Седьмое море
Шрифт:
– Ну, как у них?
Он молча пожимал плечами:
– Ято откуда знаю?
– Но ведь он тебе звонит? – настаивала Даша. – Вы наверняка встречаетесь? Она богатая, но страшная, да? Он ведь ее не любит?
– Она красавица, – мягко сказал както Сажин. – Я могу показать тебе свадебные фото.
– Ну, разумеется! Ты же был у Дана свидетелем! Предатель!
– Ты должна понять, что у них семья.
– Да не хочу я ничего понимать! Я люблю его!
Так прошел год. Вопреки предсказаниям Голицына, Даша вовсе не бросилась Диме на шею. И не собиралась этого делать. Он постепенно приходил в отчаяние,
За два месяца до получения диплома мать, поджав губы, спросила у старшей дочери:
– Что делатьто собираешься? Учеба твоя скоро заканчивается.
– Как что? Работать, – пожала плечами Даша.
– Это понятно. А жить где? Сама видишь: у нас тесно. Светка беременна, не сегодня завтра родит. Зятек у нас прописался. Ну и куда тебя? На голову посадить? Да и с работой нынче сама знаешь как. Был Советский Союз и нету. И ничего теперь нету, ни жилья по распределению, ни работы. Но так и быть, помогу тебе. Загляни завтра в одно местечко. Туда я могу тебя всунуть, я у них бухгалтерию веду на полставки. Работа не пыльная, и комнатка там есть. Потянешь.
«Местечко» оказалось центром досуга. Полуподвальное помещение, заваленное всяким хламом: елочные гирлянды, флаги, плакаты, пыльные мягкие игрушки… Посреди захламленной комнаты сидела толстая баба с испитым лицом.
– Я хочу устроиться к вам на работу, – робко сказала Даша.
– А… Верки Мироновой дочка… Водку пьешь? – Баба икнула.
– Нет.
– Ничего. Научишься. А что вообще умеешь?
Дашин взгляд упал на пыльную печатную машинку.
– Могу секретарем, – сказала она.
– Это дело! – воодушевилась баба. – Самато я одним пальцем, да и то елееле. Годится! Работа у нас не пыльная, знай гуляй! – подмигнула она. – Накропаешь сценарий праздника, мы под это дело выбьем бабки в отделе культуры, коечто, глядишь, и к рукам прилипнет, – вновь подмигнула хозяйка «хора». – Потом мы это дело обмоем. Начальники в основном мужики, с ними надо быть поласковей. – В этот раз она подмигнула уже с намеком. – Девка ты красивая, а главное, молодая. Ты у нас и будешь заво дилой.
«Да это же бордель! – ужаснулась Даша. – Учитывая, что я к тому же буду здесь жить…» И она невольно попятилась к двери.
Дима застал ее плачущей. Это было в первый раз, и он растерялся.
– Дашенька, что случилось? – Он ласково погладил ее по вздрагивающим плечам.
– Мне некуда идти, – простонала Даша. – Скоро защита диплома, потом меня выселят из общежития. Родителям я не нужна. Мне негде жить, работу я пока не нашла… Я хочу умереть…
– Выходи за меня замуж, – решился Сажин.
– Что? – Даша перестала плакать и посмотрела на него с удивлением.
– Я люблю тебя. С самого первого дня, и ты это знаешь. Золотые горы не обещаю, я, конечно, не Дан. Не звезда, и планы у меня не такие масштабные. Жить мы будем у моих родителей, свадьба будет скромной. Но знай одно: так, как я, тебя любить никто не будет. И вообще, сильнее уже любить нельзя, – усмехнулся он.
– Да, но я тебя не люблю, – честно сказала
Даша. – И ты это знаешь.– Знаю. Но я попробую с этим справиться. Бывает, любовь приходит не сразу. На это может понадобиться год, два, пять, иногда и больше. Я готов ждать.
– Сколько? – усмехнулась Даша.
– Да хоть всю жизнь! Лишь бы ты была рядом. Прости, я банальные вещи говорю, но и ты дай мне время. Я найду такие слова, что ты поверишь. А лучше не слова. Это Голицын говорить мастер, а я…
– Первое, что ты сделаешь, это перестанешь упоминать его имя.
– Значит, ты согласна?
– Да.
Ей действительно некуда было деваться. И любовь у нее была, увы, несчастная. Даша знала, что это на всю жизнь. Единственный мужчина, который ей нужен, никогда не будет с ней. Тут либо умереть, либо похоронить свои чувства и жить дальше. Даше было двадцать лет, умирать ей расхотелось. И она решила жить.
…Свадьба была скромной. Хотя Дашина мать очень обрадовалась, что можно старшую дочку сбыть с рук, и сняла деньги с книжки. В общем, по словам Веры Ивановны, все было как у людей. И даже брачная ночь, на самом деле первая и у нее, и у него. Оба не знали, что делать, и растерялись. Разговоры – это одно, но когда за молодыми закрылась дверь спальни, Даша с Димой почувствовали неловкость. Особенно она, ведь мужчину, с которым надо было лечь в постель, Даша едва терпела.
Это был какойто кошмар. Даша кусала губы от боли, а Димка чуть не плакал.
– Чем больше ты меня жалеешь, тем больше мне больно, – разозлилась она. – Ты мужчина или нет? Или ты не хочешь быть моим мужем понастоящему?
– Безумно хочу, но если бы ты знала, как мне тебя жалко! – У него в глазах и в самом деле стояли слезы, будто это у него внутри все горело.
Он не мог причинить ей боль, а она не могла попросить об одолжении когонибудь другого. Верх маразма: пожалуйста, сделай меня женщиной, а то мой муж не может! А ведь с Димкой все в полном порядке, молодой мужчина, на редкость здоровый, Даша не помнила, чтобы он когданибудь болел, и, как оказалось, очень сильный. Но как он страдает, видя ее слезы! И ничего не может с собой поделать.
Получилось у них только на третью ночь. Еще с неделю Даша к себе мужа не подпускала. Потом убедилась, что это уже не так больно, терпеть можно, и их супружеская жизнь коекак наладилась.
А через год Даша родила дочку…
Море седьмое, Балтийское
– Так что Дима получил свою ненаглядную в подарочной упаковке, нетронутую, – усмехнулся Голицын, заканчивая свой рассказ.
– И вы этим поступком, судя по всему, очень гордитесь? – спросил Алексей, на которого рассказ Даниила Валерьевича произвел неприятное впечатление.
Да, банальный любовный треугольник, но, судя по тому, что рассказал Голицын, получается, он трус. И человек весьма предприимчивый и расчетливый, раз женился на полковничьей дочке, москвичке, а не на бедной провинциалке.
– Я же ясно сказал: Дашу я не любил, – раздраженно сказал Голицын. – Где тут подлость? Я женился вовсе не по расчету, а по взаимной любви, а в том, что ктото влюбился в меня, я, уж извините, не виноват. – Даниил Валерьевич развел руками. – Да вы хотя бы знаете, сколько их было?!