Сегмент времени

«Почему молчит правительство? – думал он, – мы должны знать, что происходит. А ученые?»

Поиски в интернете ни к чему не привели. Не было ничего, что хоть как-то объясняло эти происшествия, даже не нашел форума, где обсуждались бы эти проблемы. Это привело к мысли, что интернет хорошо подчищают.

Какой бы не была глобальной проблема катаклизма Земли, все же она отступала перед проблемой более серьезной, в данный момент для Чепрыгина, он понимал, что отношения Карины с Григоряном медленно, но все же развиваются, и не в его, Чепрыгина, пользу. Он чувствовал себя ревнивым отцом, который на дух не выносит всех потенциальных зятьев, тем более, Григоряна!

Он дулся на Карину, совершенно не отдавая себе отчета в том, что не имел права вмешиваться в ее личную жизнь. Он стал грубым и жестоким со своей аспиранткой. Зло подшучивал над ней, заваливал кучей работы, порой совершенно ненужной. Старался занять ее вечерами, после работы, чтобы из лаборатории она шла прямиком домой. Но она смотрела на него смеющимися глазами, будто что-то знала, что не знал он, и от этого ей было весело.

К концу рабочего дня за окном появлялся ненавистный Чепрыгину Григорян и стоял там до тех пор, пока Карина не уходила домой.

Профессор психовал, он пытался придумать, чем же отомстить майору за свои унижения, и как сделать так, чтобы Карина перестала с ним видеться. В конце концов, он пошел к полковнику Валуевой и нажаловался ей на начальника охраны, что он, якобы, теперь не дает проходу его научному сотруднику.

Вызвали начальника охраны. Григорян стоял, потупившись, и молчал. Он не сказал ничего, только прятал от всех свои виноватые глаза.

Командир взяла с него слово больше не мешать ни профессору, ни его сотруднику спокойно работать.

Профессор ждал, что вот-вот из-за угла, как бывало раньше, вынырнет начальник охраны и устроит разборку за его ложь. Он даже хотел этого, хотел вернуть все на круги своя. Но, даже встретившись случайно, Григорян здоровался и проходил мимо.

Зато за окном он больше не появлялся. Леонид Алексеевич не знал, хорошо это или плохо, он совершенно не знал, закончились ли у них отношения или продолжаются?

Однажды, уйдя домой, но вернувшись зачем-то в свой кабинет, Чепрыгин увидел в лаборатории этого ненавистного Григоряна. Профессор, не сдержавшись, устроил безобразный скандал.

Обвинения сыпались одно за другим, но одно нелепее другого. Чепрыгин кричал, махал руками, он вошел в раж, не замечая ничего вокруг.

Григорян стоял у стола девушки и что-то разглядывал на полу, а Карина смотрела на профессора, готовая вот-вот разрыдаться. Когда Чепрыгин взглянул на свою аспирантку, у него сразу кончился весь заряд агрессивности, он мгновенно успокоился, торопливо взял из своего кабинета папку и ушел, не попрощавшись.

Дня два профессор не появлялся на рабочем месте. Он боялся объяснений с Кариной, или хуже, ее молчаливого упрека. Леонид Алексеевич не знал, как зайти, как поздороваться, как дальше себя вести. Стоит ли извиниться, или оставить все как есть? В конце концов, он пришел на работу, его встретила не улыбающаяся, а грустная, со следами недавних слез, девушка. Словно провалился сквозь землю и майор Григорян, не попадался на глаза даже случайно.

Глядя на Карину погрустнел и сам Леонид Алексеевич Он переживал, даже перестал ходить к Михаилу Романовичу и Ромке. И сам недоумевал, почему так неравнодушен, до болезненности, к своей сотруднице. Да, она дочь Лолы, это многое объясняет, но не все.

Он стал уходить домой пораньше, работать совсем не хотелось. Балкон Чепрыгина выходил в сторону леса, и профессор подолгу наблюдал, как грачи мечутся в небе.

«А собака у Рябыкина все-таки сбежала», – подумал он. Но мысли вновь возвращались к Карине, а от нее к Лоле. Теперь он сожалел о том, что тогда не настоял на своем предложении, а потом, не разыскал ее. И Карина могла бы быть его дочерью. От этой мысли стало тепло в груди.

«А если она действительно… – вдруг подумал он. – Сколько ей лет? Когда это было?»

Он лихорадочно сопоставлял время его романа с Лолой и возраст Карины.

«Институт – пять лет, аспирантура, заочно – четыре, но это если уже закончить. Сколько лет она учится в аспирантуре?»

Он волновался так, что затряслись пальцы, держащие сигарету. Одевшись, Чепрыгин побежал в лабораторию. С порога, совершенно бестактно, он задал Карине вопрос, который его мучил:

– Сколько Вам лет?

– Двадцать пять, – ответила девушка, уже зная, зачем этот вопрос задал профессор, – я родилась под Новый год, – добавила она тише.

Именно этого ответа он и ждал. Профессор смотрел на Карину, не отрывая взгляда. Как он был слеп! Нет, не слеп, он это понял в первый день, но был глух к своему сердцу и упрямо, отодвигал эту минуту.

– А кто Ваш отец Карина… Леонидовна?

– Вы, Леонид Алексеевич, – просто сказала она.

Глава 6

Как долго шел этот разбитый автобус! Ну, почему, чем дальше в глубинку, тем хуже общественный транспорт? Сидения облезшие, окна дребезжат, двери не открываются, а если и открываются то, обязательно, не закрываются. Сидячих мест мало, а дорога дальняя, люди изнывают от жары, кондиционеров, конечно, нет, поэтому открыты все форточки, в них летят облака пыли, которую поднимают колеса от давно не ремонтированной дороги.

Валентина Марковна, женщина лет тридцати пяти, в строгом летнем костюме, открытых туфлях на небольших каблуках, уже готова была упасть на пол автобуса, ее терпению подходил конец.

Прошло уже сорок минут, как она вошла в эту консервную банку, еще на остановке засекла время, чтобы отслеживать, сколько осталось ехать. Без конца посматривая на часы, она уже сходила с ума от того, что минутная стрелка почти застряла на месте, еле-еле двигаясь. За окном все также медленно передвигались однообразные картины деревьев и полей.

Ездить этим маршрутом ей приходилось из-за матери, Екатерины Михайловны, которая не очень давно поселилась в деревне. Ей на старости лет захотелось пожить деревенской жизнью, на свежем воздухе.

Как только Валентина не отговаривала ее, даже к психологу водила, все тщетно, мало того, мама и психолога убедила, что всем полезно жить в деревне.

– Как ты там будешь жить одна, ты же почти всю жизнь прожила в городе? – спрашивала ее дочь.

– Везде люди живут, – отвечала она.

В общем, пришлось Валентине Марковне перевозить свою маму в деревню, в дом, который ей оставила в наследство баба Маня, бабушка Валентины, с которого и началась мамина хандра по деревенской жизни.