Седьмое небо

— Ты с ума сошел, он ведь всю ночь работал!

— Ничего, и вообще, я думаю, это событие нужно сегодня отметить.

— Это дело доверьте мне, — сказал Важа, — дома у меня стоит двадцать бутылок имеретинского. Сейчас позвоню своей княгине, и она добавит к вину другие необходимые вещи. Сегодня у меня настроение кутить. Скоро три месяца, как я капли в рот не брал.

— А своим ты сообщил? — спросил Резо Кавтарадзе.

— Зачем? Если мне действительно дадут Героя, они и без меня узнают. В конце концов, пока еще ничего не случилось. Меня хотят представить, но представление это еще не присвоение.

— Ах вот как, хитрец, ты же говорил, что ничего не знаешь? — рассмеялся Резо. — Все равно, повод выпить есть. После оперативки все мы соберемся около твоей машины…

Леван издали заметил, что Лексо как-то неловко действует лопатой, и подошел ближе.

— Что с тобой, не заболел ли ты? — прокричал Леван. «Нет», — показал жестом сталевар и смутился.

— Что-то ты не в форме. Если плохо себя чувствуешь, иди домой, отдохни.

— Нет, — Лексо упрямо покачал головой.

— Тогда хорошенько забей порог, работай быстрее…

Левану захотелось пить, он подошел к будке с газированной водой.

— Вчера из деревни к нему товарищи приехали, малость перебрали, видно, — сказал ему сталевар третьей печи. Он догадался, о чем беседовали начальник смены и Арчемашвили. — Бедняга! Наконец-то и у него радость в доме!

Леван смолчал. Выпил залпом воду и не торопясь закурил.

Сегодня смена работала с особым старанием. Леван понял, что они горды за него и хотят отличиться в этот радостный для начальника день.

В третьей, четвертой и седьмой печах шихту засыпали в рекордные сроки.

Арчил принес анализ чугуна из миксера и что-то сказал. Они стояли слишком близко у печи. От страшного грохота ничего не было слышно. Хидашели взглянул на анализ. Углерода много, да черт с ним, с углеродом, а вот количество фосфора и серы слишком уж велико. Он выругался и направился к миксеру. Мастер пошел за ним, но прежде они завернули к Хундадзе, и Леван молча положил анализ перед Элизбаром на стол: что, мол, ты на это скажешь?

Элизбар заглянул в бумагу и подчеркнул красным карандашом две цифры. Потом взялся за телефон.

И как раз в этот момент в цехе завыла сирена. Леван вздрогнул. Элизбар уронил телефонную трубку. Они переглянулись — лица их словно окаменели. Первым опомнился и выскочил из кабинета Леван. По лестнице он бежал через две ступеньки и как ошалелый ворвался в цех.

Народ толпился у второй печи. Леван растолкал сталеваров и остолбенел — на полу лежал Лексо Арчемашвили. Вместо его левой ноги торчала обуглившаяся кость. Леван закрыл глаза, а когда снова открыл их, рабочие уже суетились возле печи. Все было ясно: сталь прорвала порог и выплеснулась Лексо на ногу.

«Все погибло, все», — это была первая мысль, промелькнувшая в голове Левана.

— Черт возьми, почему я его не выгнал! — шептал он в отчаянии.

За все эти годы никогда у него ничего не случалось, кроме нескольких простых, незначительных неполадок. Он как бы забыл, что во время единоборства с металлом может произойти авария, может пострадать человек. А ведь он знал много примеров, да и сам бывал свидетелем подобных аварий. Но чтобы все это произошло у него!.. Левану показалось, будто он стоит у пропасти и вот-вот рухнет туда.

Вокруг Лексо уже столпились приехавшие врачи…

«Погибло, все погибло», — монотонно стучало в голове у Левана. А в это время Арчемашвили уже увозили, потом появились директор и главный инженер, Иорам Рухадзе спрашивал, сильно ли пострадал сталевар, а ему кто-то отвечал, что если кость не повреждена, то, может быть, ногу не ампутируют, но, во всяком случае, работать парень больше не сможет…

Все это было где-то далеко от Левана, мысли которого были заняты только одним: «Пропало, все пропало…»

— Леван, что с тобой? — встряхнул его кто-то. Рядом стояли Важа и Резо.

— Я сам виноват! — проговорил Леван с усилием.

— Чушь какая, в чем же ты виноват? — начали успокаивать его ребята.

Они не поняли, о чем он думал…

«Почему сегодня, почему именно сегодня?» — места себе не находил Леван.

Все собрались в кабинете начальника цеха для составления акта.

— Вот бедняга, только жена поправилась, из больницы выбралась, и такое несчастье! — вздохнул Арчил Хараидзе.

Рабочие стояли возле кабинета и тихо разговаривали. Они ждали решения начальства.

— Интересно, что запишут в акт, какую назначат пенсию?

— Если начальник смены скажет все как надо, зарплату полностью оставят.

— Все-таки как же это случилось, кто виноват? — спросила секретарша. На ее стуле кто-то сидел. А она ходила вокруг стола и только охала.

— Кто его знает… К печи он подошел прикурить, именно в этот момент и прорвалась сталь. Он даже отпрыгнуть не успел. Хорошо еще, что в лицо не попало.

— В акте должны записать, что он не виноват. Иначе даже пол-оклада не дадут на пенсию.

— Надо было предупредить начальника смены!

— Хидашели в таких делах не ошибается, вы же видели, как он переживает. Даже если ему грозит выговор, он не поставит под удар Арчемашвили, — уверенно сказал Васо Хараидзе.

Никто ему не ответил, все только закивали, ты, мол, прав…

Леван Хидашели сидел в кабинете, опустив голову, уставившись в пол.

— Как это случилось? — спросил главный инженер. Хидашели очнулся, взглянул на Георгадзе, потом оглядел остальных. Директор перебирал бумаги.

«Кто знает, может быть, и не все еще погибло, — подумал Леван. — Во всем нужно обвинить сталевара. Это единственный выход… Хотя нет, почему обвинить, ведь он действительно виноват, ведь это так и было! Да, во всем виноват сам Арчемашвили. И он, Леван Хидашели, с чистой совестью скажет сейчас истинную правду».

Леван с надеждой посмотрел в глаза главному инженеру и громко, уверенно начал:

— В ту минуту, когда сталь прорвала порог, я был у начальника цеха. Говорят, что Арчемашвили подошел к печи прикурить… Сталь именно в ту минуту прорвала порог…