Сегодня и вчера

— Хорошо, бабушка, мы запремся крепко-накрепко и не услышим даже, если ты будешь стучать, — сказал Алексей, желая как можно скорее остаться вдвоем с Ийей и сказать ей так много, а что — он не знал и сам…

XII

Когда хлопнула входная дверь, Алексей растерял все слова. Он смотрел на Ийю, будто все еще не веря, что это она.

— Да что ты, право… Мне даже как-то неловко…

— И! Милая! И! Я ничего не хочу пока знать! И! Я нигде никогда не видал прекраснее женщины… И!.. Милая. И!.. Как же проглядел тебя… Как же не увидел тогда хотя бы свет твоих глаз!.. И! Милая И!.. Как я мог потерять тебя?

— Ты? Меня? Потерять? Алеша, сейчас же выполощи рот и посмотри в зеркало, не почернел ли твой язык.

— Но у тебя же ребенок. Сын, — упавшим голосом сказал Алексей.

— Ну и что же?

— Как это так: «Ну и что же?» Ведь я уже давно перестал верить, что детей находят на капустном листе или покупают на рынке… Кто твой муж?

— У меня его нет.

— Вы разошлись?

— И да, и нет. Он не считал себя моим мужем.

— Значит, порядочная дрянь.

— Нет, почему же… Он просто так был устроен.

— Странное устройство. Ну а сына-то хоть он признает своим сыном?

— Он ничего не знает о нем. Когда мы расставались, я не хотела омрачать его счастье моим предстоящим материнством.

— Он полюбил другую?

— Не думаю, но его родные и все окружающие не допускали, что мы можем быть счастливы.

Алексей негодовал:

— Ну а он-то, скотина, должен был допустить, что такого рода отношения для женщины кончаются материнством?

— Видимо, ему не пришло в голову. И я не в обиде на него за это. Ты же помнишь, какая я была тогда жалкая… Кто мог предположить, что я способна стать матерью?..

Алексей густо покраснел и спрятал свое лицо в коленях Ийи. Потом тихо сказал:

— Я ничем не отличаюсь от этого подлеца. Я ведь тоже тогда…

Ийя закрыла Алексею ладонью рот:

— Не надо вспоминать, Алексей. Что было тогда того уже нет. Я тоже забыла Руфину. И если ты хочешь, чтобы я относилась к тебе с уважением, — пообещай не спрашивать меня о сыне хотя бы месяц. Нам нужно выяснить, во-первых, наши отношения…

— Мне не нужно их выяснять! — почти крикнул Алексей. — Я никого никогда не любил… Мне лишь казалось… Меня убеждали, что я…

Ийя опять закрыла рукой его рот:

— Не надо, не надо ни в чем меня убеждать. Я знаю все, совершенно все. Если бы я не знала всего, то разве бы я появилась здесь!

— А кто рассказал тебе обо мне?

— Милый мой, у тебя на свете столько тайных друзей, что ты даже не можешь представить…

Ийя снова ушла от прямого ответа, глядя в беспокойную синеву его глаз, бездонных как небо. В них счастье и страдание. Веселье и отчаяние.

Такими раньше, никогда не были его глаза…

— И если я увижу, поверю, — снова стала говорить она, — что ты любишь меня… то разве мой сын не станет твоим сыном, Алеша?

— Разве ты не видишь этого?

— Вижу, солнышко мое!

— Нужно завтра же отправиться в Челябинск и привезти его… Я полюблю его… Я уже люблю и называю его своим сыном. И он никогда не будет знать, что у него был другой отец… И я… И я позабуду об этом…

Она отвернулась и заплакала.

— О чем ты, родная моя?..

— От счастья… Я верю, что ты будешь любить его. Но я мать. Я не могу, я не имею права быть торопливой… Нет, нет, не торопи меня. Пусть пройдет хотя бы месяц. Поедем навстречу весне. В Сочи, в Гагры… У меня длинный-предлинный отпуск…

Ийя снова оказалась в объятиях Алеши и снова принялась уговаривать его, теперь уже шепча ему на ушко о том, что сулит ему черноморская весна, которая может начаться для него через два дня.

В шепоте Ийи слышалось столько заманчивых радостей. В нем калиновым цветом цвели мимозы по склонам южных гор, море плескалось у их ног, весенний ветерок напевал голосом Ийи песенку о первой и единственной любви Алексея, любви потерянной и найденной им, такой огромной любви.

— Весна там, где ты, моя И. Где ты! — Он поднял ее на руках. И в доме зацвели мимозы. Ласково дохнуло море. Стены раздвинулись. Поднялся потолок. По нему плыли облака и тянулись стаи возвращающихся птиц…

XIII

Солнце припекло снег, а властная уральская зима тут же замораживала посмевшие таять белые равнины.

Зайцы, почуяв весну, забегали по солнечным угорам в торопливой заботе о потомстве. Сережа, снова уйдя в охоту, не пропускал свободного часа. Пригодился теперь дедушкин-бабушкин подарок — широкие лыжи, подбитые оленьим мехом. Шагается как в волшебных сапогах, и не страшны никакие сугробы.

Чудесно раннее, едва заметное пробуждение весны. Зимующие здесь птицы и те оживились, чуя близкую передвижку к северным гнездовьям. Туда, поближе к тундре, в низкорослые леса, где скоро наступит круглый день, где будет невпроед всякой живности, жужжащей и гнусящей, болотной и таежной.

Лес тоже как-то повеселел. Ели то и дело сбрасывают со своих зеленых лап потяжелевший снег. Полежал, и хватит. Падай на землю, чтобы потом растаять и отечь говорливыми ручейками в реки.

Хорошо бы Сереже повстречаться с волком. Для свидания с ним готов хороший свинцовый гостинец в левом стволе его ружья.

Конечно, куда лучше, если бы вместо волка встретился медведь шатун, рано разбуженный в берлоге и шатающейся теперь по голодному лесу с пустым брюхом в поисках еды. Сережа бы сумел выцелить ему под левую лопатку из одного ствола, а из другого ослепить его дробью, как это сделал в молодые года его отец, Роман Иванович.

Медвежью шкуру он бы подарил Ийе, чтобы показать всем людям и, конечно, Руфине, с каким уважением относится он к этой маленькой женщине, которую теперь во всеуслышание называет своей милой сестричкой. Он готов исполнить каждую ее просьбу. Он уже преподнес ей огромного зайца. Русака. Бабушка Стеша отлично умеет готовить зайцев. Вообще Сережа сделает все, чтобы на этот раз Ийя не разлучилась с его братом.

Не для себя. Не ради того, чтобы вернуться в покинутый домик с башней. Об этом не хочется даже вспоминать. Теперь он уже никогда не поверит Руфине. По сравнению с нею Лидочка Сперанская светлое облачко.

Между тем, он любил Руфину и радовался ее успехам на семнадцатой линии. Эти успехи начались сразу же, чуть ли не на второй день после появления там молодежной бригады и ее бригадира Дулесовой. Она работала не щадя себя, не считаясь со временем. Это был подвиг. Настоящий трудовой подвиг. Но Сережа знал, что руководило Руфиной. Зачем ей снова понадобилась слава. Но это напрасные мечты. Ничто, никто и никогда не затмит Ийю. На свете нет сил, которые могли бы разлучить ее с Алексеем.