Седьмой сын

Элвин рассмеялся, почти неслышно, его грудь тяжело заходила.

– Тебе смешно. О тебе-то все заботятся.

На этот раз Элвину пришлось собрать все силы, чтобы спросить:

– Ты хочешь, чтоб я ушел?

Кэлли долго не отвечал, но потом произнес:

– Да нет. Кто со мной играть будет? Кузены – дураки все. Из них никто бороться толком не умеет.

– Я уеду скоро, – прошептал Элвин.

– Никуда ты не уедешь. Ты седьмой сын, тебя не отпустят.

– Уеду.

– Я много раз пересчитывал, и каждый раз выходило, что это я седьмой. Дэвид, Кальм, Мера, Нет, Нед, Элвин-младший – это ты, а затем иду я. Получается семь.

– Вигор.

– Он умер. Давным-давно. Почему-то никто не сказал об этом маме и папе.

Те несколько слов, что пришлось произнести, израсходовали все силы. Элвин чувствовал себя вымотанным до крайности. Кэлли больше ничего не говорил. Сидел тихонько, как мог. И крепко сжимал руку Элвина. Вскоре Элвина закачали волны сна, поэтому он так и не понял, приснились ему или нет следующие слова Кэлли. Но вроде бы он точно слышал, как Кэлли произнес: «Я никогда, никогда не хотел, чтобы ты умер, Элвин». А потом он, похоже, добавил: «Вот если б я был тобой…» Элвин провалился в сон, а когда снова проснулся, никого рядом не было. Дом был погружен в ночную тишину, изредка разрываемую стуками-шорохами – то ветер ставней грохнет, то балки затрещат, сжимаясь от холода, то бревно выстрелит в очаге.

Элвин опять заглянул внутрь себя и пробрался к ране. Этой ночью он не стал возиться с кожей и мускулами. Теперь он должен поработать над костями. Приглядевшись, он удивился: кости словно сотканы из кружев и усеяны крошечными дырочками. В отличие от камня, они были прозрачными и ломкими. Однако он довольно быстро научился управляться с ними и вскоре крепко срастил друг с другом.

Но что-то ему не нравилось. Больная нога чем-то отличалась от здоровой. Разница была незначительной, невидимой глазу. Элвин просто знал, что эта разница, в чем бы она ни заключалась, делает кость больной изнутри. В ней будто какая червоточинка поселилась, но Элвин, как ни старался, так и не смог понять, как ее исправить. Это все равно что снежинки с земли собирать: думаешь, хватаешь что-то твердое, а в руке одна грязь.

Хотя, может, все пройдет. Может быть, когда он вылечится, больное место само зарастет.

* * *

Элеанора задержалась у матери допоздна. Армор ничего не имел против того, что жена поддерживает отношения с родителями, но возвращаться домой в сумерках слишком опасно.

– Говорят, на юге объявились какие-то дикие краснокожие, – начал разговор Армор. – А ты по лесу бродишь по ночам.

– Я старалась идти побыстрее, – ответила Элеанора, – а дорогу домой я найду всегда.

– Вопрос не в том, найдешь ты дорогу или нет, – ядовито произнес он. – Французы стали раздавать ружья в награду за скальпы бледнолицых. Людей Пророка это не соблазнит, но чоктавы будут только рады возможности наведаться в форт Детройт, пожиная по пути урожай скальпов.

– Элвин будет жить, – сказала Элеанора.

Армор терпеть не мог, когда она перескакивала с темы на тему. Но такую новость он не мог не обсудить.

– Значит, решили отнять ногу?

– Я видела рану. Она затягивается. Под вечер Элвин-младший проснулся. Мы даже поговорили с ним немножко.

– Я рад, что он пришел в себя, Элли, искренне рад, но надеюсь, ты не обольщаешься этим. Огромная рана может сначала затянуться, только вскоре гной возьмет свое.

– На этот раз, думаю, все обойдется хорошо, – промолвила она. – Ужинать будешь?

– Я сожрал, наверное, батона два, пока бродил по комнате взад-вперед, гадая, вернешься ли ты вообще домой.

– Живот мужчину не украшает.

– Не всякий. Мой, к примеру, сейчас отчаянно взывает к пище, как и любое другое нормальное брюхо.

– Мама дала мне сыру. – Она развернула сверток на столе.

У Армора имелись определенные сомнения насчет этого сыра. Он считал, сыр у Веры Миллер получается столь вкусным, потому что она проделывает с молоком всякие штучки. Но в то же самое время на обоих берегах Воббской реки, да и на Типпи-каноэ не найти сыра вкуснее.

Каждый раз, ловя себя на том, что мирится с колдовством, Армор выходил из себя. А выйдя из себя, он придирался ко всякой мелочи. Вот и сейчас он не мог успокоиться, хотя знал, Элли не хочется говорить об Элвине.

– А почему ты решила, что рана не загноится?

– Она быстро затянулась, – пожала плечами она.

– Что, совсем?

– Почти.

– И насколько почти?

Она обернулась, устало закатила глаза и повернулась обратно к столу. Взяв в руки нож, она принялась нарезать яблоко к сыру.

– Я спросил, насколько, Элли. Насколько она затянулась?

– Вообще затянулась.

– Два дня прошло с тех пор, как жернов содрал все мясо с ноги, и раны уже нет?

– Всего два дня? – переспросила она. – Мне казалось, неделя, не меньше.

– Если календарь не врет, минуло два дня, – подтвердил Армор. – А это означает, что там имело место ведьмовство.

– Насколько я помню Писание, человек, излечивающий раны, не обязательно колдун.

– Кто это сделал? Только не надо мне говорить, что твои папа с мамой открыли вдруг какое-то сильнодействующее снадобье. Они что, дьявола на помощь вызвали?

Она обернулась, сжимая в руках острый нож. Глаза ее яростно вспыхнули.

– Папа, может, и не любит ходить в церковь, но дьявол никогда не ступал на порог нашего дома.

Преподобный Троуэр имел несколько другое мнение, но Армор счел, что о проповеднике сейчас лучше не упоминать.

– Ага, значит, тот попрошайка…

– Он честно отрабатывает свой стол и кров. И трудится не меньше остальных.

– Поговаривают, он знавался с колдуном Беном Франклином. И ходил в знакомых у этого безбожника с Аппалачей, Тома Джефферсона.

– Он знает много интересных историй. Но мальчика исцелил не он.

– Тогда кто же?

– Может, Элвин сам себя исцелил. По крайней мере, нога еще сломана. Так что это не чудо. Просто раны на нем заживают как на кошке.

– Ну да, дьявол обычно заботится о своих выкормышах. Может, потому на нем так быстро все заживает, а?

Она снова повернулась, и, взглянув ей в глаза, Армор тысячу раз пожалел о своих словах. Хотя чего он такого сказал? Преподобный Троуэр сам не раз говорил, что мальчик этот все равно что Зверь Апокалипсиса.

Мальчик не мальчик, зверь не зверь, но Элвин приходился родным братом Элли. Большей частью она была тише воды ниже травы, иного и пожелать нельзя, но если ее разозлить, она превращалась в ходячий ужас.