредственно Леше, но Чистяков оказался более дипломатичным, чем Настя, и в то же время более жестким. Он даже не стал пытаться объяснять свою позицию, как это делала его жена, и не добивался понимания, он просто заявил:

– Саша, я благодарен тебе за доброе отношение. Я знаю, что ты нас с Аськой любишь, и прошу тебя дать мне слово: если мы к тебе обратимся за помощью, ты нам не откажешь. Ведь не откажешь?

– О чем разговор! – тут же отозвался Каменский.

– Ну и славно. И можешь быть уверен, мы к тебе обязательно обратимся, когда в этом будет настоящая необходимость. Граждане родственники, предлагаю выпить за нашу милицейскую даму, у нее сегодня праздник, и не след об этом забывать!

Чистяков решительно дал понять, что тему развивать не намерен. Настя была благодарна ему за то, что неприятный разговор заглох, едва начавшись. Не участвовать в нем она не смогла бы, это выглядело бы неприличным, а участвовать не хотелось. Ей вообще не хотелось ни в чем участвовать, и Настя испытывала смутное чувство вины за то, что тяготится обществом близких ей людей. Саша и Дашуня искренне хотели доставить ей радость, купили цветы и подарок, приехали, чтобы поздравить ее с праздником, а ей это не нужно… Ну совсем не нужно. Не вообще, а именно сейчас, в этот день, сегодня. Потому что сегодня Шутник сделал очередной шаг навстречу. ЕЙ навстречу.

«Я приближаюсь к тебе, дорогая».

Он предупредил ее об этом неделю назад. Ее, а не Татьяну.

А она не поняла, гнала от себя эту мысль, ей легче и проще было думать, что Шутник обращается не к ней. А сегодня он заявил об этом прямо, и мило поинтересовался:

«Как дела, дорогая? »

Он наглеет прямо на глазах…

– Как дела, дорогая?

Настя вздрогнула и выронила вилку, затравленно озираясь.

Но ничего страшного не происходило, рядом с ней сидела Дашенька и улыбалась ей своей изумительной, озаряющей все вокруг улыбкой.

– Я спросила, как у тебя дела, – шепотом повторила она. – Чего ты так испугалась?

– А… Ничего… – Настя сделала над собой усилие и постаралась говорить нормальным голосом. – Я задумалась. Просто задумалась. Все в порядке, Дашунчик.

– Не ври, – так же шепотом ответила Даша. – Ты брата своего можешь обмануть, а меня – нет. Я тебя чувствую за километр. У тебя неприятности?

– Угу, – промычала Настя, делая вид, что выбирает на большой тарелке кусок кекса. – Так, обычные рабочие нестыковки. Не обращай внимания.

Расскажи лучше, как мой племянник поживает. Растет?

– Дети всегда растут, – тихо и медленно сказала Даша, – а ты мне зубы не заговаривай. Мы зря пришли сегодня, да? Ты не в настроении, тебе не до нас, а тут еще Саша с этим разговором про деньги… Я его предупреждала, что вы обидитесь, а он меня не послушал.

– Ну что ты, Дашенька, ласточка моя, я страшно рада вас видеть, и мне очень приятно, что вы вспомнили про мой праздник и пришли меня поздравить.

Правда-правда, честное пионерское!

Настя старалась говорить как можно искреннее, она даже пыталась заставить себя поверить в то, что говорит, но получалось у нее плохо. И Даша ей, конечно же, не поверила.

– Ты даже наш подарок не посмотрела, – укоризненно произнесла она. – А мы так старались, мы его целый месяц собирали. Готовились…

– Господи, да что же это за подарок такой, который нужно месяц собирать?

Конструктор какой-нибудь? – рассмеялась Настя и сама удивилась своей способности смеяться.

– Если тебе интересно, пойди и посмотри, – подал голос Алексей. – Я, например, уже обозрел это пиршество интеллектуального труда.

– Не смей над этим смеяться, – тут же горячо вступилась Даша, – ну и что, что тебе не нравится. У тебя вкусы другие. А Насте нравится, я знаю. Это ей подарок, а не тебе.

– Да бог с тобой, Дашуня, разве я смеюсь? Я рыдаю. И в ужасе рву на себе волосы. Мало того, что наша сыщица целыми днями имеет дело с убийцами и трупами, мало того, что она таскает с работы домой всякие криминальные бумажки, мало того, что она вместе с бумажками приносит еще и мысли, которые всю ночь пережевывает, так теперь мы будем иметь кровь и смерть даже в телевизоре. Моя нежная научная душа этого не вынесет.

Настя видела, что муж ерничает, но глаза у него серьезные. Неужели его действительно так «достает» ее работа с бесконечными трагедиями, смертями и ужасами? Да нет, какие там ужасы, обычная повседневная рутина, сумасшедших маньяков, расчленяющих трупы детишек, или по-настоящему сложных убийц с непонятными, «навороченными» мотивами, вроде нынешнего Шутника, бывает не так уж много, в основном ей приходится иметь дело с криминалитетом, делящим власть или деньги, что, в сущности, одно и то же.